Кармело Сардо - Сорняк

Я даже подумал, а не взять ли его живым и запереть в фургоне машины, где меня поджидал сообщник. Я так и поступил бы, если бы Джино, завидя меня, не потянулся к ремню своих брюк и не вынудил убить его парой выстрелов из пистолета.

Так в городке была объявлена война.

Я собирался объявить еще одну войну.

Руки в латексных перчатках вспотели. Я дышал с трудом – то ли от волнения, то ли от духоты в старом гараже. Вонь от бензина и выхлопов машины была невыносима; мы завели мотор, готовые к непредвиденному развитию событий. Автомобиль мы угнали, и, чтобы завести двигатель, пришлось соединить контакты: на этом мы потеряли уйму времени, что могло дорого нам обойтись.

Мы, то есть я и трое приятелей, уже две недели сидели взаперти в гараже и ждали. Во что бы то ни стало нужно сохранять спокойствие. Я отвечал за успех всей операции.

Снаружи жизнь шла своим чередом, и до нас доходили лишь ее отголоски – стук оконной рамы, детский плач, крики футбольных болельщиков.

Уже начался международный чемпионат, который проходил у нас, в Италии. Один из моих сообщников спросил, можно ли раздобыть хотя бы маленькое радио. Я строго-настрого запретил подобные излишества: необходимо сосредоточиться на деле и не отвлекаться. Конечно, каждый был волен идти на все четыре стороны, однако моим приказаниям подчинились без возражений. При каждом возражении я выходил из себя, нервы были на пределе.

Возможно, мне следовало обходиться с ребятами не так строго. В конце концов, они и так мучились, сидя в гараже, словно цепные псы, в ужасной духоте, к тому же я не давал им никаких разъяснений. Им было приказано слушаться меня. Они очутились здесь по собственной воле, выполняя долг.

Самым молодым был Марио Мастино, он маялся больше всех, и я постарался развлечь его разговорами о женщинах и футболе, болтал о лошадях, которые были его настоящей страстью.

Нино Синьорина оказался самым уравновешенным. Он притащил с собой изображения святых, с которыми вел нескончаемые беседы. Он был ревностным католиком, и время от времени я видел, как он крестится. Нино – красивый парень. И, если не считать набожности, без недостатков, с сильным характером, волевой. Он скоро стал одним из лидеров нашей криминальной группировки. Мы подружились, хотя мораль и религия разделяли нас. Я атеист, он католик. Однажды я предложил Нино переспать с двумя девицами, он отказался и не разговаривал со мной два месяца.

Франко Калифано, напротив, только и думал, что о шлюхах и красивых машинах. Он утверждал, что постоянно хочет секса. В Катании он познакомился с проституткой, которая влюбилась в него, но за услуги требовала двести тысяч лир.

– Мне не терпится вздуть ее как следует, – твердил Франко. – Надеюсь, она не сменила место работы…

Каждый из нас все дольше оставался наедине со своими мыслями. Как бы мы ни старались шутить, мы понимали, что затеянное дело крайне опасно. Мы собрались убивать людей более опытных, чем мы, и, безусловно, тоже вооруженных. Мы не скидывали со счетов того факта, что ставим на кон жизнь: наши ребята уже попадали под пулю в перекрестной перестрелке, причем часто это оказывалась пуля союзника. Именно поэтому я не уставал повторять, что нельзя покидать позиций. Случалось так, что убийца, преследуя жертву, попадал под траекторию пули своего сообщника, который целился в тот же объект.

Если кто-то небрежно бросал мне: “Да, да, понял”, – я становился злым, как собака.

Конечно, этим ребятам уже приходилось убивать – возможно, даже чаще, чем мне. Но им не хватало дисциплины. А это необходимое условие успеха операции. К счастью, мой авторитет в группе не ставился под сомнение. Все отдавали себе отчет в том, что следование моим советам – залог безопасности.

На самом деле, все мы были мальчишками, но чувствовали себя взрослыми и сильными.

Тяжелые бронежилеты сдавливали тело. Спустя несколько часов этот груз становился невыносимым, но мы не могли себе позволить снять их: чтобы вновь надеть бронежилет, требовались драгоценные минуты. А время мы обязаны беречь.

Футболки промокли от пота, и иногда нас пробирала холодная дрожь. Пот испарялся, и эти испарения окисляли воздух, которым мы дышали.

Наше напряжение достигло предела. Приоткрыв дверь, я выглянул из узкой щелки, стараясь высунуть нос как можно дальше и втянуть свежего воздуха. Снаружи сильно пахло едой. Мамаши стряпали и звали к ужину детей, которые не желали возвращаться домой. Странно, но я чувствовал также запах померанца и удивлялся, как это возможно. Стояло лето, и померанцы цвести не могли, к тому же поблизости не было садов. Тем не менее я узнал этот аромат. Я не мог спутать померанец ни с чем другим. Один из запахов моего детства.

Затем мое внимание привлек мальчик, он пререкался с товарищем постарше, требуя вернуть мяч.

“Напрасно стараешься, – подумал я, – побеждает тот, кто сильнее”.

Малыш плакал и отчаянно кричал. Он хотел подраться с мальчишкой постарше, но не решался.

“Возьми камень потяжелее и запусти ему в голову!” Малыш словно прочел мои мысли, схватил камень и стал угрожать обидчику, что запустит в него, если тот не вернет мяч. Обидчик сначала издевательски рассмеялся, но потом здравый смысл подсказал ему отдать мяч. Он сделал это с таким видом, будто ему наскучила игра.

“Не притворяйся, – подумал я, – ты вернул мячик, потому что испугался, мелкий бандит!”

Страх.

Я размышлял о чувстве страха, когда пришел сигнал. Казалось, сердце выпрыгнет у меня из груди. Я отскочил от щели и приказал сообщникам спокойно занять свои места, как мы делали на тренировках.

Мы залезли в машину. Я сел за руль и плавно выехал из гаража. Нужно сохранять невозмутимость и передать свой настрой остальным.

Задний ход. Первая передача, вторая… Отправляемся к месту, указанному нашим связным. Спокойствие. Решимость. На этот раз Джуфе не уйти, убеждал я себя.

Мы встроились в поток машин. Остановились на светофоре.

Мужчина за рулем машины, вставшей рядом, посмотрел на меня так, словно внезапно узнал старинного друга, с которым давно не виделся. Но я принял равнодушный вид и продолжал глядеть прямо перед собой. Когда загорелся зеленый, я услышал, как мужчина сказал сидевшей возле него женщине: “Мне показалось, это Антонио…”

“Да, я твой друг детства. Но, возможно, однажды ты поймешь, что я не стал здороваться, чтобы не вовлекать тебя в эту историю”, – подумал я.

Я рванул вперед. Оставались считанные километры. Не больше трех. Я приближался к цели. Через несколько минут я встречусь с человеком, о смерти которого я мечтал годами, тратя на эти мечты всю свою энергию. В голове роилась тысяча вопросов: “Почему он уничтожил мою семью? Разве нельзя было придумать иной выход из положения?” Но было не время размышлять о причинах, подтолкнувших меня к совершению одного из самых жестоких преступлений в моей стране.