Николай Мохов - Тёмная сторона бизнеса

— Ой, голова болит, ой, ещё и поясница, ой, и жопа, ой, сегодня точно помру, — передразнивал отец красавицу. «Красавицами» он называл страшных женщин в возрасте. В советское время он был инженером и возглавлял группу. В группе этой были только бабы. Красавица Люся трудилась в том же институте. Было это всё в прошлой жизни...

Тёти-Люсина дача стояла как раз напротив нашей фазенды, и поэтому следить за передвижениями этого ипохондрика было удобно.

— Коля, я очень плохо себя чувствую. Возможно, даже помру, ты приходи ко мне время от времени. А то вдруг сердце остановится… А я пахнуть начну…

Всё-таки женщины всегда остаются женщинами. Шестидесятилетнюю бабу если и интересовал вопрос, что будет после смерти, то только в контексте запаха от собственного трупа. Можно подумать, она живая розами благоухает. Говорят, что Люся получала много внимания мужчин во времена расцвета своей бабьей силы. Даже муж ей чуть ли не фингал под глаз поставил, узнав об очередном романе. Но потом вместе с детьми и внуками выросли и болячки, которые Люся любила и пестовала даже сильнее. И оказалась по-своему права: все разъехались, а болячки — нет, не бросили на старости лет.

Утолив тёти-Люсину жажду внимания и любопытства (а чего это у меня до утра свет горел?), я скатился вниз по лестнице на веранду. Требовалось решить задачку о завтраке, обеде и ужине. Условия задачи я выложил на грязный липкий стол. Бумажная десятка, пара пятаков, двушки и почерневшие копейки. Что же можно купить на эти деньги?

Оставлять меня одного родители начали, ещё когда мне было двенадцать лет. Чего делать-то в пыльном душном панельном городе? Летом там тусят только идиоты. А здесь — леса, поля и река. Или, как её называли, Новое море. Вот я и заезжал сразу, как заканчивалась школа. В конце мая и начале июня народу на дачах почти не было.

Разгар сезона короток — июль и кусочек августа. До этого дачники приезжали только на выходные. Мои родичи тоже напрягали своим присутствием только на уикенд. Уикенд — смешное слово, помню, вычитал его ещё совсем маленьким, когда копался в старых журналах конца восьмидесятых, которые валялись по всему дому...

Перед тем как вернуться в каменный сортир под названием Новоахтарск, обычно в последний час перед отъездом, матушка отсчитывала мне деньги. На неделю полтинник или стольник. Как повезёт.

Дальше начиналась сложная арифметика. Можно купить пару буханок хлеба. На пять дней хватит. И макарон. Если завалялась где банка тушёнки, то вообще лепота. Если осталась ещё и картошка, то можно пир закатить. Или побаловать себя пельменями. Горячие пельмени, холодная сметана — сверху перец. Нет, дорого. А ещё можно набрать крекеров и жрать их до упада, запивая горячим сладким чаем под какую-нибудь вкусную книжку. Всё это мечты… Проблема — сахар и чай заканчивались… К тому же в этот раз меня подкосила сестра.

Сестра хоть и старше на десять лет, но даже в свои пятнадцать я чувствовал, что она так и осталась маленькой девочкой. Не всегда. Иногда. В этом году она купила себе в подарок крысу, а потом отработанным движением матери-кукушки запулила эту тварь на дачу. А сама смоталась сдавать сессию. Крысу звали Викой, и мы с ней сразу невзлюбили друг друга. Ночью она выходила на охоту за моими пятками. Только я усну под гомон радио «Маньяк», а эта падла хвать меня острыми зубами. До крови.

Воспитательные меры в виде битья длинной железной линейкой, принадлежащей старшему брату, не давали должного эффекта. И не могли дать. Ведь крыса носила в брюхе продолжателей дела любителей сыра. И защищала потомство. То, что она сблядовала в зоомагазине, выяснилось только после родов. Тринадцать мерзких розовых огрызков обнаружил я вокруг Вики как-то утром. Приехавший муж сестры деловито утопил в ведре десяток младенцев, а тройку новорождённых зачем-то оставил. Вика стала матерью-одиночкой. Остаток потомства она перенесла в подполье, совершив наглый побег из своего загончика — так было установлено, что эта сука может прыгать с детьми в зубах почти на метр. По ночам Вика продолжала являться ко мне за детским пособием. Вчера она получила от нас с товарищами в качестве соцпомощи ёрш. То есть водку с пивом. Выяснилось, что это неплохое средство, которое может обеспечить мне крепкий сон. Средство принималось в соотношении один к ста: 10 грамм крысе и литр нам. И я бы отлично выспался, если бы не соседка. А теперь я грустил на математическую задачку.

Удар по моим финансам сестра нанесла быстро и неожиданно. За полчаса до отъезда предложила купить семечки. Семечки стоили 3,50. Две пачки. Итого семь рублей, на руках останется 43 рубля. Протяну, решил я. Когда из кожуры образовался Эверест, а язык уже болел, то в качестве лечения я прописал себе никотин. Обычно после сестры с мужем можно было найти остатки разнокалиберного курева. Ядрёная толстая «Балканская звезда» Димы и гламурная тонкая «Вирджиния Слимс» Кати. В этот раз вызванный дух Пинкертона не помог. По результатам обыска в запасе только одна поломанная курительная палочка. Нокаут. Не протяну, понял я.

Взбодрили меня пацаны. Витя и Рыба. Они жили в соседнем дачном кооперативе. Этот кооператив воздвигали новые русские в девяностые. Так-то первые домишки здесь колотил мой батя с товарищами во времена позднего совка. Поскольку материала не было, строили мужики из того, что под руку попадётся. Они извивались ужами, чтобы хоть чего-нибудь где-нибудь как-нибудь стащить-достать. Поэтому у старых дач были очень индивидуальные архитектурные решения. Опять-таки и придумывали эти решения инженеры с архитекторами. Девяностые же — это типовые дорогие постройки. Первый этаж кирпичный, второй — деревянный.

— Коттеджи, — завистливо говорили про них взрослые. В детстве мы любили ходить гулять, чтобы посмотреть на красивые, как нам тогда казалось, коттеджи. Витя с Рыбой были из этих домиков. То есть у них были бабки. И мы с ними сразу как-то не сдружились. Ещё когда нам было по десять лет, и я с другом тащил свои самодельные удочки, Рыба с компанией выходили на реку со спинингами. Они какие-то другие, думалось мне. Упакованные. Поэтому до последнего года мы с пацанами не дружили, а воевали.

К тринадцати годам наш конфликт обострился. И повинны в этом были девочки. В самом начале наша дачная компашка была мала и уютна. Мой друг Антон жил всего через три дома, а подруга Аня — через четыре. Когда нам было по семь лет, мы рассекали по просёлочным дорожкам на великах. Антон рассказывал мне про компьютерные игры. Помню его описания Вульфа. Сказка. Я мог часами слушать, как проходить игру, которую увижу только через двадцать лет.

Втроём мы строили шалаши. Однажды сделали навес из полыни. Надышались мы этой гадостью до горечи во рту. Бегали пить морс из малины, чтобы сбить привкус — не помогало. Были у нас приступы идиотизма и другого рода. Ловили романтическое настроение. Как-то мы два часа рвали цветы, соревнуясь — у кого больше букет. А потом пошли дарить Ане.