Дмитрий Быков - ЖД (авторская редакция)

— Все время лопочут,— пожаловался телохранитель.— Ничего, посидят, подумают…

— Посидеть можно,— завел дуэт Рякин.

— Можно, можно.

— Теперь можно.

— Теперь все можно.

— Мы всем сказали.

— Всем, всем сказали…

— Что вы сказали?!— не выдержал губернатор.— Быстро, внятно и по одному.

— Вот она все скажет,— показал Стрешин на Ашу.

— Скажет, скажет,— подхватил Рякин.

— Она все знает.

— Теперь знает.

Губернатор обернулся на Ашу. Она сидела неподвижно, опустив глаза.

— Ты их знаешь?

— Знает, знает,— залопотал Стрешин, но телохранитель двинул его кулаком по затылку, и тот заткнулся.

Аша подняла на него полные слез глаза. Он понял, что это утвердительный ответ.

— Откуда? Кто они такие?

— Наши,— сказала она.— Из бабушкиной деревни.

— Они что, следили за тобой?

— Значит, следили,— сказала она.

— Вы со своей тяжбой идиотской за этим ко мне ходили?— спросил губернатор.

— Не за этим, не за этим,— испуганно проговорил Стрешин.

— У нас правда тяжба.

— Мы по делу, губернатор.

— По делу, гублинатор…

— Мы не следить, не следить…

— Нам нельзя следить…

— Мы люди маленькие, губернатор…

— Маленькие, гублинатор…

Телохранитель слегка столкнул Стрешина и Рякина лбами. Парный конферанс ненадолго стих.

— Они камень бросили?— спросил губернатор.

— Вот этот,— телохранитель вытолкнул вперед того, что стоял слева, черт его разберет, как зовут…

— Мы не в тебя, губернатор…

— И не в нее, гублинатор…

— Просто чтоб ты знал…

— Чтоб уехал.

— Дальше хуже будет…

— Земля поднимется!

— Нельзя, чтоб поднималась.

— Нельзя, гублинатор!

— Уже и земля?— язвительно спросил Бороздин.— Это что же, всем миром, что ли?

— Это хуже,— сказала Аша.— Они правду говорят, ты не знаешь. Земля в последний раз давно поднималась, старики не упомнят. Это наша земля, заговоренная. Если мы не уйдем — тут весь город посыплется.

— И село, и село,— закивал Стрешин.

— И лес, и лес,— зачастил Рякин.

— Ямы!

— Овраги!

— Реки!

— Горы!

— Тихо!— крикнула теперь уже Аша. Губернатор никогда не слышал у нее столь властного голоса и не предполагал, что она может так командовать. Туземцы испуганно притихли.

— Что я в тягости — вы знаете,— начала она решительно.— Теперь и ты, губернатор, знаешь. Я четвертый месяц молчу, пять осталось.

Губернатор только теперь вспомнил, что еще ничего ей не сказал о судьбе будущего ребенка — до того его поразила ашина вера в пророчество и само это пророчество, говорившее о нем; он никогда, конечно, не принимал всерьез такие вещи — но она была явно не в том состоянии, чтобы говорить с ней о радостях материнства и о его готовности если не заключить брак, то по крайней мере признать ребенка. Сначала надо было утешить, успокоить, а уж потом… Только теперь до него дошло главное в этой истории: она на четвертом месяце, а он ничего не замечал! Вот откуда эти слезы при виде заката, и страхи, и впечатлительность; он знал, что многие во время беременности и родов сходят с ума — вот почему она так поверила этой позорной ерунде… Врача, и немедленно! Он-то ее отучит от этих глупостей, объяснит их происхождение,— если найти хорошего специалиста, она быстро придет в себя.

— Я уйду,— продолжала она после недолгого молчания.— Но дитя мое убить я не дам, у меня не будет другого. Я свою судьбу знаю, у волков всегда так. Дитя не дам трогать. Убить дитя — дело страшное, толочное, соколобное. Кто бы он ни был, а он мой, и это уж мое дело — кто из него вырастет. Мать не захочет — дитя никогда злодеем не будет, за то я отвечу. С тобой, губернатор, я не уйду, нам нельзя вместе.

— Никуда ты не уйдешь,— начал губернатор.

— Молчи, слушай! Тут мои дела начались, тебе лезть нечего. Рожу — вернусь, за мной не ходи. Я одна пойду.

— Без моего разрешения отсюда никто не выйдет,— спокойно сказал губернатор.— Охрану предупредите там,— и он снял трубку внутреннего телефона. Телохранитель буркнул в рацию: «Первый! Седьмой, повышенная».

— Ты не знаешь, что будет,— с неожиданной мягкостью сказала Аша.— Ты не видел, как земля встает.

— Я всякое видел,— махнул рукой губернатор.— Без меня ты никуда не пойдешь, а я найду, куда тебя отправить. Надо будет — я готов и…

— Ох, благодетель!— протянула Аша.— Жениться хочет на местной, ай, молодец! Что теперь жениться? Ты все сделал, дальше моя забота. Сама виновата, не разглядела. Правду ты говорил — все выродилось. Да тебя и старые-то волки чуть не проглядели. Хорошо, эти братцы,— она кивнула на Стешина и Рякина,— заметили: не иначе, говорят, ты самый и есть. А я и не знала, что они к тебе ходят.

— Не хватало еще, чтоб ты всех знала, кто ко мне ходит,— угрюмо сказал губернатор.— Ладно. Проследите, чтобы этих сегодня же допросили,— держать отдельно от васьки, которого на Чайковского взяли. Сговорятся — никогда правды не узнаем. И насчет стекла распорядитесь там… Никита! Еще чай.

Никита бесшумно внес стакан в толстом серебряном подстаканнике с гербом.

— Пойдем со мной, Аша. Сегодня здесь останешься.

Она покорно подошла к нему, но на полдороге обернулась к охране.

— Думаете, я выйти не могу? Я осталась, чтобы с ним быть. Если земля встанет, плохо ему быть одному. А выйти я могу, дяденьки. Возьму и выйду, и ничего не сделаете. А, дядя Егор?

— Может, может,— закивал Стрешин.

— А ты что скажешь, дядя Кузьма?

— Может, она может,— подтвердил Рякин.

— И допрашивать их не надо, я сама про них все расскажу.

Губернатор, к вящему своему изумлению, увидел, что его личный телохранитель покорно кивает Аше.

— Спать отведете да накормите,— повелительно сказала она.— А ты, губернатор, прыгни.

— Куда прыгни?— тупо спросил Бороздин.

— Да хоть на месте. Можешь?

— Знаешь что, Аша,— очень тихо сказал губернатор,— ты все-таки не забывайся, хорошо? Не то я такое волчье слово скажу, что тебя и беременную выпорют.

— О как,— спокойно ответила Аша.— Мне бы, дуре, давно догадаться. Никакой моей власти над тобой нет. Лаской еще могу что-то, а командой — никак. Значит, ты самый и есть, давно бы поняла. Все случая не было — приказать да обломиться.

— Ладно,— сказал губернатор.— Время позднее. Идем спать.

— Смотри, губернатор,— сказала она.— Не жалуйся потом. И помни: если я пойму, что земля встает,— все равно уйду, у тебя надо мной тоже власти немного.

— Кое-какая есть,— возразил губернатор и за руку повел ее в спальню. Он знал, что к утру восстановит логику в пошатнувшейся картине мира и надумает, как быть с Ашей и с ребенком. Дождь усиливался, и резиденция, казалось, мелко вздрагивала под его внезапно налетающими порывами.

В его спальне на первом этаже она как будто немного успокоилась. Ушла эта жреческая страстность, она снова была его Аша — покорная и медленная.