Дмитрий Сазанский - Предел тщетности

— Вы не оставляете мне выбора, — теребя пуговичку на кофте, заявила Ксения таким тоном, будто ее заставили раздеться перед большой аудиторией.

— Почему? Можем сразу разбежаться, — я опять кинул взгляд на бутылку и смягчил условие, — предварительно допив то, что на столе.

— Она согласна на все, — засмеялась Носкова, тыча себя пальцем в грудь, — предварительно допив то, что на столе.

— Ладно, шутки в сторону. Скажите, когда я умру?

Не знаю почему, но исповедуясь перед Решетовым, я утаил от него несколько мелочей, причем не специально, с дальним, так сказать, прицелом, а просто упустил их, спеша выговориться, посчитав несущественными. Одним из таких пустячков, была дата моей смерти, предсказанная Варфаламеем.

— Ну и вопросы вы задаете? Интересно, какой степени точности вы ожидаете ответ, год, месяц?

— Вам решать. Чем точнее, тем лучше.

Снова зазвонил телефон, мелодия доносилась из кухни. Носкова вздрогнула, как от удара, еще раз излишне многословно извинилась и удалилась вон. Беседа длилась минут пять, Ксения вышагивая по кухне, будто солдат на плацу, причем больше слушала, чем высказывалась. Слов я не разобрал, но разговор получился нервным, в чем-то даже неприятным для хозяйки, судя по голосу Носковой.

И опять в комнату вернулась новая трансформация ясновидящей, перемена декораций была настолько разительной, что я невольно проникся сочуствием к невысказаннрй тоске, плескавшейся в ее глазах.

— Итак, на чем мы остановились? — она стала теребить пуговицу на кофточке с такой силой, что глядишь и оторвать недолго. — Вы перейдете в мир иной через семь дней, точнее, через шесть с половиной, если быть пунктуальной.

— Все вы врете, — не выдержал я, — ничего вы не знаете. Кто вам только что названивал?

— Генерал. Интересовался, как у нас дела.

— Ага, и часа не прошло, как он успел соскучится. Никаких дел у нас с вами нет и быть не может, — я нес околесицу, не понимая, какая муха меня укусила, но остановиться уже не мог, — так и передайте генералу.

— Мне кажется, ваши упреки высказаны не по адресу. Я их никак не заслужила. Успокойтесь, ради бога.

Выпейте, давайте я вам налью, — она потянулась к бутылке, чтобы наполнить мой стакан и я увидел, что верхнюю пуговицу на кофточке Носкова все-таки оторвала. Вид женских прелестей, отрывшийся моему взору, неожиданно успокоил — передо мной не черт в юбке, а обыкновенная женщина. Я взял из протянутой руки стакан, пальцы встретились и мне показалось, что она погладила мою ладонь. Если бы я сочинял роман, обязательно вставил бы фразу «его словно током дернуло». Я, к счастью, не беллетрист, но прикосновение женских пальцев заставило меня поежиться. Кажется, Носкова этого не заметила. Я поднес выпивку к губам и обратил внимание, как дрожит стакан.

— Да вас знобит. Сейчас плед принесу, — она сорвалась с места, хлопнула дверца шкафа, не успел я опомниться, как меня укрыли шерстяным пледом по самую шею, словно непослушного ребенка.

Ее пальцы бегали по мне, как по арфе, она так старательно подтыкала края пледа, будто хотела спеленать с ног до головы, обездвижить, лишить возможности вырваться из чересчур заботливых рук хозяйки. Закончив манипуляции, Носкова оглядела поле боя и воина, попавшего в плен клетчатому шотландскому войску, приблизила лицо ко мне, словно желала рассмотреть в мельчайших деталях, типа «запомните его таким», затем внезапно поцеловала в губы, точнее, метила в губы, но я нырныл головой вниз, так что поцелуй пришелся в лоб — так обычно прощаются с покойником. Нисколько не сконфузившись от неудачи, она предприняла вторую попытку — на этом раз Носкова обеими руками схватила мою голову, как кочан капусты, зажав в ладонях с такой силой, что мне почудилось, будто лицо сплющили, сдавили тисками. Она снайперски прицелилась, прищурив левый глаз, и влепила поцелуй прямо в губы, при этом всем телом придавив меня к креслу. Давненько я не чувствовал себя полностью беспомощным в столь жарких объятиях страстной женщины. Через несколько секунд мне показалось, что Носкова хочет с помощью продолжительного поцелуя высосать весь мой мозг или что там осталось, по утверждению грифа. Я попытался рывком выпростать руки, но хозяйка настолько плотно прижималась ко мне, что финт не удался, тогда мне пришлось действовать ногами, и пятки застучали по полу — так бьют плашмя ладонью по ковру поверженные борцы после болевого приема, не в силах терпеть страдания. Мои пятки выстукивали морзянкой отчаянный «sos», но безумная Ксения не понимала языка телеграфистов и не обращала внимания на молчаливый вопль о помощи. Наконец я смог ужом вытянуть руку из-под пледа и стал аккуратно, но настойчиво просовывать ладонь между слипимися в экстазе телами на манер штыковой лопаты. Как только рука взрыхлила половину грядки, достигнув ложбинки между грудей, я сжал волю вместе с ладонью в кулак и рывком отпихнул Ксению от себя. На долю секунды мне почудилось, что сначала ее ноги оторвались от пола, повиснув в воздухе, как в невесомости, а затем уже губы отшвартовались от меня стыковочным модулем.

Носкова отпрянула, еле удержавшись на ногах, зацепила бедром столик с напитками, едва не опрокинув, бутылки жалобно зазвенели от страха, но все обошлось. Она пошатываясь обогнула стол, села в кресло, поправляя сбившуюся прическу. Мы тяжело дышали, словно долго гоняли в салочки по дому, хотя случайный наблюдатель, глядя на наши раскрасневшиеся лица, мог бы нафантазировать все что угодно — от совместной колки дров до катания по полу в обнимку, судя по сбившемуся ковру.

— Так на чем мы остановились? — отдышавшись, как ни в чем не бывало спросила Носкова.

— В разговоре или в поползновениях к любви? Надо признать, действовали вы в обоих ипостасях синхронно, хотя и противоречиво. Предсказали точную дату моей смерти и тут же начали опровергать собственное пророчество действием — пытались лишить воздуха посредством поцелуя взасос.

— Не выдумывайте, — возразила Носкова и принялась теребить уже среднюю пуговицу на кофте.

Подобными темпами она, пожалуй что до юбки доберется за полчаса и останется в чем мать родила, разрушив последние моральные преграды между нами. Следует как можно быстрее придумать способ вернуть ее к алтарю добродетели. Не скажу, чтобы Ксениямне активно не нравилась, бывали в жизни сюжеты и похлеще, но адюльтер с колдуньей в нынешних реалиях казался неуместным.

В который раз зазвонил телефон. Носкова рванулась на звук, будто скаковая лошадь на гонг ипподрома. Я налил еще на три пальца и опрокинул пойло в себя с желанием потушить огонь возмущения, бушевавший внутри. С кухни послышался странный шелест, я повернулся на звук и волосы на голове у меня зашевелились сами собой — хозяйка стояла в конце коридора спиной ко мне, приложив телефон к уху, молча кивала головой и раздевалась. Подхватив валявшийся рядом плед, я метнулся длинным коридором на кухню, вырвал из руки хозяйки телефон, грохнул его с размаху о мраморную плитку и завернул вконец испуганную Носкову в мягкую шерсть на манер кокона. Притащил онемевшую женщину в комнату, швырнул в кресло и только собрался учинить тщательный допрос с применением пыток и нецензурной брани, повиснув над ясновидящей взбешенным коршуном, как сам ощутил всю нелепость, театрализованность происходящего. Внезапно успокоившись, я присел на краешек стола, поискал глазами второй стакан, не найдя, пододвинул свой, вылил в него остатки джина и протянул Ксении.