Нодир Норматов - Если я когда-нибудь стану муравьем…

Как я сюда попал? Да знаете, говорят, что я отравился. Чем отравился, как это случилось — я и сам не понимаю. Но ничего, у нас тут в реанимации довольно уютно. Меня зовут Шералибай…Откровенно говоря, по гостям я не очень люблю ходить, натура у меня такая. А в тот день выпил я всего-то пиалушку кислого молока да съел сухой лепешки кусок. Может быть, это случилось потому, что искал я тогда райскую травку, а попробовал вместо нее что-то другое, совсем уж неизвестное?

Не знаете райскую травку? Я тоже раньше не слыхал. В наших местах много таких растений, о которых никто еще не слыхал. Да и откуда узнаешь? Пока ты в гостях, тебя только и откармливают, — когда там интересоваться разными травками? Да нет, конечно, в гостях в общем неплохо, но понимаете, почему-то всегда так получается, туда, куда ты хочешь пойти — не приглашают, а куда у тебя и ноги не идут — там должен сидеть. И внимательно слушать все, что тебе говорят, а интересно тебе или нет — это уж дело десятое.

Поэтому я уж как приезжаю в свой кишлак, стараюсь сам обежать поскорее всех своих родственников, чтобы им потом не пришлось меня приглашать. Некоторые обижаются, так прямо и говорят:

«Шералибай, дорогой, зачем же ты так? Нам ведь тоже хочется посидеть, отдохнуть… по поводу того, что ты приехал!»

Вот как! Не я им, значит, нужен, а повод… Ну, все это в общем ерунда. А потом я обхожу свои тайные любимые места, за кишлаком. Хрустальные родники Даур-кургана, старинную крепость… У нас ведь вода — это и счастье, и радость, и жизнь, и свет.

И вот однажды, когда я шел в ту сторону, чтобы сократить путь, проходил я мимо кладбища. Кладбища у нас устраивают на холмах. Место было такое заброшенное… Все оно заросло дикими травами, старые могилы просели, да и новые выглядели не лучше.

Прежде чем свернуть к кладбищу, спустился я к роднику у тропинки. Трава возле него была сочная и зеленая. Я зачерпнул воды и напился, а когда поднял голову, на берегу ручейка в глаза мне бросилась диковинная голубоватая травка. «Что-то похожее на кинзу», — подумал я, сорвал стебелек и поднялся на холм, где было кладбище.

В побуревшей траве холма, как змеиный след, тянулась муравьиная дорога. Муравьи шли по ней бесконечным караваном. Прямо как мы, когда выезжаем на уборку хлопка! Только движение тут было не одностороннее, муравьи торопились и туда и обратно.

Их было так много, что я невольно подумал: тут ведь и электронная машина не успела бы сосчитать! И как-то незаметно для себя куснул кончик стебелька, который держал в руке.

Вдруг в ушах у меня зазвенело, кровь ударила в голову, а какая-то необыкновенная сила так пригнула меня к земле, что я от неожиданности зашатался.

Когда я пришел в себя, то увидел, что сижу возле муравьиной дороги и удивляюсь, что она так вытоптана. Но самое интересное — я начал различать сначала какой-то писк, а потом тоненькие нежные голоса. Обрывки разговоров. Это было похоже на еле слышный телефонный разговор, когда испорчена линия.

Что такое?

Я огляделся, но никого не увидел.

О, аллах! Неужели это разговаривают муравьи?

Я чувствовал себя как во сне. А во сне, сами знаете, чего только не бывает! Можно и полетать, и со зверями поговорить.

Но тут я явно был свидетелем таких странных сцен: муравьи говорили друг другу:

«Привет!»

«Будь здоров!»

«Ну ладно, я побежал!»

Кто торопился направо — тащил с собой сухие травинки, букашек, семечки. А те, кто налево, — видимо, бежали на работу. И никто не нарушал правила движения, никто никому не мешал. И что интересно — тот, кто бежал без груза, здоровался первым! Когда я все это осознал, у меня невольно вырвалось: «Ничего себе!»

— Чем же это ты так восхищаешься, уважаемый человек? — вдруг услышал я тоненький голос где-то совсем близко.

Я оторопел. Это мне?! И стал искать того, кто это произнес.

— Да вот я, тут, возле твоей ноги. Осторожно только… — отозвался голос.

Я пригнулся и увидел рыжего муравья.

— Что тебя удивляет? Что ты стал нас понимать? — Кажется, муравей был очень доволен. — Хочешь, я объясню тебе, отчего это случилось? Помнишь голубоватую травку, которую ты сорвал возле родника? Кто-то из наших видел это. Ну вот, а заглядевшись на муравьиную дорогу, ты попробовал ее. Теперь ты будешь и слышать и понимать нас до заката солнца. Так скажи все-таки, почему же ты произнес: «Ничего себе!»? Что тебя так удивило?

Я не мог вымолвить ни слова.

Наконец, сглотнув комок в горле, попробовал ответить:

— Конечно, удивительно. Такая узенькая дорожка, движение двустороннее, а никто ни с кем не сталкивается.

— Это потому, что ты сравнил наше движение с дорожным движением у людей. У вас и дороги широкие, и знаки стоят, а все равно вы сталкиваетесь, верно?

— Откуда это тебе известно? — разинул рот я.

— Ну как же мне не знать… Все, кого ты тут видишь, — мы же не просто муравьи. Мы ведем свое происхождение от человеческого рода.

Это уже был какой-то бредовый сон.

— Да неужели? Может, нас из одной глины лепили?

Рыжий муравей ничего мне не ответил. И вдруг остановил худого поджарого муравья, который старательно тащил какую-то травинку.

— Уважаемый Предводитель, разрешите мне до заката солнца кое-что объяснить этому человеку.

Поджарый муравей выпустил травинку и быстро ответил:

— Разрешаю тебе, мудрец. Такая встреча не часто случается. Не скрывай ничего. Что есть, то и говори. Кому еще и сказать, как не человеку.

Он произнес это, взвалил на себя травинку и пустился в путь.

Как странно. Я, конечно, не думал, что их предводитель будет сидеть в мягком кресле, но, по крайней мере, полагал я, он должен находиться где-то в центре муравейника и хотя бы считать, кто сколько былинок притащил.

И снова заговорил рыжий мудрец:

— Ты не поверил мне… Но все-таки выслушай меня, может быть, я сумею тебе объяснить. Дело в том (возможно, ты это и раньше подозревал), что мы — создания разума. Мы произошли из той части разума, которой люди при жизни не пользовались, из их нераскрытых возможностей. Теперь эти люди умерли, ушли из жизни. А мы существуем дальше. Когда мы были людьми, мы вечно вредили друг другу, завидовали, ошибались — ну, в общем, жили как все. А теперь, когда мы стали муравьями, у нас появилась возможность жить иначе. Теперь мы живем по другим законам.

— А почему же ты тогда не говоришь на человеческом языке? — спросил я его.

— Человеческий язык — это условность. Язык любого живого существа — это язык сердца. И все языки основаны на чувствах. Главное — понимать суть. Человек тоже недалек от языка сердца. Но он так озабочен! И давно уже верит не своему сердцу, а звукам, которые он слышит.