Василь Ткачев - На всё село один мужик (сборник)

И вот он идет забирать стихотворения, коль такие умные составители альманаха. Пусть печатают теперь разную чушь. Будут знать, как терять карточки.

В том кабинете, куда он относил свои произведения, его встретил мужчина с плешивой головой. Как только Пивоварчик появился, тот, удостоив его коротким и безразличным взглядом, заметил:

– Еще бы минута, и меня вы только б видели.

– Простите, но раньше не мог: рабочий день заканчивается у меня ровно в семнадцать ноль-ноль.

– Как и у меня, кстати. Забирайте свои стихотворения и не дурите мне голову.

Пивоварчик взял три исписанные аккуратным почерком листочка, прятать в дипломат их не спешил, поднял глаза на составителя альманаха:

– А карточку – что, так и не нашли? Мою?..

– Нет, пока нет. Видимо, кто-то случайно сгреб конверт со своими стихами. Ходят тут всякие!..

Пивоварчик насторожился:

– Еще раз простите, так карточка пропала не только у меня?

– Если бы! Все, все исчезли.

– А знаете, что? – Пивоварчик положил обратно на стол все три листка. – Погорячился я. Что это я, в самом деле?.. Если бы даже карточка потерялась у одного меня, то можно ж было новую принести. Как-то не подумал. Бывает. Простите еще раз.

– А думать, уважаемый, нужно, – сказал составитель альманаха и всем видом показал, что пора закрывать кабинет. – Я, кстати, еще ваши произведения не читал. Все времени нет. Но верю, верю, что вещи хорошие. По вам же видать. Ну, до встречи! – и он крепко пожал Пивоварчику руку.

Уже когда распрощались, Степан пожалел, что не поинтересовался, как звать-величать составителя альманаха. Однако ничего не поделаешь: промахнулся.

Только сейчас он вспомнил, что в его комнатушке ждет Люсинда. Настроение не сказать чтобы было хорошее от предчувствия встречи с ней, однако надо идти домой – больше некуда. В самом деле, и почему именно к нему она прицепилась? Что, больше парней нет? А с другой стороны, так надо было бы и нос ему задрать – не кого-нибудь выбрала девушка, а именно его. Гордись, Пивоварчик! А что-то не хочется. Не входило в его планы сегодня брать и бутылку дорогого марочного вина, а приходится. Купил. С вином порядок, а конфеты есть дома.

Люсинда ждала его, нервничала, и когда Пивоварчик утопил кнопку звонка, дверь сразу же распахнулась.

– Можно? – почему-то спросил он.

– А что ты имеешь в виду? – опять томно потянулась девушка, обнажив ногу выше колена.

– Зайти… это… к себе хоть… можно?

– Пожалуйста! – Люсинда, улыбнувшись, сделала широкий жест рукой.

Вскоре Пивоварчик поставил на журнальный столик два фужера, положил, не снимая крышки, шикарную коробку конфет «Полесье», которая до этого лежала на книжной полке. Непринужденно откупорил бутылку, жестом руки пригласил Люсинду к столику.

– К этому вину очень кстати будут конфеты с ликером, – сказал и только потом поднял крышку. – Лучшей закуски и не сыщешь!..

Люсинда рассмеялась:

– А я думаю, отчего это я такая пьяная! А это ж от конфет! С ликером, говоришь?.. Х-ха-ха-ха-а-а!..

Пивоварчик остолбенел – в коробке не было ни одной конфеты. Съела? Просто так – взяла и одним махом?.. Он смотрел на девушку, разинув рот, и не находил, что ей сказать. Съела? Просто так? Как можно?!..

Люсинда все поняла. Она молча взяла сумочку и направилась к двери.

– Ты куда, Люсинда?

– Я сейчас… За конфетами…

– Так ты что… значит, еще вернешься?

– Обязательно!

И девушка исчезла за дверью. Когда она вернулась, Пивоварчик спал – у него, согласно распорядку дня, в это время был сон. Люсинда не стала будить. Наполнила фужер вином, и залпом выпила. Закурила. От дыма Пивоварчик начал кашлять, однако не проснулся. Проснулся он только тогда, когда в комнатке остался один.

Конфеты «Полесье» лежали на журнальном столике нетронутыми. К большой радости Пивоварчика.

Поэт Денис Труха, возвращаясь из городской библиотеки, где он как всегда энергично и рьяно выступал перед читателями, нашел в почтовом ящике конверт. Обычно он равнодушно проходил мимо ящика. А тут как-то само получилось, что задержал он взгляд на тех дырочках, в которых и светилась бумага. «Что за чудеса! – тревожно и одновременно радостно подумал поэт. – Письмо, что ли? Газет же я не выписываю. Гонораров не получаю – не печатают, все только обещают… и то, если пять раз позвонишь им, стяжателям…» Он дрожащими пальцами взял конверт, быстренько разорвал его, вытащил втрое сложенный листок бумаги и, не отходя далеко, подслеповато прочел: «Уважаемый Денис Иванович! Приглашаем Вас на первый организационный съезд графоманов, который пройдет в Минске…» Да-да… И что там дальше? Ну-ну. «Вы являетесь делегатом…» Он почувствовал, как тело обдало, словно кипятком. Труха постоял немного в оцепенении, затем, как бы заново проснувшись, покрутил перед носом бумажку-приглашение, хмыкнув, осмотрелся по сторонам: в коридоре как раз было безлюдно, и только тогда смело и агрессивно потряс бумажкой над головой, громко заявляя своим невидимым врагам:

– Не дождетесь! Слыхали?! Нашли делегата!.. Да со мной сам Пушкин потягался бы!.. Богданович!.. Купала!.. Колас!.. Шнип!..

Настроение испортилось окончательно. Мало того, что на той встрече, с которой только что возвращался, один сильно наглый мужичонка – по его, конечно же, мнению – заявил, что такие стихотворения он бы и сам сложил как нечего делать, если бы только у него имелись бумага и ручка, так еще это вот приглашение!..

Жена сразу, как только Труха переступил порог, подумала, что муж не иначе как нашел удачную рифму, но не запомнив ее, сразу же и потерял, не донес до письменного стола, поскольку лицо у человека было мрачным, как пасмурный осенний день.

– Есть будешь? – равнодушно спросила женщина.

Труха хотел было сказать: «Я сыт. Меня уже накормили», однако взял себя в руки, постарался даже улыбнуться, хотя почувствовал: улыбка выдала его волнение с потрохами. Неудачной получилась. Кислая. А потом он долго рассказывал жене, как тепло принимали его читатели. Хлебал супчик, свой любимый, гороховый, а сам твердо решил: жене про вызов на съезд графоманов ни слова. И очень хорошо, что она пошла посидеть на лавке перед подъездом со старушками. Труха сразу же прикипел к телефону. Сперва суетливо полистал блокнотик, где были номера телефонов его друзей-поэтов, а потом решал, кому же первому позвонить. «В Гродно разве? Нехайчику? Мужик неплохой, кажется. Тот раз, когда обсуждали его, Трухи, стихотворения, он поддержал. Должен помнить. Да, к тому же, и чарку брали».

Нехайчик обрадовался, когда услышал в трубке знакомый голос. Поделился своими успехами, пожаловался, что в их городе объявилась одна женщина-критикесса, которая не дает ему жизни: то там ущипнет, то тут. Мол, графоман ты, Нехайчик! Как раз вот тут и хотел спросить Труха, получил ли тот письмо на съезд графоманов, однако не хватило духа. И тогда он начал издалека: никуда, уважаемый, в ближайшее время не едешь? Может, вызывают куда тебя? Нехайчик, на удивление, ответил одним словом: нет. Труха едва сдерживал раздражение. Накипело. «Так и признается этот Нехайчик! Тип еще тот!» Уже когда положил трубку, немного успокоился: ничего-ничего, мне сегодня принесли письмо, тебе принесут завтра. Никуда не денешься. Почтовики свое дело знают. Ведь какой он поэт?! Вот кто уж если и графоман, то он, Нехайчик! Надо ли говорить? Нет, не выкрутишься!..