Саша Саин - Приключения сионского мудреца

Целую неделю длился вояж кузнеца по городским предприятиям, он показывал везде одно и то же, и одно и то же говорил. Чем мне сильно поднадоел, но я ему показал и моё искусство, в том числе сдержал слово: как надо и на военном заводе проходить! «А напиши от моего имени статью обо мне в вашей партийной газете! — скромно предложил кузнец. — Как она у вас называется — „Коммунист Туркменистана“». «Таджикистана, вы в Таджикистане», — поправил я его. «Вот чёрт! Мне, знаешь, все эти турки одинаковы! И честно, я не знал, что есть такой Таджикистан, или как его? Пока, вот сейчас, не приехал сюда. Знал, что есть узбеки, туркмены и Ташкент». — «Ладно, будете не хуже Стаханова — напишу!». На следующий день понёс статью зам. редактора «Коммунист Таджикистана» Заречному, прихватив с собой и кузнеца, как «вещдок». Кузнец был, как и положено, при орденах и медалях, чем очень впечатлил Заречного. «Вот статья! — сказал я. — О герое, новаторе из славного города Свердловска — флагмана советского машиностроения! Написали мы оба, — и протянул Заречному пять рукописных листов, где в конце стояла „кузнецкая“ и моя фамилия, как авторов. — Кузнец проделал огромную работу в городе!» — и я подробно рассказал о пользе, которую кузнец принёс таджикскому народу, создавая фон, пока редактор читал «героическую былину». И статья моя была о «народном» кузнеце — в тонах народного эпоса и патриотизма. «Хорошо, — остался доволен Заречный, — опубликуем. Это вы писали?» — спросил он меня. «Я, — кивнул я скромно, — с его помощью», — указав на соавтора-кузнеца. «Да, мы вместе писали», — уверенно, громко заявил кузнец. «У вас чувствуется публицистический стиль», — похвалил меня Заречный. «Да, мы хорошо „публисисиськи“ написали», — согласился кузнец. «Приходите завтра, — предложил мне Заречный, — прочитаете заготовку статьи и если согласитесь — опубликуем».

«А где моя фамилия?!» — возмутился я, увидев, что в конце только Мельник Николай Иванович указан. «Знаете, — хитровато прищурившись, заявил Заречный, — одна фамилия Мельник как-то лучше смотрится, чем две». — «Ну, да, — понял я, — моя не такая благозвучная». — «И к тому же, вы должны понять! Вы думаете, статьи в газете написаны теми, чьи фамилии стоят в конце? Пишу я или мои коллеги, а подписываем другими. Такая у нас, журналистов, участь, но я вашу фамилию вклиню в текст, вот здесь, например, где написано: „я посетил 11 предприятий города“, — исправлю, — „в сопровождении товарища…“ — и ваша фамилия будет указана. А так, всё хорошо написано, спасибо за статью, буду рад вас ещё у нас видеть».

«Пошёл к чёрту!» — подумал я, хотя зря, пришлось ещё несколько раз обратиться. «Ну, молодец! — похвалила Марина Алексеевна, когда кузнец уехал. — У тебя хорошо всё получилось, и много предприятий, на удивление, посетили! Обычно твой предшественник не более 3–4 посещал с новаторами». — «Наверное, заказывал пропуск», — подумал я. «Давай приглашай другого новатора, вот есть ещё одно „светило“»! — протянула она мне московский адрес.

Не только мы с братом успешно трудились на просторах Таджикистана, наш отец тоже присоединился к нам, довольно быстро найдя работу учителем школы № 56 в районе 2-го Советского, около домостроительного комбината. Несмотря на свои 60 лет, отец поднял уроки производственного обучения в этой школе, как и в Бердичеве, в школе № 4, на высокий уровень. Теперь уже эта школа побеждала на городских выставках своими экспонатами, которые делали на его уроках и после уроков дети! Они, а больше он сам, изготавливали разные станки, модели. Домой он приходил поздно вечером. Только зрение его подводило, и поэтому в борьбе с нарушителями дисциплины ему приходилось применять свою природную находчивость и юмор. «Понимаете, одна „сволочь“ всё время насвистывает на уроках!» — назвал он сволочью ученика. Любой «моралист» скажет: «непедагогично». Но это скажет только дурак и лицемер: во-первых, не за что любить того, кто свистит на уроках! Во-вторых, произнося слово «сволочь», отец улыбался и не злился. «Так вот, — продолжал отец, — сколько я не просил перестать свистеть, ничего не помогало. Сегодня, когда опять в классе „засвистело“, я сделал паузу — свист продолжался. Тогда я резко громко выкрикнул: „свистун, встать!“ И что вы думаете? — смеялся отец. — Этот дурачок вскочил, а потом быстро сел, но было уже поздно — все стали смеяться!». — «Гипнотизёр», — покатываясь со смеху, сказали мы с братом. «А что, в гипнозе тоже так делают?» — удивился отец. «Вот тебе книга по гипнозу — почитай! — протянул я ему купленную мною книгу, т. к. сам мечтал когда-нибудь гипнозом заняться. — Она тебе в твоей работе пригодится». — «Они очень интересные, — продолжал отец, имея в виду, тех же „сволочей“-учеников. — Вчера во время перерыва я достал бутерброд и стал быстро есть, чтобы успеть до звонка. Так они не уходят. Один подошёл ко мне поближе и спрашивает: „А что, мы будем сегодня ещё делать?“ — и смотрит то на меня, то на бутерброд. — Мне стало смешно, и я спросил его: „Хочешь бутерброд кушать?“ — Он кивнул и проглотил слюну. Мы с ним поели. У нас дети, в основном, из бедных семей, — пояснил отец. — Когда они хотят уйти с урока, то обычно придумывают: или голова болит, или живот», — продолжал отец, который если начинал рассказывать о своей школе, то его было также трудно остановить, как тогда, когда о своём фронтовом прошлом рассказывал. — «Сегодня один, из седьмого класса, заявил, что у него голова болит. — „Можно я уйду домой?“ — спросил он. Я ему говорю: „Ну, хорошо, только голова болит, но сам-то, ты здоров, правда? Он мне отвечает: „да“. Так и оставайся, предложил я ему, причём тут голова, если сам ты здоров?“. Он остался, но всё время было видно — соображал, что же произошло? Хорошо работал и больше не просил отпустить. В конце урока я его спросил: „Как голова?“. — „Какая голова?“ — спросил он, уже и забыв про свой фокус».

Погрустнев, отец произнес: «Всё неплохо, если была бы ещё мама здесь. Вы думаете, я не переживаю за неё? Как она там одна?». — «Будет плохо — приедет», — пообещали мы с братом ему. «Жаль, что у тебя с ней не получается, как с учениками», — сказал брат. «Когда она была здорова, всё было хорошо», — произнёс отец. «И сейчас было бы хорошо, если бы т. н. родные и „близкие“ не мешали», — заверил я его. «Они что, не понимают?!» — не понимал их отец. «Они не хотят понимать», — объяснил ему брат и перевёл разговор на другую тему. «У меня сейчас интересное дело по убийству на улице Жданова. Парень женился, отгулял на своей свадьбе, а потом на следующий день ночью вышел из дому подышать, как он сказал, свежим воздухом. И увидел 45-летнюю пьяницу, которая жила по соседству. Она, шатаясь, откуда-то возвращалась домой. Он повёл её в развалины, на пустырь, там изнасиловал, а когда она стала кричать, ударил её несколько раз по голове булыжником. Затем вернулся домой, а через два часа ещё раз пошёл на пустырь проверить, жива ли она, и, на всякий случай, ещё несколько раз ударил её булыжником по голове. Русский, ничем не примечательный на вид парень. „Пьянчужка“ — татарка. Милиция это дело испортила. Они сразу плохо осмотрели место происшествия. Они, как бараны, затаптывают следы, бессмысленно топчась на месте! Убийство произошло месяц назад, а я 4 дня назад, произведя осмотр места, нашёл много следов: и волосы убийцы, и отпечатки пальцев, даже булыжники, которые они не подобрали. Они прицепились к мужу сестры „пьянчужки“ и заставили его признаться. За это я сейчас против двух ментов возбудил уголовное дело. Пришлось с самого начала искать следы, строить версии, допрашивать. Предположив, что убийца должен быть сосед, я вышел на этого парня», — рассказал брат. «Смотри, будь сам осторожен!» — испугался за него отец. «Я осторожен, — улыбнулся брат, — приходи завтра ко мне в три часа. Этого парня привезут ко мне на допрос в прокуратуру», — предложил он мне. Убийца оказался, как его и описал брат, обычным, как основная «масса» на улице. Вид у него был даже жалкий. «Почему это сделал?» Объяснил: «А что она пьяная по ночам шляется!».