Дмитрий Быков - ЖД (авторская редакция)

— Обычные, Воленька. Не приходило ли вам в голову, почему тихий советский летчик Алексей Шварц вдруг взял себе псевдоним Жохар Дудаев? Что в итоге дает нам столь знакомую аббревиатуру ЖД? Только вы, русские, «Жохар» произносите слишком твердо. Джо-хар. Джон О’Хара. Хихи. Чеченцы — последний отряд тех, настоящих хазар, наследники каганата. Их оттеснили в горы — они и там умудрились цветущие города построить. После семнадцатого задружились было с вами, но поняли все еще быстрей нас. Как вы сами-то не догадались, честное слово? Посмотрели бы на эти носы и усы, послушали бы язык, в конце концов… Ничего ведь общего с грузинами. Грузины, адыги, армяне — совершенно другие племена. А чеченцы, с их рыцарственным духом и откровенным самурайским зверством,— последние остатки той стражи, которую предал Элия Эмур-омэц. Один из них его и достал потом. Некто Саул Ой-Вэй, в вашей транскрипции — Соловей. Свистом он был действительно знаменит, а вот насчет разбойника — это ваши сказители погорячились. Разбойником он только прикинулся: пять лет с отрядом вернейших скрывался в окрестностях бывшего Цецара, выслеживая Элию. Был когда-то его правой рукой. Стал грозой окрестностей, а уходил от ваших виртуозно. Часто спасался чудом, почему его и прозвали — угадайте как?

— Чудо-юдо,— покорно кивнул Волохов.— Был анекдот такой. «Я чудо-юдо!» — «Юде, юде? Ахтунг, фойр!».

— Может, у вас есть своя гипотеза происхождения этого прозвища?— любезно осведомился Эверштейн.

— Нет, нет, конечно! Богатыри-жидовины, чудо-юдо… все сходится…

— А знаете, что сделал Саул Ой-Вэй с Элией?

— Обрезание по самый корень,— хмыкнул Волохов.

— Нет, это скорей в манере вашего нового вождя. Он подъехал к нему на коне, близко-близко, вот как сейчас я подхожу к вам…— Эверштейн встал с кресла и приблизился к Волохову. Волохов отчего-то захотел встать, учитывая, что ли, торжественность момента,— но тот властным жестом руки остановил его.— Сидите, сидите. Он сказал ему всего одну фразу — но ее хватило. Ее не все знают. Это серьезные слова, Володя, и то, что я вам сейчас их скажу, подтверждает, как серьезно я отношусь к вам на самом деле.

Волохову стало не по себе.

— Было очень тихо,— понизив голос, таинственно и властно продолжал Эверштейн.— Только лес и звезды, и два бывших друга-соратника. Шайка Саула молча смотрит, встав полукругом. И тогда Саул Ой-Вэй сделал то, что хазары редко делали даже со злейшим врагом. Он отчетливо сказал, глядя в глаза Элии: «Ты пойдешь в Жадруново» — повернулся и ушел прочь с поляны, на которой его солдаты подстерегли Элию. Элия упал на колени и кричал ему вслед: «Отмени! Отмени проклятие!» — но он был хазар, хоть и выкрестившийся, и должен был помнить, что это проклятие не отменяется.

— И что?— стремясь сбросить оцепенение, спросил Волохов.— Пошел в Жадруново?

— Вероятно. Во всяком случае, больше его никто не видел.

Эверштейн вернулся на место и захихикал.

— Эффектно, да? Красивая легенда.

— А что такое Жадруново?

— Понятия не имею. Никогда там не был. Звучит похоже на какой-то населенный пункт, да? Вернетесь в Россию — изучите.

— Интересно, а Соловья-Разбойника кто-нибудь видел? Или такое проклятье даром не проходит?

— Да, оно забирает много жизненных сил,— устало подтвердил Эверштейн.— Я тоже что-то устал, Воленька… Давайте потом договорим. Что касается Соловья, то он сделался народным сказителем и, ослепив себя в знак траура по лучшему другу, стал ходить по русским деревням, сказывая былины о богатырях-жидовинах. Впоследствии русские, конечно, их отредактировали до неузнаваемости, убрали внутренние рифмы, погубили распев… Извращена была и история бегства Элии, который якобы бился с жидовином, что-то такое делал с Соловьем… какому-то чуду-юду головы рубил… Мы попытались реконструировать оригиналы, они изданы. Есть, кажется, даже сидюк с хазарским распевом, но это уж совсем левые дела. Поговорите с Женькой, она расскажет.

Он встал и принялся с прежней суетливостью (без следа исчезнувшей при рассказывании легенды о страшной гибели Ильи-Муромца) собирать бумаги, бессмысленно перекладывать брошюры на столе, с десятком сложных ритуалов открывать и закрывать портфель, упихивать туда что-то, уминая и утрамбовывая…

— Вы Женьку правда расспросите,— повторял он рассеянно,— потому что она прицельно этим занималась. Ви же знаете, я специалист только по второй мировой… и хотя вполне разделяю мысль о том, что русские не имеют никакого морального права называться коренным населением,— но ви же знаете, все народы переселяются. Нормальная практика. Этак, знаете, американские индейцы потребуют сделать в дельте Амазонки свой индейский Израиль, сколько их там еще осталось… да? Я вполне разделяю все эти аргументы. Нельзя переиграть историю. Надо довольствоваться нынешним местом и по мере сил его отстаивать. Так? Согласны? Нет, они хотят куда-то в Россию… Зачем вам обратно в Россию? Россия давно не та страна, с землей черт-те что сделали, недра разграбили, леса и те остались только в Сибири, а Сибирь скоро будет китайская… Грибов нет… Правда, что этим летом совершенно нет грибов? Я в детстве очень любил… еще там… мы ведь уехали, мне одиннадцать лет было…

Эверштейн наконец завершил ему одному понятные утрамбовки и перекладки и теперь смотрел выжидательно, давая понять, что им обоим пора.

— Миша,— спокойно спросил Волохов, и не думая подниматься.— Вы теперь ослепите себя и пойдете петь народные баллады?

— Воленька,— мягко сказал Эверштейн,— ну к чему издеваться? Я вам поведал одну из легенд моего народа. Вам сейчас мало кто расскажет настоящую хазарскую сказку. Не Павича же читать, этого Маркеса недоделанного… Пойдемте, правда.

— Последний вопрос. Можно?

— А по дороге никак нельзя?— жалобно промямлил хранитель.— Башка раскалывается…

— Нам не по дороге,— терпеливо объяснил Волохов.— Я отношусь ко всему как к обычной гипотезе, сколь бы оскорбительной она мне ни казалась. Нельзя вполне абстрагироваться от национального чувства, но я пытаюсь как могу. Скажите, вам не кажется, что вы совершаете довольно опасную подмену? Что, приписывая хазарам либертарианскую доктрину, вы смешиваете национальность с идеологией? То есть пользуетесь, по сути, уже готовой концепцией прохановцев?

— Но прохановцы абсолютно правы,— изумленно произнес Эверштейн, часто моргая.— Разве это для вас не очевидно? Стал бы Березовский издавать Проханова, будь это иначе! Они в одном врут, в главном,— что это их земля. А что существует непримиримый антагонизм между хазарами и русами — с этим и у нас никто не спорит. Какая может быть дружба у захватчика с захваченным? Я ведь вам докладывал уже: наша нация была этическим понятием… она и вообще далеко не сводится к генетическому коду… В хазары, если вы знаете, принимают всех. Даже и вам путь открыт, хотя вы, я чувствую, не рветесь…