Дмитрий Сазанский - Предел тщетности

Сейчас, пребывая весь день в молчаливой задумчивости, я стремительно набирал вес.

Сначала у меня набухло в пояснице, оттуда начали свешиваться валиками запасы жира, затем раздуло живот, вывернув наружу пупок. Остальные части тела остались без изменений, я теперь напоминал паука с тоненькими ножнами и ручками и большим туловищем посредине. Впору занавешивать зеркало, как в доме покойника, чтобы не видеть того безобразия, которое я представлял.

Во мне проснулась крайняя подозрительность. Я подслушивал, о чем говорят жена, зашедшие проведать папу дети и случайные гости. Мне казалось, что они постоянно обсуждают пертурбации, случившиеся со мной и моим организмом. Супруга, разговаривая по телефону, теперь уходила из комнаты на кухню. Оставив тапочки у компьютера, я босиком крался за ней следом, прячась в коридоре, жадно вслушивался в ее ответы, стараясь по модуляции голоса определить тему разговора и его касательство моей персоны. Меня ловили за этим постыдным занятием и больше журили, как несмышленого ребенка, чем гневно отчитывали. За подозрительностью, словно сестра близнец, пришла ревность, а с ней под ручку ненависть, не к какому-то неизвестному любовнику моей суженой, а ко всему миру в целом. Я невзлюбил жену, не переваривал ее красивые платья, макияж, духи, ненавидел книги, которые она читала, фильмы, которые она смотрела, музыку, которую она слушала. Мне стали неприятны ее ласковые прикосновения. Ложась в постель, я уже не нуждался, как раньше, в доказательствах любви, а старался зарыться с головой под одеяло, прижавшись к стенке, подальше от ненавистной мне женщины.

Мое общение с родными и друзьями неуклонно сходило на нет, радость навсегда покинуло мое сердце, краски вокруг потускнели, зрение и слух ухудшились до такой степени, что я практически не реагировал на внешние раздражители. Мне купили очки с толстыми линзами и дорогой слуховой аппарат на батарейках, чтобы я окончательно не выпал из окружающего мира.

Проснувшись утром, я долго лежал с закрытыми глазами, отвернувшись к стене, боясь пошевелиться, дожидаясь, когда жена приведет себя в порядок и уйдет на работу.

Только после прощального стука двери, я выползал из-под одеяла и шел на кухню заварить кофе. Потом брел обратно с кружкой в дрожащей руке, оставляя после себя цепочку коричневых пятен на светлом буковом паркете, садился за включенный компьютер и начинал поглощать все, что выдавал мне Интернет, прихлебывая горячий напиток.

Все ровно так и произошло в то злополучное утро — я пришел в комнату, сел за компьютер, поставил кофе на стол, немного расплескав, поерзал мышкой, выводя моего единственного друга из спящего режима, и увидел, что на мониторе в углу, свесив ножки на экран, сидит маленький черт. Своим видом он не походил ни на классического черта из запоя, ни на его сородичей из русских народных сказок, ни на персонажей литературных произведений связанных с чертовщиной. Лицом Варфаламей, позже я узнал его имя, напоминал сильно похудевшего Чебурашку с отрезанными ушами. Они так плотно прижимались к его голове, что становились практически незаметными. Копыт не было видно, оставалось только догадываться об их присутствии, на его ступнях красовались поношенные синие кеды на шнуровке. Покрытое лиловой шерстью тщедушное тело одето в рубашку навыпуск цвета хаки и серые шорты до колен в крупную красную клетку. Черт полез карман, достал пачку сигарет с ванильным привкусом, вынул одну и закурил, щелкнув маленькой зажигалкой, нахально пуская дым мне в лицо.

— Скоро ты сдохнешь, — торжественно произнес черт после небольшой паузы таким напыщенным тоном, словно награждал меня орденом за заслуги перед Отечеством.

— А тебе не все ли равно, — безразлично ответил я, пододвигая к себе кружку.

Черт потянулся за ней, чтобы сбросить пепел и чуть не свалился с монитора. Изловчившись в последний момент, он подтянулся на руках, не выпуская сигарету из мохнатых пальцев, повернулся на мгновенье ко мне спиной. Из небольшой прорези в шортах сзади торчал хвост, аккуратно свернутый колечком. Кисточка на конце, вдетая в петельку чуть ниже левого кармана, напоминала пучок сухой травы.

Устроившись обратно, черт поерзал задом по краю экрана, находя устойчивое положение, затянулся, прищурился одним глазом и точно выщелкнул окурок в центр кружки. Бычок, попав в жидкость, зашипел, утонул на секунду и всплыл на поверхность, покачиваясь на волне, приводя к неприятным ассоциациям. Как ни в чем не бывало, я отхлебнул глоток кофе, поймав губами желтый фильтр, покатал его во рту и плюнул им в черта, попав в морду. Варфаламей нисколько не обиделся и, утершись, засмеялся. Подленько так, мелким горохом. Черт снова полез в карман, достал засаленную записную книжку, полистал ее, поплевывая на палец, нашел искомую страницу, провел ладонью вдоль корешка, расправляя, и со смешком прочитал.

— Тэк-с. Никитин. Ты помрешь через восемнадцать дней, ночью, во сне, твои бренные остатки закопают через трое суток после смерти, — он остановился, склонившись над вещей книгой, будто разбирал смазанные каракули, — в могилу под номером восемьдесят семь тысяч пятьсот двадцать один на Митинском кладбище.

Он послюнил палец, точнее засунул его в рот целиком, пососал его, как леденец на палочке, перевернул с печально-притворным вздохом страницу и гаденько продолжил.

— Души у тебя нет, ни бессмертной, ни вообще какой, завалящей, так как ты, Никитин, ничего из себя не представляешь, то и не подлежишь трансформации, потому что из ничего никогда не сделать чего. Дерьмо ты натуральное, ноль без палочки, фуфло в очках, гнида со слуховым аппаратом, хорек пивной, — Варфаламей сидел, закинув ногу на ногу, перечислял эпитеты, загибал пальцы на руке, выставив вперед блестящую лиловую ладошку, лысую, как у обезьяны.

Взяв кружку в руку, я собрался окатить его содержимым с ног до головы и шут с ним, с монитором, но черт погрозил пальцем — даже не думай! И исчез.

Я наклонился вправо, не вставая со стула, открыл дверцу книжного шкафа, вытянул две книжки и достал заначку — бутылку водки, рюмка стояла там же.

С юности я испытываю благоговейный трепет перед писателями и поэтами, перед любым человеком способным силой ума, с помощью фантазии сложить вместе слова таким образом, что получается занимательная история, от которой невозможно оторваться даже ночью. Плюс ко всему этому, однажды в романе Майн Рида на девяносто второй странице я нашел пять рублей. Сколько потом не перечитывал — денег не находил. Зато полюбил литературу. С тех пор прошло много лет, но, отдавая дань юности, заначку я всегда хранил за книжкой «Всадник без головы».