Николай Мохов - Тёмная сторона бизнеса

На завтрак негры соорудили курицу в соусе из красного перца. Брезгливый Чугунков посматривал на неё с недоверием. В сорока его баулах хранились запасы продуктов из «Глобус Гурмэ» — испанский хамон в вакуумной упаковке, пастилки из прессованных сухофруктов, рис в пакетиках для варки и полугодовой запас тушёнки. Чугунков, даром что худой, как помесь Кощея Бессмертного с велосипедом, жрал часто и помногу. Неудобство состояло в том, что при этом он старался ещё и правильно питаться. Когда он не выдерживал и заказывал, скажем, пиццу, которую считал пищей нездоровой, то поедая её, виновато озирался по сторонам. В палатке же охранники, пацаны воевавшие, составили баулы вровень со стенами, как мешки с песком в укрепрайоне. Найти в них что-то было практически нереально, разбирать не было сил. Чугунков подумал и стал есть негритянскую курицу. Управившись, он долго протирал руки дезинфицирующим лосьоном. Я есть не мог — тошнило. Три гематогенки в кармане казались запасом достаточным и даже избыточным. Главное — была вода.

К середине второго дня мы вышли из джунглей, и, собственно, я впервые в жизни увидел горы. Оказалось, никакая вершина изумрудным льдом не сияет — ты видишь лишь небольшой участок пути, стоит только подняться на горку, как впереди открывается новая, точно такая же. Подъёмы и спуски часто чередуются, причем спуски раздражают страшно — такое ощущение, что весь прошлый адский труд псу под хвост. Мы спускались в чашеобразную долину, поросшую мелким колючим кустарником. Я медленно переставлял ноги и думал, откуда у Чугункова деньги.

Самим фактом своего существования миллиардер Чугунков начисто опровергал все коучерские теории о позитивном мышлении богатых людей. «От мира я не жду ничего хорошего», — любил говорить Чугунков. Мир отвечал взаимностью.

Он секретил всё и ото всех, но даже самые интимные подробности его жизни знали все, кто хотел знать. Вот откуда, скажем, я знаю, что первой его женщине было хорошо за пятьдесят? Да все это знают! Своей паранойей он гордился, но несмотря на паранойю, кидали его часто цинично и безнаказанно. Бриллиантом экспозиции были разрешения на строительство, сфабрикованные в графическом редакторе Paint. В год он покупал их примерно на сто сорок миллионов. Когда он получил результаты этого расследования, то страшно на нас с ребятами обиделся. Так и продолжал строить по липовым разрешениям. Зато когда третьестепенный конкурент сдуру вывесил агрессивную рекламу, он воевал с ним года два — до полного уничтожения бизнеса. Я аж квартиру себе купил.

Санджитова ходьба вгоняла в транс — и было мне видение: Вера Вольдемаровна Стригольникова мочой окропляла Чугунковский кабинет — майонезная баночка в полненькой когтистой лапке, другой лапкой — с церковного веничка да божьей росой… Картинка поражала естественностью. Отчётливо пахло мочой. Остатком сознания я зафиксировал, что несёт от впереди идущих негров — запах их пота вообще специфичен. Вера Вольдемаровна вдруг повернулась ко мне, ничуть не смутившись, что я застал её за таким странным занятием. Протянула мне ту баночку подержать — как раз, мол, вовремя, заодно и поможешь. Тьфу ты, чёрт. Я выматерился, отгоняя нечисть.

На самом деле отчитками, чисткой кабинетов и прочей несложной бытовой магией в конторе Чугункова занималась бухгалтерия. Но, действительно, под чутким руководством Веры Вольдемаровны. Кроме того, Вера Вольдемаровна ведала подбором и истязанием персонала.

Но результатом этого безумия были деньги, и деньги огромные. Причём ни один человек в России, включая Потанина, не заработал денег на тех бизнесах, где куролесил Чугунков — отрасли эти считались в лучшем случае низкорентабельными, а так — провальными. «В России это не работает», — говорили здравые люди. Но Чугунков и не работал в России. У него и квартиры-то не было. Не работал он и за рубежом, хотя любил летать в Англию на собственном самолете. Он работал в своём собственном мире.

Зудило, распирало, прорастало во мне, но не могло продавить асфальт здравомыслия, — осознание, что Чугунков изо всех сил пытается объяснить что-то нам всем, но мы глаза имеем и не видим, уши имеем, но не слышим. А это нервирует, знаете ли. Христос — тот тоже и на фарисеев орал, и с плёткой по храму бегал. Чугунков же учил так:

— Вот смотри! — вопил Чугунков очередному топу-камикадзе при всем честном народе — вот Бекасов! — казалось, он держит финдиректора Бекасова за шкирку, как нашкодившего кота. — Умнейший ведь парень! Он же умнее нас всех!! Да?!! Да!!! Так почему, блядь, он делает всё, как долбоёб?!! — Чугунковские вопли перешли в фальцет, и он закашлялся. Бекасов втянул голову в плечи, словно ожидая подзатыльника. Отпив водички из стеклянного стакана, как нарком на трибуне, Чугунков продолжил:

— И знаешь, что я сделал? — прищурился он на несчастного своего топа, ткнув острым пальцем в разрез сорочки на топовом пузике. Топ замотал башкой, как слонопатам. — Я сказал ребятам, —Чугунков махнул головой на виновато топтавшихся охранников, — они его запихнули в мой самолет и отвезли на хуй на остров! В ёбаном Тихом океане. Вот прям в чем был, так и отвезли. Да? — вкрадчиво прошелестел Чугунков, выгнув шею к Бекасову. Тот виновато развёл руками, мол было дело, чего уж там… — И он, блядь, за неделю сделал то, чего я не мог от него добиться три ёбаных месяца!!! — взорвался Чугунков гранатой. Слюни разлетелись осколками. Посекло многих. Утираться стеснялись.

— И знаешь, что я думаю? — Чугунков подступал к слонопотам-менеджеру, тяжело дыша. — Надо было его на хуй не кормить. Он бы ещё больше сделал.

Чугунков вихрем уносился в кабинет, шарахнув дверью до стекольного звона. Затем девочки приглашали меня зайти — согласовывать очередную операцию.

В своём мире Чугунков был богом. Буквально — обладал всеми чертами Божества в соответствии с любым религиозным каноном. Он был всегда, даже когда этого мира ещё не было — скитался где-то в пустоте в рваных кедах с верёвочками вместо шнурков. Он сотворил этот мир из ничего — денег у него не было. Он создал все законы этого мира, включая гравитацию. Общаясь с ним, я не раз ловил себя на мысли, что жду, когда ручка с его стола упадёт на потолок. Он населил свой мир разными тварями и разделил их, и смешал языки, так что друг друга они в упор не понимали. Люди создавали целые учения, чтобы познать волю его и исполнить, но так и не могли понять, что вызывает гнев его, а что — милость. Он мог возвысить никчёмного и унизить достойного, что регулярно и проделывал, несмотря на издержки. Не нужны были ему результаты трудов малых сих, и не принимал он их жертвы, и, оскорбившись, грызли они друг друга. Он же питался их верой. Если по статистике мысль нормального мужчины раз в сорок пять секунд возвращается к сексу, то мысль раба чугунковского с той же периодичностью возвращалась к Чугункову. Чувство, что вся бизнес-империя Чугункова построена только для вида, а деньги он производит непосредственно из той энергии, что люди ему отдают, преследовало меня. Впрочем, могло сказываться кислородное голодание. Мы пересекли долину и вышли к почти вертикальной стене, правда невысокой, метров шестьдесят. Это отвлекло. Лезть оказалось легче, чем идти.