Вадим Живов - Двойник

Когда Герман вернулся в кабинет, Демин дал волю своим чувствам:

— Упустили сучару! Когда он снова подставится? Жди! И все ты! Сопли распустил. Незаконно! Посадили бы к хренам собачьим — все больше стало бы порядка в России!

— Василий Николаевич, но ведь подбросить человеку грязный ствол…

— Бандюге!

— По-вашему, так можно навести порядок в России?

— За это я перед прокурором отвечу! А за то, что убийца гуляет на свободе — за это мне отвечать перед Богом! И тебе вместе со мной! Так и запомни!

— Ян просил передать, что считает себя вашим должником, — перевел Герман разговор на другую тему. — Он хотел бы отблагодарить вас.

Демин недоуменно поморщился:

— Это как?

— Вы сберегли ему два с половиной миллиона долларов.

— И он хочет мне от них отстегнуть?

— Не знаю. Почему бы и нет?

— Сколько? — живо заинтересовался Демин.

— Об этом разговора не было.

— А что же он сам не предложил?

— Постеснялся. Или побоялся.

— И правильно побоялся! Я бы его!.. Что творится, Герман? Куда мы катимся? Что, твою мать, творится в нашем возлюбленном отечестве?

— Вы знаете это лучше меня.

— Да, знаю. Знаю! Хотя предпочел бы не знать! Чего ты сидишь, как жених на свадьбе? Это не твоя свадьба. Наливай!

Герман послушно разверстал водку.

— Вот что я тебе скажу, — повертев стопку в руках, проговорил Демин. — Мне простится, если я нарушу закон для дела. Так, как я его понимаю. Но если я возьму за это бабки, хоть копейку, этого мне не простится никогда. И я сам себе не прощу. Будь здоров!

Через час они нестройно, но очень душевно пели:

О чем дева плачет?

О чем дева плачет?

О чем дева плачет,

О чем слезы льет?..

Хват сдержал слово: никаких наездов на Тольца больше не было. Но эта история не прошла для Яна бесследно. В нем будто пресеклась жила, сообщавшая ему энергию. Он погас, стал боязлив, сторонился людей, особенно незнакомых. А через некоторое время продал Герману часть своего пакета акций «Терры», переехал с семьей в Торонто, купил небольшой дом в русском квартале и по предложению Германа занялся организацией торговли психотропными препаратами концерна «Апотекс». По уик-эндам ходил в театры и концертные залы, которых в четырехмиллионном Торонто было втрое больше, чем в семимиллионной Москве, дома читал русскую классику. При встречах восторженно говорил:

— Какой Малер был вчера в «Рот Томпсон Холле!» «Песни об умерших детях». Потрясающая музыка, я полночи не мог заснуть. Вы давно слушали Малера?

— Давненько, — уклончиво отвечал Герман. Он вообще не знал, кто такой Малер, его музыкальные познания не простирались дальше расхожих оперных арий и Первого концерта Чайковского в исполнении Вана Клиберна, которым одно время всех задолбали.

— Напрасно, напрасно. Малера обязательно нужно слушать, — настоятельно рекомендовал Тольц.

Но в делах он был скрупулезно точен, никаких авантюрных идей не выдвигал, Германа это вполне устраивало.

Долгое время не имело никакого продолжения и знакомство с Кругловым. Они иногда сталкивались на экономических форумах и официальных приемах, куда Германа приглашали как представителя молодой российской бизнес-элиты. При встречах Хват издали кивал Герману и даже почему-то хитровато подмигивал. А на ежегодном благотворительном балу в Венской опере при первых звуках вальса Штрауса «Сказки венского леса» неожиданно пересек зал и церемонно попросил у Германа разрешения пригласить на вальс его даму. Катя вопросительно взглянула на мужа. Герман пожал плечами: как хочешь.

Они хорошо смотрелись, Герман даже ощутил легкую ревность: огромный Хват в черном фраке с белой бабочкой и белой астрой в петлице, двигавшийся с грацией сильного зверя, и миниатюрная в его руках Катя в бальном платье от кутюр. Танцевали красиво. Катя когда-то пыталась заниматься балетом, а где учился танцам Круглов, этого Герман не знал. Но где-то, видно, учился. Постепенно пары вокруг них расступились. При последних звуках музыки он преклонил колено и красиво поцеловал царственно протянутую ему руку Кати. В зале одобрительно зааплодировали.

— Кто это? — спросила раскрасневшаяся и слегка запыхавшаяся Катя, когда Хват подвел ее к Герману и молча поклонился, благодаря за доставленное удовольствие.

— Спортсмен, призер московской Олимпиады, — ответил Герман. — Известный московский бандит.

— Откуда ты его знаешь?

— Случайно познакомились.

Герман очень надеялся, что это знакомство так и сойдет на нет, заглохнет, как заглохли многие ростки из прошлого. Но не заглохло, вспухло ядовитым плодом дурмана.

Большой человек. Радетель за социальную справедливость. Кандидат в Государственную думу России. Такого взводом ОМОНа не напугаешь.

«Герман разумный человек…»

Ты еще не знаешь, пес, какой я разумный!

Темно-красная «Вольво-940» Ивана Кузнецова стояла возле центрального входа в особняк Фонда социальной справедливости, а сам Кузнецов топтался в кабинете возле камина, разглядывая спортивные трофеи Хвата. Он давно уже расстался с черно-кожаным бандитским прикидом, носил светлые клубные пиджаки от Армани, итальянские «казаки» на высоком скошенном каблуке, как бы приподнимающие над землей его короткую увесистую фигуру. Лишь к галстукам не привык. Так и теперь воротник белой крахмальной рубашки был распахнут, а на мощной шее поблескивала золотая цепь. При появлении Германа он поставил на мраморную полку хрустальный кубок и полуобернулся, явно не зная, в каком тоне пойдет разговор и как ему в этом разговоре себя держать.

— Здорово, Иван, давно не виделись! — приветствовал его Герман.

Дружелюбно пожал неуверенную руку Кузнецова и предложил, положив серый кейс на столик, приставленный к массивному столу хозяина кабинета:

— Ну что? Как поется в опере «Евгений Онегин»: «Начнем, пожалуй»?

— Убери к черту! — прикрикнул Хват, показывая на кейс. — Знаю я эти штучки. На твой кейс только посмотришь, и весь московский ОМОН сразу начинает заводить машины!

— Хорошая шутка, — оценил Герман. — Но тебе ли с депутатской неприкосновенностью бояться ОМОНа?

— Я еще не депутат.

— Вопрос времени. Я же сказал, что буду голосовать за тебя. А здесь ничего нет. Несколько документов и все. Смотри сам! — Герман продемонстрировал содержимое кейса. Кивнул Ивану: — Присаживайся.

Герман и Кузнецов расположились визави за приставным столом, Круглов в своем начальственном кресле стал как бы арбитром. Судя по его виду, роль эта ему нравилась.

— Ну, приступай, — благодушно кивнул он Герману.

— Небольшая предыстория, — начал Герман. — Компанию «Терра» создали три акционера: я, Иван и небезызвестный тебе Ян Тольц. В равных долях. В управлении компанией Иван участия не принимал, его деловые интересы лежали в другой области…