Альфред Андерш - Занзибар, или Последняя причина

ЮНГА

Он почувствовал, как Кнудсен подал катер назад, потом снял со сцепления. Лодка больше не двигалась. Она довольно сильно вращалась под порывами ветра, которые юнга ощутил, выйдя на палубу. Он пошел к корме, спустил шлюпку и прыгнул в нее. Кнудсен протянул ему две пары весел и канат.

— Дует встречный ветер, — сказал он, — тебе придется попотеть.

Юнга посмотрел, как катер снова двинулся по намеченному курсу, а сам стал изо всех сил налегать на весла, чтобы выбраться из фарватера. Жуткая это была работенка — провести лодку против ветра через залив, но юнга греб упорно, с каким-то ожесточением. Если у нас будет на борту пассажир, значит, мы поплывем к другим берегам, и это для меня единственный шанс.

Теперь, когда он почувствовал, что у него появился шанс, он даже перестал думать о причинах, по которым хотел смыться из Рерика. Он больше не вспоминал об отце, он забыл, что в Рерике никогда ничего не происходит, и уж меньше всего он мечтал сейчас о Занзибаре. Все его мысли были поглощены одним: представившимся шансом и тем, удастся ли ему этим шансом воспользоваться.

ЮДИТт — ГРЕГОР

Была половина первого, когда они дошли до здания кооперативной фермы. Грегор нашел окружной путь, который вывел их на Доберанское шоссе уже вне города, и снова все вокруг было безлюдно, шоссе выглядело темным и пустым, и только один раз они увидели грузовик, но вовремя спрятались за деревьями и кустарником, прежде чем тот приблизился к ним.

За городом ночь была не такой черной, но и не особенно светлой. Ущербная луна уже висела довольно низко на западе, серп желтушного цвета, хотя и не очень узкий; когда серп исчезнет, наступят самые темные часы, и это благоприятствовало их бегству. Кроме того, они могли видеть клочья облаков и отдельные звезды; свет луны и звезд вспыхивал от ударов ветра, сила которых нарастала — хотя, возможно, за городом они просто сильнее чувствуются, подумал Грегор, — и иногда с запада им в лицо шлепали тяжелые капли дождя. Но ветер был слишком сильный, чтобы мог разразиться длительный дождь; ветер толчками гнал облака перед собой. Грегор решил, что завтра ему придется купить себе пальто — он и так уже ждал слишком долго, сегодня ночью оно бы ему пригодилось. Здание фермы, серое и немое, располагалось у обочины дороги. Они легко нашли тропинку, о которой говорил Кнудсен. Она сворачивала за домом вправо от шоссе. Когда они сошли с дороги, вымощенной мелким темным камнем, Грегор облегченно вздохнул — первый этап был позади, они наконец — то миновали район домов, улиц, грузовиков. Он на мгновение остановился, переложил сверток со скульптурой на правое плечо, и они двинулись дальше. На протяжении всего пути они обменивались лишь самыми необходимыми словами; после суеты в церкви теперь только самое необходимое, подумал Грегор, я больше ни во что не хочу быть вовлеченным; через час или два темнота унесет это лицо, черные волосы и красиво изогнутый рот в бесконечность ночи, моря и времени; глупо, что я допустил ситуацию, при которой дело чуть не дошло до поцелуя, тем самым я лишился преимущества, у меня нет теперь того превосходства над ней, как раньше, нет преимущества дистанции. Он с раздражением почувствовал, что растерян.

По обе стороны тропинки рос кустарник, густая, с еще не опавшими листьями изгородь; здесь, в этом переулке, окруженном еще зеленой листвой, было безветренно и почти тепло. За живыми изгородями томились пастбищные угодья, уже покинутые скотом, впрочем возле решетчатого заграждения, мимо которого они проходили, спиной к ветру еще стояло несколько коров, которые тихо пофыркивали. Их пятнистые шкуры блестели в холодной ночи поздней осени, а кое-где на горизонте между небом и землей вдруг выползал далекий лесок или соломенная крыша, словно черная рептилия, прижатая к земле кулаком небосвода, и над всеми бескрайними просторами лежала ночь.

Была ли я вообще когда-нибудь вот так, ночью, за городом? — размышляла Юдит. — Возможно, когда-нибудь летом, много лет назад, когда мы еще ездили в Кампен в Сильс-Мария. Но это были просто прогулки, в теплые, пронизанные огнями ночи, среди красивых пейзажей; места эти выглядели настолько живописно и привлекательно, что владельцы загородных вилл и «Гранд-отелей» даже старались замаскировать их, чтобы не нарушать обаяние ландшафта. В одну из таких волшебных ночей папа вдруг остановился и стал декламировать своего обожаемого Гёте: «Прорвалась луна сквозь чащи;/Прошумел зефир ночной,/И, склоняясь, льют все слаще/Ей березы ладан свой». Она была тогда еще совсем маленькой девочкой, но рифма и ритм этих стихов так запали ей в душу, что она навсегда запомнила папину ночную декламацию: «Я блаженно пью прохладу/Летней сумрачной ночи!/Что душе дает отраду,/Тихо чувствуй и молчи» [5] Перевод А. Кочеткова. .

Всего этого здесь не было, здесь все выглядело иначе, пятнистые шкуры скота, холод и безутешность; Гёте и папа находились в какой-то невообразимой дали, здесь они были немыслимы, реален был лишь этот молодой человек, который по какой-то причине ее не жаловал, он мрачно шагал рядом, а чуть раньше прервал их поцелуй и не захотел слушать «Отче наш», но по причинам, о которых она не догадывалась, решил спасти девушку и деревянное изваяние. Ночь была дикой и непонятной, человек рядом с ней — чужим и загадочным, и Юдит было страшно.

Дорожка незаметно спускалась вниз, превратившись в небольшую низину, всю в песчаных бороздах от проезжавших телег; когда овраг кончился, они попали на мокрый ровный луг, который расстилался перед ними на несколько сот метров — это был берег залива. Следуя выбранному курсу, они вышли на луг и через несколько минут увидели на фоне ночного неба темную лодку и мальчика, который стоял возле нее и наблюдал за их приближением. На открытом луговом пространстве ветер буквально подталкивал их к нему, и они пошли, задыхаясь от порывов ветра. Юнга не поздоровался. Он уставился на Грегора и спросил:

— Это вы тот самый, которого я должен доставить к шкиперу? — он говорил на певучем нижненемецком диалекте.

— Да, — ответил Грегор.

Но юнга не сдвинулся с места.

— Да я насчет женщины, — с сомнением сказал он. — Шкипер мне ничего не говорил про женщину.

— Все в порядке, — сказал Грегор. — Сам увидишь, когда доберемся до Кнудсена.

Юнга пожал плечами.

— Ветер сегодня зверский, — сказал он и помог Юдит влезть в шлюпку. Он поместил ее на корме, у руля, Грегора посадил на среднюю скамью, а сам сел к передней паре весел. Несколькими ловкими движениями он оттолкнул лодку от берега. Здесь было мелководье, вплоть до кромки луга, которая едва ли на высоту ладони поднималась над уровнем воды.