Максим Лапшин - К Лоле

Прости за то, что бесконечно возвращаюсь к одной и той же теме. И ты, третий, тоже прости! Но что у меня есть, кроме имени? Лола. Л-о-л-а. Лолалолалола. Лоуа.

Воскресенье началось с лучшего, несмотря на то что сам по себе воскресный день — наихудший в неделе. Он свободен от каких-либо обязательств, которые приятно динамить, угождая пленившему тело ватному оцепенению. Лежишь себе в постели и можешь не вставать. Незачем. Хочешь завестись с самого утра — вскочить, прикрикнуть на потерявший голос будильник, торопиться куда-нибудь — и не можешь. Некуда. Воскресные мотивы звучат уже накануне, когда чувствуешь, что усталости нет, и ты грустишь, заранее зная мучения утреннего похмелья лени. Вместо того чтобы поминутно дегустировать отдых свежим ощущением, будешь бродить взглядом по замершим в комнате предметам и с неприязнью думать о необходимости влажной уборки. Потом проголодаешься и тут уже не сможешь себе отказать — пересчитав собранные по разным карманам деньги, отправишься в торговый центр, где, без энтузиазма оглядывая прилавки мясного и молочного отделов, зайдешь в кафетерий, чтобы съесть пару сосисок, выпить кофе с пирожным и забыть о еде до вечера. Страдальцы собственной неорганизованности, они же убийцы времени, слоняются весь день напролет из комнаты в комнату в поисках дела, и в лучшем случае это заканчивается взятым напрокат конспектом пропущенной лекции. В худшем — нетрудно догадаться.

Думаю, что человек теряет утонченность не только в грубом действии, но в не меньшей степени излишне доверяя естественной силе настроения, ведомый самим собой на соблазнительную встречу со своим портретом в образе фарфорового таракана.

«Хватит думать — голова треснет», — звучит с порога знакомый голос. Николай вернулся! И не один! За ним в комнату проходит молодая женщина, с интересом разглядывающая стены нашего жилища и то, что в них помещено. При этом мне достается внимания чуть больше, чем «Бегущему по лезвию» Харрисону Форду, но значительно меньше, чем другому Николаю, запечатленному во время декламации «К***» со сцены актового зала в десятом классе средней школы. Женщина одета в роскошное белое платье с узкой юбкой и длинными рукавами с пуховой оторочкой. На ногах у нее блестящие белые туфли с маленькими золотыми кокардами. Николай выглядит ей под стать: приталенный черный костюм, рубашка с узкой бабочкой, ботинки заслоняет спинка кровати, на которой я лежу, но их лаковое сияние освещает его идеально выбритый подбородок. Николай улыбается с редко свойственным ему смущением, и я догадываюсь, что белизна стоящей с ним рядом незнакомки не какая-нибудь, а подвенечная. Николай знакомит нас: спутницу зовут Катя, она подходит, протягивает руку, и я приветствую ее, словно шагнувшую со мной через пробуждение фею. Такие мне редко снятся. Николай прерывает наше рукопожатие словами: «Одевайся, сонный принц. Можешь взять мой галстук. И никаких водолазок. Мы пока зайдем к Юре с Оксаной».

После их исчезновения я снова начинаю дремать, в жидких сумерках проглядывает цепь розоватых гор с пухнущими на вершинах облаками, плоскодонная степь скрывает глохнущую в траве дорогу. Я напрягаю зрение, пытаясь разглядеть границу равнины и гор. Вдруг мое видение сматывается, напуганное звучащим из-за горизонта грохотом — на меня надвигается, по пути опрокидывая стулья, третий за сегодняшнее утро Николай. Его лицо искажено гневом: «Ты что, сдурел? Хочешь сорвать мне свадьбу? Ну как корабль полетит без такого фрукта, как ты? Посмотри туда, посмотри скорее!» Он хватает меня за ухо, стаскивает с кровати, волочет к окну и указывает пальцем вниз — туда, где перед входом в общежитие стоит нацеленное прямо в двери своим шикарным стреловидным корпусом Нечто.

«Сам ты Нечто! — продолжает орать Николай. — У тебя, наверное, и брюки еще не поглажены, свидетель хренов!»

Я понимаю, что брюки действительно не поглажены, и причина такого недоразумения весьма проста. Брюк у меня нет. И вот тогда я окончательно просыпаюсь.

Выскочив из комнаты, мы с Николаем бежим по коридору в разные стороны, распространяя шухер на весь этаж. Этаж в ответ содрогается, а мы, напротив, успокаиваемся. За двадцать минут все недостающие вещи найдены, важнейшие роли распределены, праздничный кортеж готов. Мы, его участники, — некоторые со стороны напоминают манекены, обойденные финальным прикосновением модельера, — стоим на скользких ступенях общажного крыльца с перекинутыми через руки куртками и пальто и ждем, куда укажет главное лицо. Хотя и так все ясно: ослепительным блеском радиаторной решетки нас встречает готовый к свадебному полету корабль. Он базируется сейчас в такой ощутимой близости, что мы испытываем восторг от его несбыточного вида и одновременно изумляемся безукоризненным линиям его контура.

— Может, шампанского? С бахом, — ища примирения, произносит Николай и кладет руку на Катину талию. Виском дотрагивается до ее плеча.

— В машине, — одновременно с пригласительным жестом говорит Катя.

Мне позволяют сесть рядом с водителем. Он похож на пилота из «Космической одиссеи», парня по имени Бамба. Его очки из той же пластмассы, что и колесо рулевого управления. Губы сжаты, перстень на среднем пальце изящен, пиджак черен, как битум.

От пассажирского отсека нас с Бамбой отделяет полупрозрачное матовое стекло. Стоит мне только захотеть, и стекло любезно опускается, и я сначала вижу чьи-то ноги, потом улыбку, отделенную от лица, затем само лицо, и это оказывается Юрий. Он отстраняется, чтобы пропустить мне навстречу руку с бокалом шипящего напитка.

— «Абрау Дюрсо». Смотри не выплесни на приборы, вызовешь короткое замыкание, — предупреждают сзади.

— Что я — не знаю? Как-никак в техническом вузе учусь, — говорю я и делаю первый глоток, одновременно ощупывая мягкую кожу сиденья.

Неслышно включается двигатель, и пятиэтажная коробка общежития проплывает перед глазами от одного края обзора до другого, а затем убыстренно исчезает вдоль правого борта нашего корабля. Я догадываюсь: пока мы салютовали шампанским, кто-то незаметно занавесил окна специальными экранами, куда вставлены цветные слайды с изображением тех мест, мимо которых нам хотелось бы проследовать. Мы не едем, а преспокойно стоим себе на одном месте, там же, около общажного подъезда с обледенелыми ступенями, а наш корабль превращен в уютный кинозал с Бамбой-киномехаником.

Удобно устроившись, мы переговариваемся, дуем шампанское и наблюдаем разноцветное трюкачество в окнах. «Нельзя ли включить „Шанхайский сюрприз“ на боковом стекле? Нет? Что ж, тогда, будьте любезны, еще бокальчик!» Последние кадры: мачты стадиона «Динамо» на левом экране и витрина с дверьми пункта назначения на правом. Мы покидаем необычный кинозал, и, надо же, слева действительно стадион «Динамо»… «Ты куда, Антон? Право руля, нам сюда».