Ирвин Шоу - Богач, бедняк

В трубке послышался странный, непонятный звук.

— Давайте встретимся в другом месте, не в магазине. Вы сегодня свободны во время ланча?

— На ланч у меня всего сорок пять минут…

— Вполне достаточно. Можно встретиться где-нибудь поблизости от магазина. — Дентон, казалось, задыхался, словно старался сказать все поскорее. На лекциях он всегда говорил медленно, громко, размеренно. — Может, у «Рипли»? Это за углом, рядом с магазином.

— Хорошо, — ответил Рудольф, удивляясь, что профессор назначил ему место встречи в ресторане. «Рипли», правда, был не столько рестораном, скорее он походил на салун, куда частенько захаживали работяги, которым больше хотелось утолить терзающую их жажду, чем как следует поесть. В общем, это было не совсем подходящее место для стареющего профессора современной истории и экономики. — В двенадцать пятнадцать. Вас устраивает?

— Я буду там, Джордах. Благодарю вас, благодарю. Вы так добры ко мне. Ну, до встречи, до двенадцати пятнадцати, — снова быстро проговорил профессор. — Трудно передать, как я ценю…

Он почему-то повесил трубку на середине фразы.

Рудольф недовольно поморщился. Интересно, что так тревожит Дентона? Бросает трубку. Он посмотрел на часы. Ровно девять. Дверь его кабинета была открыта настежь. Вошла секретарша, поздоровалась с ним:

— Доброе утро, мистер Джордах.

— Доброе утро, мисс Джайлс, — ответил он, с раздражением выбрасывая «Таймс» в мусорную корзину. Из-за профессора Дентона ему так и не удалось разгадать кроссворд до девяти. Дурное предзнаменование.

Рудольф совершил свой первый за день обход магазина. Он шел не спеша, любезно улыбаясь продавцам, не останавливаясь, делая вид, что не замечает кое-какие упущения. Позже, когда вернется в свой кабинет, он продиктует секретарше составленные им памятки для заведующих соответствующих отделов. Укажет, что галстуки на прилавке не аккуратно сложены, а свалены кучей; что мисс Кейл в отделе косметики явно перестаралась с тенями вокруг глаз; что вентиляция в чайном кафе с фонтанчиками для питья оставляет желать лучшего.

С особым интересом он осматривал те отделы, которых прежде не было, — это он заставил старика Калдервуда их открыть. Маленький бутик, продававший старинные драгоценные изделия, итальянские свитера, французские шарфы, меховые шапки, поразительно успешно вел торговлю; кафетерий с фонтанчиками для питья (его изумляла способность покупательниц весь день что-то жевать) не только приносил солидный доход, но и стал местом встречи за ланчем многих домохозяек города, которые редко уходили из магазина без покупок; секция по продаже лыж в отделе спортивных товаров, в которой всем заправлял атлетически сложенный молодой парень по имени Ларсен, приводивший в восторг местных девушек, когда зимой по воскресеньям лихо, стремительно мчался на лыжах вниз по ближайшим склонам. Ему, по мнению Рудольфа, просто преступно мало платили, если учесть, что своим искусством опытного лыжника он залучал в свою секцию массу покупателей. Для этого ему нужно было лишь съезжать с высокой горы хотя бы раз в неделю. Ларсен предложил Рудольфу научить его кататься на лыжах, но тот с благодарной улыбкой отказался.

— Я не могу позволить себе сломать ногу, — отшутился он.

Отдел пластинок — тоже его идея. Этот отдел привлекал множество молодых людей, которые щедро сорили пожертвованиями своих родителей на их карманные расходы. Калдервуд, люто ненавидевший всякий шум, не выносивший бесцеремонного поведения большинства современной молодежи (его собственные три дочери, две из них — уже настоящие леди, а третья — тинэйджер с бледным личиком, всегда вели себя достойно, с викторианской учтивостью), упорно, активно возражал против его затеи.

— Я не намерен устраивать в своем магазине крикливый балаган, — ворчал он. — Я не хочу и дальше развращать американскую молодежь этими дикими варварскими звуками, которые нынче все почему-то называют музыкой. Оставь меня в покое, Джордах, оставь несчастного старомодного торговца в покое, прошу тебя!

Но Рудольф представил ему статистические данные о том, какую сумму ежегодно в Америке тратят тинэйджеры на пластинки, и пообещал, чтобы не раздражать Калдервуда и других посетителей, установить звуконепроницаемые кабины, и Калдервуд уступил. Иногда Рудольф его злил, раздражал, но он всегда был отменно вежлив и терпелив, и все их стычки в большинстве случаев заканчивались мирным исходом. Среди своих Калдервуд хвастался по поводу того, какой у него толковый сообразительный помощник и какой он сам, Калдервуд, прозорливый человек — сумел выбрать именно этого парня из толпы, именно его. Он удвоил ему жалованье, хотя Рудольф его об этом не просил, и даже выдал премию на Рождество — три тысячи долларов. «Он не только модернизирует магазин, — говорил Калдервуд, если только рядом не было Рудольфа, — этот сукин сын модернизирует и меня самого. Ну а если как следует разобраться, то я его нанимал именно для этого!»

Раз в месяц он приглашал Рудольфа на обед в свой дом, где царили мрачные пуританские манеры, где его дочери говорили только, когда к ним обращались с вопросом, а из напитков на стол не подавали ничего крепче апельсинового сока. Старшая — Пруденс, и, нужно признать, самая из них привлекательная, несколько раз просила Рудольфа сопровождать ее на танцы в загородный клуб, и он не отказывал ей. Когда Пруденс оказывалась за пределами родительского дома, она вела себя отнюдь не в соответствии с викторианским приличием, но Рудольф не позволял себе вольностей. Он не собирался совершать банальный и опасный поступок — жениться на дочери босса.

Он вообще не собирался жениться. Ни на ком. Пока он не спешит. Три месяца назад Рудольф получил приглашение на свадьбу Джулии. Она выходила замуж в Нью-Йорке за некоего Фитцджеральда. На свадьбу он не поехал, но когда составлял поздравительную телеграмму, в глазах были слезы. Он, конечно, презирал себя за эту слабость и теперь с головой ушел в работу, стараясь навсегда забыть Джулию. Ему это почти удалось.

Рудольфа раздражали другие девушки. Когда он ходил по магазину, он замечал кокетливые взгляды продавщиц. Они готовы были пофлиртовать с ним в любую минуту и были бы просто счастливы встречаться с ним. Мисс Салливан с волосами цвета вороного крыла, работающая в бутике; мисс Брундивайн, высокая, гибкая и стройная, из отдела товаров для молодежи; мисс Соамс из отдела пластинок, небольшого роста блондинка с пышной грудью, постоянно пританцовывающая под музыку и томно улыбающаяся ему, когда он проходил мимо. Еще, наверное, шесть-семь других. Соблазн, конечно, был велик, но он подавлял в себе все искушения и относился ко всем девушкам в магазине одинаково бесстрастно. В магазине Калдервуда никогда не устраивали вечеринок, и поэтому не представлялось случая под предлогом выпитого пофлиртовать с кем-нибудь из них.