Нагиб Махфуз - Избранное

— Пусть все это так, но объясни, почему, вернувшись сюда, ты первым делом не пришел в мой дом?

Габаль чуть было не ответил ей, что из–за ее дома он и вернулся на эту улицу, но сообразил, что сейчас говорить об этом неуместно, да и сам он еще не оправился от охватившего его волнения.

— Я мечтал об этом, но не находил в себе смелости после всего, что случилось, — ответил он.

Тут в разговор вмешался эфенди.

— Зачем же ты вернулся, — неприязненно спросил он, — если жизнь на чужбине тебе так по душе?

Хода–ханум с упреком взглянула на супруга, но тот сделал вид, что не заметил ее взгляда. Габаль, улыбаясь, ответил:

— Возможно, причина моего возвращения — сильное желание увидеть тебя, господин!

— Но ты не приходил до тех пор, пока мы не позвали тебя, неблагодарный!

— воскликнула Хода.

— Поверь мне, госпожа, каждый раз, когда я вспоминал обстоятельства, которые вынудили меня покинуть дом, я проклинал их всем сердцем, — говорил Габаль, низко опустив голову, а эфенди с сомнением смотрел на юношу, намереваясь спросить, что значат его слова. Но Хода опередила супруга.

— Тебе, конечно, известно, что ради тебя мы простили членов рода Хамдан!

Юноша понял, что мирная семейная сцена подходит к концу и наступает время борьбы.

— Дело в том, госпожа, что несколько хамданов были убиты, а весь род Хамдан живет сейчас в унижении, которое хуже смерти.

При этих словах эфенди с силой сжал четки.

— Они преступники и получили по заслугам! — воскликнул он.

Хода умоляюще протянула руку.

— Давайте забудем то, что случилось. Но управляющий был непримирим.

— Кровь Кадру не могла остаться неотомщенной!

— Истинные преступники — футуввы! — твердо ответил на это Габаль.

Эфенди нервно вскочил.

— Вот видишь, — обращаясь к жене, с упреком сказал он, — чем кончилась твоя затея пригласить его в наш дом?

— Господин, я пришел бы сюда в любом случае, и, вероятно, лишь то доброе чувство, которое я испытываю к этому дому, заставило меня дождаться приглашения, решительно заявил юноша.

Управляющий смотрел на Габаля недоверчиво и испуганно.

— Скажи, чего ты хочешь?

Габаль не отводил смелого взгляда от глаз эфенди. Он понимал, что навлекает на себя бурю гнева, но после знаменательной встречи в пустыне чувствовал в себе смелость и неколебимую уверенность.

— Я пришел требовать, чтобы роду Хамдан были возвращены его права на имение и на спокойную жизнь!

Лицо управляющего потемнело от гнева, а Хода застыла в отчаянии с открытым ртом. Испепеляя юношу взглядом, эфенди закричал:

— Как ты осмеливаешься снова заводить этот разговор? Ты забыл, чем окончилась затея вашего выжившего из ума шейха Хамдана, который пришел ко мне с этими дикими требованиями? Клянусь Аллахом, ты помешался! И я не желаю тратить время на разговоры с сумасшедшим.

Хода проговорила сквозь слезы:

— Габаль, а я‑то хотела, чтобы ты и твоя жена жили с нами.

— Я пришел к вам, чтобы объявить волю того, кому повинуются беспрекословно, волю вашего и нашего деда Габалауи! — твердо сказал Габаль.

Эфенди от неожиданности растерялся, а Хода испуганно вскочила и, схватив сына за руку, спросила:

— Габаль, что с тобой случилось?

— Все хорошо, госпожа, — улыбаясь, ответил Габаль. Управляющий недоверчиво покачал головой.

— Хорошо? Ты здоров? Ты не тронулся умом? Габаль оставался совершенно спокойным, в словах его была уверенность.

— Выслушай меня, потом суди сам. — И Габаль рассказал им все, что раньше поведал роду Хамдан. Когда он закончил свой рассказ, управляющий, который не сводил с него недоверчивого взгляда, заметил:

— Но владелец имения не покидал своего дома с того дня, как решил уединиться.

— Однако я встретил его в пустыне! Почему же меня он не уведомил о своих желаниях? язвительно поинтересовался эфенди.

— Это его тайна, ему лучше знать! Управляющий презрительно засмеялся.

— Ты настоящий фокусник, но, как видно, собственных трюков тебе мало, и ты собираешься проделывать фокусы с имением!

Габаль, не теряя спокойствия, ответил:

— Аллах свидетель, я ни на волос не отступил от правды, Спроси об этом самого Габалауи, если сможешь, или сверься с его десятью условиями.

От охватившего его гнева эфенди затрясся, побледнел и закричал:

— Ты вор и мошенник! И не уйдешь от возмездия, даже если заберешься на вершину горы!

— О несчастье! — запричитала Хода. — Не ожидала я, Габаль, что ты принесешь мне столько горя.

— Неужели причиной всему только то, что я защищаю законные права своего рода? — удивился Габаль.

— Замолчи, мошенник, гашишник! — заорал управляющий. — Вся ваша улица — гашишники и сукины дети! Вон из моего дома! Если не прекратишь своих бредней, я прикажу перерезать весь ваш род, как овец!

Тут Габаль не сдержался.

— Берегись гнева Габалауи! — воскликнул он. Эфенди бросился на Габаля и что было силы ударил его в широкую грудь, но юноша даже не шелохнулся.

Повернувшись к Ходе–ханум, он промолвил:

— Я щажу его только ради тебя. И покинул дом.

39.

Все члены рода Хамдан ожидали неминуемой расправы. Одна Тамархенна надеялась, что, раз теперь хамданов возглавил Габаль, ханум не допустит резни. Но сам Габаль не разделял этих надежд, он знал, что из–за имения эфенди не пощадит никого — ни Габаля, ни пусть даже самого близкого ему человека. Юноша постоянно напоминал сородичам о завете Габалауи быть сильными и стойкими перед лицом всех бед и испытаний. Даабас неустанно повторял всем, что Габаль только ради хамданов добровольно покинул дом, где жил в довольстве и благополучии, и поэтому они не должны оставлять его одного, без поддержки. Даже если закончится неудачей их попытка силой вернуть свои права, хуже не будет, так как хуже некуда. Конечно, все хамданы испытывали страх, их нервы были напряжены до предела, но в самом отчаянии они черпали силы и решимость и повторяли известную поговорку: «Чему быть, того не миновать».

Лишь поэт Ридван твердил свое:

— Если бы владелец имения захотел, он сказал бы свое справедливое слово, вернул бы нам наши права и спас от верной гибели!

Услышав эти слова, Габаль пришел в ярость. Он накинулся на поэта и, вцепившись в его плечи, стал трясти так, что чуть не повалил. При этом он кричал:

— Вот, значит, каковы наши поэты, Ридван?! Сами распеваете под ребаб предания о героях, а случись что–нибудь серьезное, спешите забиться в норы, сея вокруг сомнение и неверие в победу! Проклятие на головы трусов!

Потом обернулся к собравшимся вокруг хамданам и сказал:

— Габалауи выделил вас из всех жителей нашей улицы. Если бы он не считал вас своими прямыми потомками, он не явился бы мне и не говорил бы со мной. А он указал нам путь и обещал поддержку. Клянусь, я буду бороться даже в одиночку!