Алексей Егоров - Радио Пустота

Ведущий замолчал, тяжело вздохнул и продолжил…

…Но снился ему все равно он…..новый выкрашенный в свежую красную краску, трактор. Он проносился мимо, будя в одиозном чистое, светлое и по детски теплое, унося его сомнения в спокойствие. А значит спокойствие и есть счастье. Не смотря конечно на уровень самопознания, и проявление его в виде женского сарказма. И все это в не желании или в не возможности мужчины (чей мозг или работает или нет, в связи с насыщенностью крови тех или иных органов) понять женщину как некий индивидум. И поэтому спокойствие….очевидно что спокойствие.

– О чем это он, – спросил я шепотом у радиста.

– Слушай, слушай, – сказал тот и улыбнулся.

Женщина —человек после прочтенного мною манускрипта перестала меня кормить, – продолжал ведущий, – Так, подкидывала раз в день, в воздух котлетку. Или маленький пакетик свежее сваренного со свеклой и сметаной. И по этому я с головой погрузился в изучение. Но ей все же пришлось вывезти меня из ступора. По ее словам год подходил к концу. Люди, как она утверждала, готовились к празднованию нового года. И у нее по воле случая как раз закончился чай (вот же напасть, как всегда в самый не подходящий момент). Снарядив пакетом, она отправила меня в открытый космос.

Конечно я сопротивлялся… как мог.

– Вообще, сказал ей я, – такие истории всегда заканчиваются не очень позитивно.

– Ну, – только и ответила она, как бы вопрошая.

– Один раз. Один муж отпустил свою жену в парикмахерскую, – Сказал я. Всегда он был рядом, всегда держал ее за руку, всегда смотрел ей в глаза, в ее большие, красивые зеленые глаза. Так они и шли по жизни, но вот беда, волосы у нее невозможно отросли.

– Тебе так не идет, – сказал муж, и отпустил ее…..ОДНУ……в парикмахерскую…..

Они прощались молча. Жена присела в коридоре на тумбочку, муж стоял в дверях, коты о чем то шептались.

– Как же так, – мякнул рыжий, в парикмахерскую и одна.

– Одна, одна, совсем одна, – отвечал полосатый, нервно помахивая хвостом.

– Вас еще не спрашивали, – огрызнулся муж. Коты переглянулись и манерно ушли на кухню.

– Зря мы им яйца отрезали, – скучно подчеркнула жена, – они с тех пор изменились, поголубели что ли.

– Мы все слышим, – кричали из кухни коты.

– Ну что же поделать дорогая, мы теперь в ответе не только за них, но и за их яйца.

– Яичницу на всех делать, – мяукал надрывно из кухни полосатый, коты захихикали, хлопнули холодильником и замолчали. А он поцеловал ее да и отпустил……

И она пошла……

Уже ближе к вечеру, или даже уже ночью, коты успокаивали его. Рыжий сходил за водкой (ему всегда продавали) полосатый настрогал огурчиков с помидорчиками, заправил сметаной, и подкладывая в его тарелку, нахваливал.

– Ты давай, давай, налегай на свиную газировку. Так он называл жидкость образовавшуюся в салате, из сока томатов, огурцов и сметаны.

– А что, – возмущался он, – мая мама так ее называла, и бабушка и соседка по крыше – свиная газировка.

Рыжий подливал по половинке и успокаивал, – она у нас не гулящая, она вернется.

– Зеленые глаза, – спорил полосатый, верный знак, б… ская натура.

– Тише ты, – шипел рыжий, – видишь, ему и так хреново.

– Хреново, – махал утвердительно гривою муж, и заливал горе водкой.

– Может ему бабу привезти, – оживился рыжий, – если что то я сбегаю.

– Сиди уже, дон Жуан кастрированный, лучше позвонить. Рыжий снял трубку, полосатый набрал номер.

– Ало, – послышалось с того конца.

– Слава богу баба, – мяукнул полосатый, давай клей ее.

– А ты что это номер наугад набирал?

– Нет блин, у меня по твоему в голове телефонная книга что ли, давай клей ее.

– Ало, ало, говорите же, – не унимался женский, приятный голос.

– Здрасте, – выпалил таки рыжий, – течкой не маятесь.

– Чет ты круто забираешь, – усомнился в успехе предприятия полосатый.

– Что вы говорите, какая течь, вы топите нас что ли, это ЖКО?, кто это…?

– Алллло, я говорю холочку причесать нет у вас желания, а то прыгай к нам на крышу, блошек покормим, понюхаемся у хвоста.

– Фу, не звоните сюда больше, – голос пропал, она бросила трубку

– Ну ты кошара и лошара, – рассмеялся полосатый, – блошек, вошек, понюхаемся….

– Да пошла она, кошка драная, ты хозяин не беспокойся, мы таких тебе щас по весу подгоним.

Но он уже спал, лицом в салате. Коты переглянулись, вздохнули и закурили.

– Может хватит мне нервы трепать, – прекратила мое повествование человек – женщина, – думаешь я не понимаю всех твоих недосказанностей? Вот к примеру заместитель твой из дурацкого рассказа, он же перед сном читает умную литературу, пытается приучить свой мозг к возвышенному.

– И что?

– А и то, – взорвалось она, – а снится ему все равно этот долбанный трактор. Потому что он долбарь. И еще, потому что ты долбарь, – и она выпнула меня за чаем. Только перед этим по деловому так вот заявила.

– Я вот тоже недавно читала в комсомольской правде, – и начала пересказывать:

…Спал тихим и безмятежным сном, свернувшись в калачи, Анубис. И снилась ему великая древняя тайна, как некое знание оно проникало в его мозг и письменами отпечатывалось в нем. И он проникался этим знанием и вникал в него по мере возможности. Знание трактовалось как развитие тайной подсознательной энергии, таящейся, как будто, в каждом земном создании. Доктрина говорила что поняв это тайное искусство возможно любому, кто искренне проникнется идеей, и послушно примет знание. В философском прочтении говорилось, что нужно отыскать в себе немыслимые ресурсы и перенаправить их в один из пальцев (якобы по выбору) и натренировав этот палец, можно было творить им всевозможные чудеса. Знание именовалось не иначе как-ЦУ-ГУН. И ЦУ-ГУН этот давался Анубису не легко. Сначала были трудности с выбором пальца. ОН долго крутил перед своей заостренной мордой пальцами ног, но потом отмел эту идею как пережиток своей экспрессивности. Все же, подумалось ему, лучше выбрать что то из рук. Выбор пал на палец с правой лапы, тот которым он обычно выпятив его заостренно к верху многозначительно показывал всем свое доминирующее превосходство. Пол дела было сделано, и как казалось ему, вполне он с этим заданием справился. Дальше по доктрине нужно было натренировать ЦУ-ГУН, чем Анубис и занялся в тот же миг. Для тренировки он выбрал жиденький лист картона, и нежно постукивая по нему он улыбался и чувствовал как растет в нем ЦУ-ГУН. Легко справившись с этим заданием, он перешел на тяжелую и прочную картонную коробку из под телевизора. Нарочито тыкал он в коробку своим пальцем, и когда на третьи сутки она все же поддалась его немыслимому сосредоточию внутренней силы, принял этот факт как нечто само собой разумеющееся. Дальше было сложнее. Но научившись ЦИ-ГУНить даже старые листы ДВП и фанеры, согласно древнему знанию черед был за живым материалом. К ней он подгреб смело, и согласно эклектики восточного естества произвел на нее яркое и неизгладимое впечатление. Сначала он повел ее в кино, где одной рукой он смело держал ее за руку, но в помыслах своих, не забывая про ЦУ-ГУН, разминал его нежно постукивая по подлокотнику соседнего кресла. И даже сидя потом в уютном дорогом кафе, где он прикармливал ее заморскими суши, сдобренными непонятным для него зеленым месивом, он не на минуту не забывал про свой ЦУ-ГУН. Потом он привел ее к себе. Она как водится приняла душ, и не брезгуя его лохмат остью (а ей такие нравились) прильнула нежно впившись в его клыкастую морду. И тут Анубис начал применять свои тайные знания, но….как она сказала ему спустя некоторое время… у каждого такое случается, может это возрастное, или перенервничал. И она ушла. А Анубис горько склонился над древними манускриптами и его осенило. Но не сразу, а далеко под утро понял он что это не ЦУ-ГУН его подвел. Просто не тот палец он выбрал для развития… совсем не тот.