Ирвин Шоу - Богач, бедняк

— Гретхен, ты выглядишь просто потрясающе в этом костюме. Ну-ка скажи, где можно достать такой значок? Его цвет оттеняет цвет моих глаз.

— Да, она права, — подхватил Рудольф. — Думаю, что он произведет фурор, когда в следующий раз мы поедем в Вашингтон! — сказал он ласково и, почувствовав облегчение, засмеялся.

Джин держала его за руку, словно ребенок на прогулке с отцом. Так, держась за руки, они спустились вниз, чтобы подождать там механика из гаража, который должен был пригнать их автомобиль. Каштановые волосы Джин, теперь чистые и блестящие, она заколола на затылке бантом-бабочкой, на ней была рубашка с короткими рукавами. Красивые, прямые, уже загоревшие стройные ноги были без чулок. Как всегда, ей нельзя было дать больше восемнадцати.

Когда они ждали машину, Рудольф сказал Гретхен:

— Я позвонил своей секретарше, попросил ее найти Билли и сообщить ему, что мы ждем его на ланч у нас дома.

— Спасибо тебе, Руди, — ответила Гретхен.

Она так давно не видела Билли и надеялась, что при их встрече она сумеет быстрее преодолеть неловкость, если рядом будут родные.

Механик наконец подогнал машину, обе женщины устроились на переднем сиденье рядом с Рудольфом. Он включил радиоприемник. Моцарт, этот беззаботный, весенний Моцарт сопровождал их в пути до самого Бронкса.

Они мчались по шоссе мимо кустарников кизила, мимо цветущих тюльпанов, размеченных белой краской спортивных площадок, на которых взрослые и дети играли в баскетбол. Моцарт уступил микрофон Лессеру [85] Артур Лессер (1894–1969) — американский пианист немецкого происхождения. , потом запел Рей Болджер [86] Рэймонд Уоллес «Рэй» Болджер (1904–1987) — американский актер и танцор. , запел вдохновенно, неподражаемо: «Я крошку Эми полюбил, а разлюбить не смог», и Джин подпевала своим низким, приятным голосом. Все они прекрасно помнили, какое удовольствие он им доставил в своем мюзикле. Когда они въезжали в Уитби и окрашенные первыми сумерками лилии сворачивали в саду свои лепестки, то безобразный вечер, который предшествовал этому, ушел в прошлое, будто его никогда и не было. Будто.

Инид, которой уже исполнилось два годика, ждала их. Она подбежала к матери, и та, подхватив ее на руки, прижала к груди. Они обнимались и целовались снова и снова, не выпуская друг друга из объятий. Рудольф, с чемоданчиком Гретхен в руках, проводил ее по лестнице в комнату для гостей. В ней было чисто, и она вся сверкала от множества цветов.

Рудольф, поставив чемоданчик, сказал:

— Думаю, здесь ты найдешь все, что нужно.

— Руди, — тихо сказала Гретхен. — Давай обойдемся сегодня без выпивки!

— Это почему же? — удивленно спросил он.

— Не стоит соблазнять Джин. Даже если она сама не хочет пить, то, глядя на других…

— Ах вон оно что, — отмахнулся от нее Рудольф. — Нечего беспокоиться по этому поводу. Просто вчера вечером она была сильно расстроена…

— Нет, Руди, она алкоголичка, — мягко сказала Гретхен.

— Не преувеличивай, — небрежно ответил он. — На тебя это не похоже. Иногда она позволяет себе лишнее, только и всего. Как ты и я.

— Нет, не так, как ты или я, — стояла на своем Гретхен. — Ей нельзя ни капли спиртного. Даже глотка пива. И ей нужно постоянно держаться как можно дальше от пьющих людей. Руди, поверь, я это хорошо знаю. В Голливуде полно таких женщин. На начальной стадии они такие, как она сейчас. Но потом все переходит в другую, ужасную стадию, они доходят до ручки, а она к спиртному очень восприимчива. Ты должен оградить ее от этого, защитить.

— Никто не может меня упрекнуть в том, что я ее не оберегаю, — в голосе его зазвучали гневные нотки.

— Руди, прошу тебя, спрячь все бутылки в доме под замок, — сказала она.

— Успокойся, — ответил раздраженно Рудольф. — Здесь тебе не Голливуд.

Внизу зазвонил телефон. Оттуда раздался голос Джин:

— Гретхен, это Билли. Спускайся сюда!

— Прошу тебя, прислушайся к моим словам! — сказала Гретхен.

— Ступай, поговори с сыном! — холодно ответил он.

По телефону Билли говорил как взрослый.

— Привет, мать. Как чудесно, что ты приехала! — Он начал называть ее мать, когда на сцене появился Эванс. До этого для него она была всегда мамочкой. Тогда ей казалось, что это звучит слишком по-детски для юноши его возраста, но сейчас, слушая его по телефону, она хотела более всего услышать прежнее «мамочка». — Послушай, мне ужасно жаль, — продолжал Билли. — Но тебе придется извиниться за меня перед Рудольфом. Он пригласил меня на ланч, но в час у нас должна состояться игра в бейсбол, а я в команде — питчер, так что прошу перенести нашу встречу на другой раз.

— Хорошо, я извинюсь за тебя перед Рудольфом, — пообещала Гретхен. — Когда приедешь?

— Ну, трудно сказать. — Билли, казалось, в самом деле был в замешательстве. — Дело в том, что после игры должна состояться грандиозная вечеринка с пивом в одном из домов и…

— Где вы играете? — спросила Гретхен. — Я приду, посмотрю, на что ты способен. Можем увидеться в перерыве.

— По-моему, ты расстроилась.

— Ничего я не расстроилась, напрасно ты так говоришь. Где вы играете?

— В восточной части университетского городка, там полно спортивных площадок, — сказал Билли. — Ты легко найдешь!

— Пока, Билли! — сказала Гретхен и повесила трубку.

Она вернулась в гостиную. Джин, сидя на кушетке, укачивала маленькую Инид. Малышка о чем-то ворковала. Рудольф смешивал напитки, готовя коктейль «дайкири».

— Мой сын извиняется, — заявила Гретхен. — У него неотложные дела, и он будет занят весь день. На ланч не придет.

— Очень жаль, — сказал Рудольф.

Он на секунду плотно сжал губы, потом приготовил коктейль для себя и Гретхен. Джин, занятая с ребенком, сказала, что пить не будет.

После ланча Гретхен, сев в машину Руди, поехала в университетский городок. Она бывала и раньше в Уитби, но сейчас ее поразила спокойная, неброская сельская красота этого места со старинными уютными домами, высокими дубами и вязами, беспорядочно разбросанными на покрытых зеленой травой лужайках, усеянными гравием петляющими дорожками.

Была суббота, на территории городка осталось очень мало студентов, и он, казалось, дремал в солнечной безмятежной неподвижности, как в трансе. Это чудное место просто создано для того, чтобы вспоминать о нем, воскрешать его для грядущей ностальгии, подумала она. Если университет — это место, где готовят молодых людей для вступления в жизнь, то всех этих задумчивых лужаек, просторных холлов и аудиторий будет не хватать им в их «взрослой» жизни. Жизнь, с которой придется столкнуться выпускникам Уитби в последней трети двадцатого столетия, будет, конечно, совершенно другой, не такой, как сейчас.