Александр Саркисов - Гонобобель (сборник)

– Сереженька, не беспокойся, у нас хоть сбережений нет, а я все ж работаю, да и тебе пенсию вдвое подняли, переживем.

По поводу пенсии Мурмашов сразу расставил все точки.

– Не понял? При чем здесь ты и моя пенсия? Это государство возвращает мне долг за двадцать семь лет безупречной службы!

Долго он мучился в поисках работы, пока не вступил в секту «свидетелей фейсконтроля». Пройдя собеседование, он был принят охранником в торговый центр «Хризолит». Сереге выдали форму и должностную инструкцию, ощутив себя в своей тарелке, он приступил к обязанностям, честно исполняя их сутки через трое. Заметив его усердие и прилежание, начальство назначило Серегу начальником смены. Не прошло и года, как он сделал завидную карьеру и возглавил службу охраны всего «Хризолита» с соответствующей зарплатой. Жизнь налаживалась, он активно внедрял опыт, полученный во время службы. Было, конечно, нелегко, посетители никак не желали ходить строем, но в конце концов ему удалось навести почти уставной порядок. В итоге порядок в торговом центре был, а торговли не было. В руководстве «Хризолита» нашелся кто-то умный и связал убытки центра с бурной деятельностью Мурмашова. Итог был закономерным, Сереге поставили ультиматум – или уходишь по-тихому сам, или со скандалом, но уже с волчьим билетом. На раздумье дали три дня, тут и начались его кухонные переживания, в общем, беда.

На столе стояла литровая банка с огурцом-сиротой и рюмка с водкой. Серега рассматривал большой палец правой ноги и пытался думать: «До чего же жизнь несправедливая штука, и огурец только один, ну ничего зато рассола много». Он отчаянно опрокинул в широко раскрытый рот водку, резко выдохнул и, три раза мощно дернув кадыком, осушил банку. Огурчиком хрустел не торопясь: «Нужно друзей собрать посоветоваться, может, чего и подскажут. Верка не в счет, этой лахудре мои душевные переживания пофиг, ей главное, чтоб все в дом. Когда икрой на Камчатке объедалась, уже и не вспоминает, вся в тещу-покойницу, прости Господи».

Серега медленно поднялся и прошел в ванную комнату. Оперевшись руками на раковину, он уставился в зеркало. Оттуда на него с укоризной смотрела унылая, небритая рожа незнакомого человека.

– Все, пора завязывать.

Пошатываясь, добрался до спальни и рухнул на кровать. Жена демонстративно сгребла одеяло с подушкой и ушла спать в гостиную.

Рано утром Мурмашов вскочил, как на подъем флага, помахал руками, поприседал и двинул в ванную. Отчаянно матерясь, он героически терпел ледяной душ. Растеревшись до красноты большим махровым полотенцем, он брился и рассматривал себя в зеркало: «А что, еще ничего, еще в подоле могу принести». Сбрызнув лицо одеколоном, Серега взялся за телефон. Сначала набрал Петьку Ильяшевича, тот рано ушел со службы и довольно успешно крутился в бизнесе.

– Здоров, Петро.

– Привет, куда пропал?

– Да так, проблемы, посоветоваться нужно.

– Ты же знаешь, чем смогу. Где и когда?

– Давай в центре, часиков в девятнадцать, в «Трактире на Селезневке».

Вторым набрал Володю Смагина, этот работал в префектуре и дружил с теми, кто ничего не просит. Помощи от него ждать не приходилось, но ситуацию с увольнением мог и разъяснить.

– Володя, добрый день. Сегодня встречаемся тесным коллективом, ты подойдешь?

– Окей, постараюсь вырваться.

Мурмашов долго думал, звонить ли Степе Милонову. Со Степой было не все так просто, закончив службу, он неожиданно для всех окунулся в религию, и теперь двадцать пять календарных лет, проведенных в районах Крайнего Севера, он не считал вычеркнутыми из жизни, теперь он понимал, что это Бог послал ему такое испытание. Ну, уверовал человек, и слава Богу, но Милонов стал членом Союза православных хоругвеносцев и положил остаток жизни на борьбу с меньшинствами, как национальными, так и сексуальными. И при встречах после третьей рюмки эта тема становилась главной. Все взвесив, Сергей все же решил Степу позвать, чем черт не шутит, может, православные чем подсобят.

– Степа, дорогой, сто лет тебя не видел. Как дела?

– Слава Богу.

– Слушай, сегодня вечером встречаемся тесным коллективом, приходи, пообщаемся.

– С удовольствием, только я до восемнадцати часов буду занят, читаю лекцию в Хамовническом УВД – «Гомосексуализм как разрушитель вертикали власти».

– Успеешь, сбор в девятнадцать в «Трактире на Селезневке».

Когда Мурмашов собирался выйти из дому, из комнаты выглянула жена.

– А куда это мы намылились?

– У меня встреча, по делу.

– Какому такому делу? Тебя, дурака, с работы поперли, дома скоро жрать будет нечего, а ты пенсию пропивать?!

– Прекрати, это как раз насчет работы.

– Вот паразит, да чтоб ты сгинул, отплакалась бы один раз да зажила б по-человечески…

Не дослушав добрых пожеланий жены, перечень которых был ему прекрасно известен, Серега быстро зашел в лифт.

За пять минут до назначенного срока он топтался у входа в трактир. Следом за ним подошел Милонов, на левом рукаве его пальто красовалась повязка черно-желто-белого державного цвета. Он обнял Серегу и троекратно лобызнул.

– Ну здравствуй. А чего мы у входа толкаемся, давай ребят внутри дождемся.

Они выбрали столик в дальнем правом углу небольшого помещения, повесили верхнюю одежду на вешалку, сиротливо стоящую рядом со столиком, и расселись. В дверь заглянул Ильяшевич, Мурмашов помахал ему рукой:

– Петя, мы здесь!

Позже всех пришел Володя Смагин, всем своим видом давая понять, что очень занят, но для старых училищных друзей время выкроил. Подошел молоденький официант и положил на стол меню.

– Заказывать сразу будете?

Милонов взял инициативу в свои руки.

– Надеюсь, в меню ни плова, ни мацы? Значится, так, нам литровую водочки и четыре порции селедочки по-домашнему, и быстренько. Остальное потом.

Официант испарился исполнять заказ. Ильяшевич легонько хлопнул Мурмашова по спине:

– Серега, ты суть проблемы изложи, пока гулять не начали.

Мурмашов рассказал все как есть и с горечью подытожил:

– А главное, я ж как лучше хотел, а они взашей и еще пугают.

– Володя, что скажешь? Ты у нас большой чиновник, наведи резкость.

Устало прикрыв веки, Смагин ответил:

– Да, ситуация непростая, и в Москве непростая, и в России в целом.

Годы, проведенные на госслужбе, приучили его говорить непонятно, с полунамеками, а главное, многозначительно.

Появился официант и ловко расставил на столе приборы, закуску и бутылку водки. Порезанная на кружки холодная вареная картошка, похожая на обмылки, кусочки селедки, щедро засыпанные луком, и не первой свежести хлеб, порезанный треугольниками. Милонов взял запотевшую бутылку «Русского стандарта» и отработанным круговым движением наполнил рюмки с точностью до карата. На бутылке остался подтаявший отпечаток его пятерни.