Татьяна Веденская - Апрельский кот

– С праздником! – воскликнул Сережа, одетый в приличный свитер с оленями, дорогие джинсы и новенькие тапочки, купленные явно специально для него.

– Ты ограбил банк? – поинтересовалась я на всякий случай, а Сережа расхохотался. Лизавета достала из холодильника бутылку красного вина и протянула ее Сергею. Тут уж чуть я не расхохоталась. Сколько бутылок было выпито тут, на Лизаветиной кухне (прошу по-прежнему не считать меня алкоголиком), выпито нами двумя без каких-либо мужчин, и ни разу сестре не потребовалась помощь мужчины в открывании оных. Она и сама прекрасно умела пользоваться штопором, а при необходимости могла вскрыть бутылку вина простым ножом. Были, знаете ли, случаи…

– А ты, как всегда, на позитиве, – заметил Сережа, расковыривая бумажку вокруг горлышка бутылки. Я удержалась от того, чтобы не отобрать у него ее. Кто ж так делает? Ведь там есть специальный пластиковый язычок: потяни – и все само откроется.

– Позитивизм – навязанный западом стереотип поведения, предлагающий испытывать ни на чем не основанные надежды, – буркнула я, впрочем, без особой злобы.

– Позитивизм – это способ жить, находя маленькие радости во всем, что тебя окружает, – возразила Лизавета.

– А также строить неверные предположения о том, что все будет хорошо и что все, что ни делается, к лучшему, – добавила я.

– Ты не согласна с этим? Но ведь все это знают, это же общеизвестный научный факт! – пожал плечами Сережа, разливая вино по бокалам.

– Научный факт? – фыркнула я, не сдержавшись. Наступил, ничего не скажешь, на самую больную мозоль. А ведь я обещала Лизе не спорить о таких вещах – во имя мира во всем мире и в нашем доме в частности.

– Конечно, – кивнул Сережа.

– И из какой, позволь спросить, науки?

– Фая, хватит. Не надо, – нахмурилась Лиза. – Не начинай, пожалуйста.

– Я ничего и не начинала. Все оперируют чистыми штампами, не вдумываясь в их значение. Все будет хорошо? Что именно имеется в виду? Как определить критерии оценки будущего?

– Что такое хорошо и что такое плохо, – хмыкнула Лиза. – Фая, по-твоему, все будет плохо, и мы все это знаем. Мы просто думаем иначе.

– Напротив, Лиза, в отличие от всех этих концепций, больше похожих на зарывание головы в песок, я предпочитаю думать, что все будет либо хорошо, либо плохо, а как – неизвестно. И неизвестных этих – много, определить их сложно, предсказать – еще труднее. Но если задаться целью и правильно сформулировать вопрос, то определенную глубину прогнозирования обеспечить можно.

– Я всегда знал, что технические институты портят людей, но чтобы до такой степени! – рассмеялся Сережа. – Давайте лучше поедим, девчонки. В конце концов, праздник, да? – И он посмотрел на Лизу странным взглядом. Я сощурилась и огляделась, перебрасывая взгляд с сестры на ее благоверного.

– Мой МФТИ тут ни при чем. И олух из средней школы скажет, что вы, мои дорогие, что-то скрываете. И, судя по вашим довольным лицам, считаете, что это что-то хорошее.

– Но ведь так оно и есть! – воскликнула Лиза. – Ты не можешь утверждать, что мы скрываем что-то плохое.

– Да уж. Но спрогнозировать, что все будет плохо, могу, – сказала я.

– Типун тебе на язык, – обиделась Лизавета.

– Ладно, шучу. Рассказывайте, чего вы такие довольные? – попросила я примирительным тоном и даже улыбнулась Сереже – вот какая молодец. Тогда Сергей встал, открыл кухонный шкафчик и достал оттуда тоненькую фиолетовую папочку.

– Вот! – гордо сказал он, протягивая ее мне. Я взяла папку осторожно в руки, словно это ядовитая змея, у которой мне предстоит сцедить яд.

– Что это? – спросила я, не раскрывая папку. Лизавета улыбалась во весь свой аккуратный рот. Она всегда была красивой: невысокая, с идеальной для женщины фигурой – та самая вожделенная гитара, с полной грудью и нежным овалом лица. У меня глаза были серые, с темно-серой каймой, тревожные, выдающие мое бесконечное беспокойство. У Лизы глаза – озера, влажные, густого голубого оттенка. О таких все мечтают. И мои волосы, и сестры темно-русого цвета. Я с волосами ничего не делаю, но когда летом они выгорают, то получается своего рода странное естественное мелирование. Результат – растрепанная копна волос неопределенного и неоднородного цвета. Лиза красит волосы в светлый цвет, причем красит самостоятельно дома, ибо парикмахерские – удовольствие дорогое. Но результат – как и ее пироги с панна-коттами – лучше, чем в лучших парикмахерских города. С такими волосами тоже можно сделать карьеру жены генералиссимуса. Лиза много раз предлагала и мне помочь, но я отказываюсь из принципа. Не желаю делать карьеру жены. И вообще, пусть во мне ценят мою бессмертную душу или не ценят ничего. Уверена, Саше Гусеву совершенно наплевать, какого цвета мои волосы. У него самого волос почти нет, и он стрижется коротко, почти налысо, чтобы скрыть залысину. А мне он все равно нравится.

– Это – свидетельство о расторжении брака! – гордо сообщил мне Сережа, повергнув в реальный шок.

– Настоящее? Не поддельное? – с надеждой спросила я, и Сергей расхохотался, забрал у меня из рук папку, раскрыл ее и показал мне вполне реальное свидетельство на красивом бланке. Итак, жена из Воронежа окончательно скрылась за горизонтом. Отчего-то я вдруг почувствовала, что рада за нее.

– И что же это значит? – осторожно поинтересовалась я.

– Как – что? – обиженно воскликнул Сережа. – Что мы наконец поженимся!

– Да? – скривилась я. – Лиза, и ты это поддерживаешь?

Конечно, это была не та фраза, которую от меня хотели услышать. Но с другой стороны, Лизавета-то меня хорошо знает, и вряд ли чего-то другого она могла ожидать после того, как три года я наблюдала, как она ждет звонков от Сережи, как оправдывает его, как врет про то, где он пропадет, как клянется, что прогонит Сережу, говорит, что ненавидит и на порог больше никогда не пустит.

– Конечно, она это поддерживает! – возмутился Сережа. – В конце концов, мы не были женаты только потому, что были юридические сложности.

– Ага. Все эти годы были сложности, да? – уточнила я спокойным голосом. И взяла со стола малосольный огурец.

– Фая! Не надо, пожалуйста! – всплеснула руками Лиза. Я застыла с огурцом в руке.

– Почему? Мы что, еще не едим? – И я почти положила огурец обратно. Лиза фыркнула, взяла огурец и протянула его мне.

– Я не об этом, Фая. Ты должна понять, что мы с Сережей женимся и что это – к лучшему.

– Все, что ни делается, все к лучшему, – кивнула я, пожимая плечами и откусывая огурец. – А это означает, что он останется с нами навсегда?

– Конечно, я останусь, – заверил меня Сергей, возмущенный таким вопросом.

– И сам будет Вовку в садик водить? – порадовалась я. – А то Лиза-то на смену в своей службе доверия уходит ни свет ни заря. Это же значит, мне не надо будет в шесть утра вставать, да? Сережа, да! Женитесь! Я – «за»! Благословляю! Имей только в виду, что пособия срежут. К замужним женщинам у нас в стране отношение другое.