Максим Мейстер - Открытки от одиночества

— Но… — Я сел на кровати, положил подушку под спину. Тара тоже села. Все-таки испортил момент близости. Во всяком случае, сделал его короче, чем он мог бы быть. — Я знаю, что на несовместимость матриц проверяют. Вот у меня, например, было с одной… Как так получилось у твоих?

— Да при чем здесь тесты? Проверяют только на патологическую несовместимость. Это когда после слияния пара физически не может долго жить вместе. А такое — редкость. Мои родители и еще многие и многие — вполне себе жили в слиянии. И внешне, со стороны вполне себе благополучная семья. Вот только я не могла смотреть со стороны. Я была и внутри… Конечно, с годами они как-то попритерлись. Папка пристрастился к выпивке, потом и мамка. У семейных же все в паре идет. Один выпил, матрицу перекосило, а второй чувствует. И поговорить уже нельзя, ори не ори, пьяная матрица только недоделанными умильными образами отвечает. А похмелье потом у обоих… Так что…

— Живы они?

— Живы, что им сделается? Еще и меня переживут.

— А матрицу с родителями слагаешь? Хоть иногда?

— Нет. Уехала как можно дальше и только почувствую, что думают обо мне, сразу блокирую все, что могу. Не хочу их в себе. Не хочу. Нельзя родителям ненавидеть друг друга, нельзя! Особенно когда маленькая девочка… Особенно когда у них маленький ребенок в кроватке лежит рядышком… Который все чувствует, который…

И Тара опять расплакалась. И совсем не так, как недавно. Это были настоящие слезы…

…Мы с Тарой поужинали и вернулись в спальню. Обнимались и дурачились, даже смеялись вместе. Секса больше не хотелось, и это было здорово. Серьезных разговоров, впрочем, не хотелось тоже.

Мы болтали о разных посторонних вещах. Я рассказал Таре про сеть и электронную книжку. Книжкой она заинтересовалась, и мы вместе дочитали историю с запахами. Вдвоем ее читать было весело, мы смеялись как сумасшедшие от каждого «пука». И глупый сюжет истории даже не казался таким уж глупым.

Тара сказала, что хочет себе такую же. Я рассказал, где купить. Мы даже начали читать вместе «Трафик любви», но книга опять не пошла, забросили ее на первой странице предисловия и пошли перечитывать про пахучую ведьму в лесу.

Потом проветрили спальню, немного еще поболтали и в обнимку заснули…

Проснулся я от того, что на меня кто-то смотрел. Так сильно и настойчиво, что я открыл глаза и сел.

Передо мной стояла Кана, бледная, ее взор, казалось, сейчас прожжет меня гневом.

— О, Кана! Я тебя так ждал! — Улыбнулся я, продирая глаза.

— Вижу!.. — Она подошла к кровати вплотную. — Как так можно?! Вис! Ты же дал слово! Ты поклялся Альвисом! Я так разочарована, что не знаю, не знаю, что сейчас сделаю!

— Эээ… Ты чего?..

— Ты же сказал, ты поклялся! Знаком! Нашим с тобой знаком, что у тебя не будет новых почти-жен!

— А! — До меня дошло. — Так это не новая, это старая!

— Кто старая?! — Тара тоже села в кровати, переводя взгляд с меня на Кану и обратно. — Я?!

— А давай его побьем? — вдруг предложила Кана. Она явно успокоилась, гнев из взгляда пропал, на лице выступил румянец. — На всякий случай. Чтобы не пугал так хороших девушек!

Они как-то на удивление согласовано бросились на меня и принялись мутузить и щекотать. Я, конечно, отбивался, но несильно. Мне было необыкновенно хорошо…

Завтракали втроем. Кана рассказывала Таре про наше приключение с Альвисом и про мое обещание найти наконец настоящую жену.

Тара слушала, хмурилась, но под конец сказала:

— Не одобряю такие договоры с сами собой. Не одобряю, но понимаю. В данном случае, особенно понимаю. Вис — такой размазня, между нами девочками говоря. Восемь лет не мог решиться предложить мне обряда, хотя я ждала этого уже через год нашего почти-брака. А предложения все не было и не было. А я все ждала и ждала. Чтобы был повод уйти. Так вот восемь лет и прождала…

— А может, все-таки, поженитесь, а? — спросила Кана. — Все-таки восемь лет…

К моему удивлению Тара не взбесилась и даже не поменялась в лице.

— Вот уж нет. Спасибо! Мне этой недели тоски хватило. Как представлю, что чувствуют женатые, когда приходится расставаться! Нет, лучше уж всю жизнь осознанно оставаться одному и немного переживать по этому поводу, чем даже несколько дней испытывать ту тоску, что неизбежно придет, когда часть тебя вдруг уйдет.

— Не обязательно же твой муж умрет первым.

— Ну да, или обречь часть себя на невыносимые страдания, умерев первой… Нет, друзья, семья не для меня. Я — одна. Пришла в этот мир одна и уходить из него мне одной. Так меньше боли.

— Думаешь?..

— Уверена.

Я внимательно следил за беседой девушек. Хотелось вставить свои аргументы, но боялся спугнуть разговор. Я вдруг увидел такую Тару, которой не знал за все восемь лет нашего почти-брака. Теперь сквозь сильную, яркую, сексуальную женщину с независимым до отчаяния характером я разглядел маленькую девочку, которая плачет в кроватке, не понимая, что это с ней делают. Кто эти двое, что кричат друг на друга, и что это за жуткое ощущение усиленной нелюбви? Девочка, которая еще не знает слова «ненависть». Маленький ребенок, который пока знает только одно слово, ждет только одного чувства — любви. А его все нет, и нет, и нет…

— Даже не знаю что и сказать. — Кана пожала плечами. — Не обижайся, но по-моему довольно глупо всю жизнь немного мучиться только ради того, чтобы избежать одного сильного, но краткого мучения. Даже пословица такая есть: лучше ужасный конец, чем ужас без конца!

— Ну, не такой и ужас… — Тара улыбнулась пословице, которой, похоже, раньше не слышала.

— И все равно, отказываться от чего-то, просто прикидывая, что это нечто может плохо кончиться — глупо. Все равно, что жениться исключительно из-за предположения будто загробная жизнь гарантирована только женатым.

— Ну, это вообще выдумки друидов. Понятное дело, как-то надо было аргументировать и поощрять женитьбу.

— Так я о том же. Твои опасения очень похожи на это, только с другой стороны.

— Не улавливаю связи. — Тара хмыкнула. — Но — пусть. Забудем о тоске и необходимости умирать в разлуке для женатых. Я же тебе говорила, что основное для меня — это личный опыт. Я до сих пор с содроганием вспоминаю, как слагалась матрица, и я оказывалась в мире родителей.

— Тут, конечно, сложно что-то сказать… — Кана вздохнула. — Мои тоже спорили и ссорились, особенно поначалу, но я что-то не особо страдала от этого. Не помню такого. Когда назревал внутренний скандал, матрицы набухали и, казалось, сейчас в голове все взорвется, мама или папа всегда успевали закрыться и сказать что-то вроде: «Кани, иди, погуляй, мы тут немного не любим друг друга опять». И я переставала их чувствовать. А спустя какое-то время снова была с ними, и чувствовала как они любят другу друга и меня…