Ирвин Шоу - Богач, бедняк

— Извини, — сказал он, когда она вскинула голову. — Я просто не мог… больше…

Она фыркнула.

— Нечего извиняться. Напротив, я польщена. Я считаю это твоим вкладом в общее дело.

Медленно, грациозно она скользнула в постель, легла рядом, накинула на них одеяло. Прижалась своим телом к его, забросив свою ногу с шелковистой кожей ему на бедра. Оба чувствовали влагу на простыне, где пролилась его сперма.

— Не волнуйся зря по поводу таких пустяков, маленький братик, — сказала она. Она коснулась его кончиком языка и вновь тело охватила мелкая дрожь. Она начиналась от того места, которое лизнула Мэри-Джейн, и пробегала конвульсиями по всему телу до кончиков пальцев на ногах, и эту сладкую казнь делал еще острее мягкий свет лампы. — Через несколько минут ты будешь вновь готов, свежий, как огурчик, маленький братец.

Почему она называла его маленьким братцем? Ему не хотелось, чтобы сейчас ему напоминали о Гретхен. Он заметил, каким укоризненным взглядом проводила она его, когда он уходил вместе с Мэри-Джейн.

Умение Мэри-Джейн пророчествовать в своем любимом занятии не подвело ее и на сей раз. Всего через считанные минуты его пенис снова восстал, и он совершил то, ради чего Мэри-Джейн затащила его к себе в постель. Он проникал в нее резко, беспощадно, со всей яростью многолетнего абстинента.

— Ради бога, потише, прошу тебя, хватит, хватит, довольно! — взмолилась под его натиском Мэри-Джейн, и он, сделав последний сильнейший толчок, кончил одновременно с ней, освободив их обоих от сладкой пытки.

«Педик, педик», — прозвучали в ушах горькие слова Джулии. Посмотрела бы она на него сейчас и услышала бы стоны этой женщины.

— Твоя сестра говорила, что ты до сих пор — девственник, — сказала Мэри-Джейн.

— Оставим этот разговор, — коротко бросил Рудольф.

Они лежали теперь рядом на спине, а ее нога, теперь уже нога, а не ножка, легко лежала у него на колене. Она курила, глубоко затягиваясь и выдыхая из легких дым. Он медленно, облачками поднимался над ними.

— У меня никогда в жизни не было девственников, — не слушая его, продолжила Мэри-Джейн. — Так это правда?

— Я же сказал тебе — оставим этот разговор.

— Конечно, правда…

— По крайней мере, я уже больше им не являюсь.

— Но почему? — продолжала приставать она. — Почему?

— Что почему?

— Ты такой красивый парень. Девки должны были с ума сходить от такого мужика.

— Все дело в том, что они тоже воздерживались. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

— А что ты скажешь по поводу этой потрясающей девушки, с которой ты общался на вечеринке?

«Номер девятьсот двадцать три», вспомнил он.

— Как ее зовут?

— Джулия. — Как ему не хотелось, чтобы ее имя прозвучало вслух здесь, в этой спальне.

— Разве она за тобой не бегает?

— Мы должны были пожениться.

— Должны? Ну а сейчас?

— Не знаю.

— Она и понятия не имеет, что теряет. Должно быть, это ваша семейная черта, — заметила Мэри-Джейн.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Рудольф.

— Как-то Вилли говорил, что Гретхен просто восхитительна в постели.

— Пора бы Вилли научиться держать язык за зубами, — Рудольф был шокирован тем, что Вилли может говорить о таких интимных вещах с другой женщиной, говорить с любой женщиной о своей жене. Он больше никогда не станет доверять таким, как Вилли.

Мэри-Джейн засмеялась.

— Не забывай, мы все живем в большом городе, — продолжала она. — Вилли мой старый приятель. Я спала с ним еще до того, как он встретил твою сестру. И время от времени, когда у него дурное настроение или когда ему необходима смена обстановки, он заглядывает ко мне.

— Сестра знает об этом? — Рудольф старался говорить спокойно, не поддаваться нахлынувшему на него приступу гнева. Ах, Вилли, этот непостоянный, блудливый тип.

— Не думаю, — беззаботно откликнулась Мэри-Джейн. — Вилли потрясающе умеет все скрывать. И никто никаких повесток в суд пока не подписывал. Ты не трахал Гретхен?

— Ты что, с ума сошла? Ведь она — моя сестра! — Его голос показался ему визгом.

— Подумаешь, большие дела! — хмыкнула Мэри-Джейн. — Если верить Вилли, то овчинка стоит выделки.

— Ты что, издеваешься надо мной? — Надо же, женщина, старше его, потешается над ним, подразнивает, как простого провинциального паренька.

— А почему бы, черт подери, и нет? — спокойно заявила Мэри-Джейн. — Мой брат трахнул меня, когда мне было всего пятнадцать. На берегу, в лодке-каноэ. Будь паинькой, притащи мне выпить. Виски на столе в кухне. С водой. Льда не нужно.

Рудольф вылез из кровати. Может, надеть что-нибудь, подумал он, натянуть брюки, набросить халат, в конце концов завернуться в полотенце, только бы не ходить перед ней голым, перед этими всезнающими, насмешливыми, оценивающими глазами. Но если он прикроет свой срам, она расхохочется. Он это знал. «Черт бы ее побрал! — выругался он про себя. — Как это меня угораздило попасть в такую передрягу?»

В комнате вдруг стало холодно, и кожа его покрылась пупырышками. Он старался унять дрожь. Открыв дверь спальни, он вошел в гостиную. Расплывчато отражаясь в позолоченных, темных зеркалах, он, ступая по мягким коврам, прошел на кухню. Нащупал пластмассовый четырехугольник на стене и включил свет. Громадный белый холодильник негромко гудел. Перед ним были встроенная в стену печь; миксер; соковыжималка; набор медных сковородок на белой стене; стальная двойная раковина; посудомоечная машина; бутылка шотландского виски в центре красного стола — в общем, не кухня, а голубая мечта любой американской хозяйки, мечта, освещенная ярким неоновым светом. Он взял в шкафу два пустых стакана (а там чего только не было: фарфор, чашки с цветочками, кофейники, большие деревянные мельницы для перца, посуда), слил воду, чтобы была похолоднее, прополоскал рот, сплевывая в раковину, дважды наполнив стакан водой, жадно выпил. В другой стакан налил виски пополам с водой. Вдруг он услышал едва различимый шумок, поскребывание, легкую суету. Обернувшись, он увидел, как из мойки разбежались по сторонам жирные, черные, поблескивающие своими панцирями тараканы, торопливо исчезая в щелях. Неряха, подумал он.

Не выключая свет на кухне, он отнес стакан с выпивкой хозяйке дома, лежавшей в своей почти никогда не простаивающей понапрасну кровати. Наша цель — услужить!

— Спасибо, красавчик, — сказала Мэри-Джейн, протягивая руку за стаканом. У нее были длинные пальцы с заостренными темно-красными глянцевыми ногтями.

Подняв голову с подушки, она жадно выпила. Ее рыжие волосы отчетливо выделялись на бледно-голубом кружевном фоне наволочки.

— А где твой стакан?

— Я уже и так много выпил.

Он потянулся за своими трусами. Взяв их, стал натягивать.