Ирвин Шоу - Богач, бедняк

— Обещаю тебе, что через пять лет ты сможешь жить в Нью-Йорке или в любом другом месте, где пожелаешь.

— Он обещает! — воскликнула она. — Обещания раздавать легко. Но я не собираюсь вычеркнуть из жизни пять лет. Никак не могу тебя понять. Ну, скажи, ради бога, что ты получишь от всего этого? Что ты задумал?

— Я приступаю к делу на два года раньше, чем любой выпускник с моего курса, — сказал Рудольф. — Я знаю, что делаю. Калдервуд мне доверяет. У него скоро прибавится работы, кроме магазина. Он, правда, пока об этом не догадывается, зато знаю я. Когда я приеду в Нью-Йорк, то уже не как выпускник колледжа, которого никто не знает и о котором никто не слыхал, и я не стану обивать пороги офисов в поисках работы. Когда я туда приеду, меня будут приветствовать уже у дверей. Я был бедным слишком долго, Джулия. Теперь я намерен добиться того, что задумал. Я больше никогда не буду бедным, понимаешь?

— Какой ребенок! Ты — порождение Бойлана! — воскликнула она. — Да он тебя погубил. Деньги! Неужели они столь важны для тебя? Только одни деньги, больше ничего? Даже если деньги для тебя — все на свете, — не сдавалась она, — то, поступив на юридический факультет…

— Я больше не могу ждать, — перебил он ее. — Я уже слишком долго тянул. Насиделся в аудиториях. Если мне понадобится юрист, я найму его, — эхом прозвучали слова Дункана Калдервуда. — Они заменят образование. — Если ты останешься со мной — отлично! Если нет… — Он был не в силах этого выговорить. — Если нет… — неуклюже повторил он. — Ах, Джулия, просто не знаю. Не знаю. Мне кажется, я знаю все и всех на свете, понимаю, но я не понимаю тебя.

— Для чего я лгала матери с отцом… — она вдруг зарыдала. — Лгала, чтобы быть всегда только с тобой, с тобой одним. Но передо мной не ты, Рудольф. Передо мной — кукла, созданная Бойланом. Я возвращаюсь в отель. Больше я не желаю с тобой разговаривать. Ни о чем! — Не сдерживая рыданий, она остановила такси. Машина, визжа тормозами, подъехала к тротуару. Джулия, открыв дверцу, села в такси и изо всех сил с треском ее захлопнула.

Рудольф, не двигаясь с места, молча смотрел ей вслед. Машина удалялась. Повернувшись, он пошел назад, к дому сестры. Там еще продолжается вечеринка. К тому же он оставил у нее свои вещи. Гретхен постелет ему на кушетке в гостиной. «Номер девятьсот двадцать три», — медленно проговорил он номер, названный Джулией.

Мэри-Джейн совсем неплохо жилось на алименты. Рудольф еще никогда не лежал в такой широкой, такой мягкой постели, при приглушенном свете лампы на ночном столике. Мэри-Джейн не захотела ее выключать. В этой большой, теплой, устланной коврами комнате со стенами, обтянутыми жемчужно-серым шелком, все говорило о профессиональном вкусе декоратора. Темно-зеленые тяжелые бархатные шторы на окнах не пропускали городской шум.

Приготовления к сладостному процессу, весьма короткие, проходили в гостиной с высоким потолком, уставленной мебелью в стиле французской Директории, с большими, с позолотой, зеркалами, в которых обнимающаяся пара расплывалась в нечетком, словно призрачном отражении.

— Главное должно произойти там, в другой комнате, — сказала Мэри-Джейн, прерывая поцелуй. Она, даже не спрашивая Рудольфа о согласии, повела его в спальню. — Я приму ванну и скоро буду готова, — сказала она, сбрасывая туфли и неторопливо направляясь во всем своем великолепии в ванную комнату. Оттуда до его ушей сразу же донеслись звуки льющейся воды и звон бутылочек.

Очень похоже на кабинет доктора, который готовится к пустячной операции, с отвращением подумал Рудольф, колеблясь перед раздеванием. Ему было страшновато.

Когда после полуночи заканчивалась вечеринка и в гостиной все еще оставалось четверо, от силы пятеро, гостей, Мэри-Джейн попросила его проводить ее до дома. Рудольф и понятия не имел, что с ним может произойти нечто подобное. У него от выпитого слегка кружилась голова, и его беспокоило, как он себя будет чувствовать, когда ляжет в кровать. На секунду мелькнула в голове мысль: «А не удрать ли отсюда поскорее, тихо прокрасться к входной двери», но он ничего не знал о женской интуиции Мэри-Джейн, о ее богатом опыте. В эту минуту она весело крикнула из ванной: «Еще минутку, дорогой. Устраивайся там поудобнее!»

Ничего не поделаешь. Надо раздеваться. Он аккуратно поставил свои ботинки под стул, а одежду аккуратно положил на его сиденье. Кровать уже была расстелена (подушки с кружевными наволочками, бледно-голубые свежие простыни). Он проскользнул под одеяло и теперь лежал тихо, чуть дрожа. Сегодня ночью он уже не постучит в двери номера 923 в отеле «Сент-Мориц», в этом можно не сомневаться.

Его сильно разбирало любопытство, но все равно было немного страшновато, и он закрыл глаза.

Когда-то это должно было случиться, подумал он. И почему не сегодня?

Он лежал с закрытыми глазами, и ему казалось, что потолок в комнате пикирует на него, стены вокруг него кружатся, а кровать под ним раскачивается в утомительном ритме, словно маленькая лодочка, бросившая якорь у причала в ветреную погоду. Он открыл глаза как раз в тот момент, когда Мэри-Джейн входила в спальню. Высокая, абсолютно голая, величественная. Дразнящее тело с небольшими круглыми грудями, стройными ногами, пышными литыми бедрами, не утратившими своей ядрености от утомительных постельных битв, без всяких мелких следов, нанесенных развратом.

Она стояла, склонившись над ним, смотрела на него сквозь полуопущенные ресницы, ветеран многих сексуальных баталий, «чистильщик» на спортивном поле, принимающая в свои объятия всех задержавшихся, припозднившихся на вечеринках партнеров. Ее рыжие волосы свисали над ним в неярком свете лампы.

Эрекция была неожиданной и мгновенной, между ног у него вырос столб, словно ствол пушки, готовой вот-вот выстрелить. Его в равной степени терзали и мужская гордость, и смущение от неопытности, и он хотел попросить ее погасить свет. Но не успел открыть рот, как Мэри-Джейн решительным жестом сорвала с него одеяло.

Она по-прежнему стояла, довольная, возле кровати и, внимательно его разглядывая, нежно улыбалась.

— Маленький братик, — шептала она, — маленький красивый братик моей подружки. — Мягкой рукой она коснулась его. Он инстинктивно вздрогнул.

— Лежи тихо, не двигайся, — строго приказала она.

Ее руки поползли по его телу, словно маленькие юркие опытные зверьки, их мех терся о камчатую ткань его плоти. Он весь дрожал.

— Лежи тихо, кому сказала, — хрипло повторила она.

Скоро, к его великому стыду, слишком скоро эта пытка закончилась. Мощный белый выброс из столба — и Рудольф вдруг разрыдался. Она, опустившись рядом с ним на колени, поцеловала его в губы, и теперь прикосновения ее рук стали просто нестерпимыми, но запах ее волос, смешанный с запахом сигаретного дыма и духов, успокаивал.