Дмитрий Сазанский - Предел тщетности

— И что? — все еще не понимая, в чем дело, спросил я. Хотя запонку сразу узнал — ее мне всучил капитан на набережной.

Наталья опустилась в кресло и быстро заговорила, словно боялась, что ее перебьют. Мне показалось, что она вмиг постарела.

— Ты знаешь, у меня нет привыкли копаться в чужих вещах, но вчера я положила твои джинсы в стирку, предварительно проверив карманы, и обнаружила вот эту запонку.

— Не пойму, какая связь между запонкой и убийством Мишки? — я был спокоен, потому что не находил за собой вины, — Таких запонок в любом ювелирном навалом.

— Таких, да не таких. Видишь, — жена, взяв украшение, ткнула куда-то пальцем, — тут гравировка.

Я подошел поближе, сел напротив, пытаясь рассмотреть, но перед глазами, как назло, бегали серые мухи.

— Да вот же, 48+, - подсказала жена, — я сама эту гравировку заказывала.

— Зачем?

— Никитин, ты дурак или прикидываешься? — Наталья, казалось, немного успокоилась, — у Мишки в прошлом году был день рождения…

— В прошлом году у всех был день рождения, если мне не изменяет память. Даже у нашего кота.

Я не хотел ее злить, вырвалось само собой, но Наталья, думая о другом, по счастью, пропустила мою реплику мимо ушей.

— Ты уезжал по делам в Питер, попросил купить какой-нибудь подарок, сходить к Мишке и поздравить от нас обоих. Это случилось незадолго до вашей размолвки. Мне приглянулись запонки и я отдала выгравировать на них 48+, с намеком, дескать, сколько прожил, желаем прожить столько же. А теперь ответь, как в твоем кармане оказалась Мишкина запонка, а заодно просвети меня, недалекую, откуда на столе два миллиона? — она откинулась в кресле и посмотрела на меня.

Да уж, крыть действительно нечем. Нет, как ладно сложилось — запонка, Мишкина смерть и два миллиона на столе. Нарочно не придумаешь. Хотя, стоп! — нарочно как раз и придумаешь, а выдумщиков у меня под боком более чем достаточно.

— Мне нужно срочно встретиться со следователем, — выпалил я после небольшой заминки.

— Ты решил во всем сознаться?

Маятник настроения жены качнулся в противоположную сторону — секунду назад она была готова растерзать меня за то, что любимый человек, отец ее детей, вдруг оказался жадной сволочью, убившей друга из-за денег, но стоило гаду сделать добровольный шаг по направлению к тюрьме, как она превратилась из обвинителя в защитника.

— Наташ, не мели ерунды, ну какой из меня убийца? — для убедительности я зачем-то распахнул полы халата, обнажив волосатые ноги, будто с такими ногами не то, что человека, муху не обидишь.

Увидев, что довод не сработал, я подался вперед, взял ее пальцы в свои ладони, наклонился и поцеловал поочередно, потом притянул Наталью к себе и потащил в Петькин кабинет, служивший по совместительству опочивальней. Жена поначалу предпринимала робкие попытки вырваться, но они становились все тише и тише. Конечно — это несколько нестандартный ответ на обвинение в убийстве, но что поделать — у дурака в арсенале только гусли да свисток.

Три часа пролетели незаметно — именно столько времени понадобилось, чтобы окончательно убедить Наталью в нелепой вздорности ее предположений. Я на некоторое время выбросил из головы тяжкие думки о грядущем — в самом деле невозможно одновременно заниматься любовью и думать о смерти — такой будерброд не под силу даже творческим натурам, что уж обо мне говорить. Хотя «занимались любовью» не совсем верное определение происходящего между нами в кабинете-спальне Петруччо — мы любили, если быть совсем точным — любились, любовались друг другом, как после долгой разлуки. В нашем любовании преобладала не неистовость оголодавших любовников, а безмолвная нежность, когда легкие, еле ощутимые касания, поглаживания, поцелуи целиком заменяют слова, как у влюбленных глухонемых. Что это было — сон, дрема или милый ангел висел на нами, поигрывая на флейте, не знаю, не ведаю, даже не хочу задумываться. Давно потерянное ощущение счастья неожиданно вернулось, и мы плыли, слегка покачиваясь, боясь вынырнуть, обнаженные, бесстыжие в своей неожиданной любви.

— А Танька твоя все-таки сучка, кто бы что не говорил, — ни с того, ни с сего произнесла жена, одеваясь.

Можно было возразить — она такая же моя, как и твоя — но мне было не до этого, я все еще наслаждался видом одевающейся Натальи, будто в первый раз, хотя видел подобный стриптиз наоборот практически ежедневно.

— И в чем это выражается? — поинтересовался я, наконец-то отогнав наваждение.

— Она тебе изменяла с Мишкой, — глаза Натальи смотрели на меня сурово.

Я никогда не воспринимал Таньку, как любовницу, ну да, с ней было грех не оскоромиться, что мне и приходилось делать порою, не без удовольствия, прямо скажем, но наши отношения всегда были дружбой отягощенной редким истерическим сексом, а не любовью преобразившейся с годами в дружбу. И в этом наблюдалось существенное различие, никакой ревности к Таньке я не испытывал, мне было совершенно плевать с кем она спит, а кого за нос водит, она мне приходилась лучшей подругой, своей в доску до скончания веков, как бы это глупо не звучало.

— Наташ, тебе не кажется сама постановка вопроса несколько абсурдной? — настроение потихоньку начинало портится, действительность всегда без спроса вторгается в грезы беспардонным ублюдочным катком. — Татьяна мне не жена, как ты догадываешься, — я посмотрел на Наталью, она причесывалась напротив зеркала, не спуская с меня глаз, — у Таньки, если помнишь, только официальных мужей четверо в загашнике, а уж любовников за пазухой не счесть. Даже если допустить, только допустить, что все ее любовные связи можно считать изменой мне, хотя это сущий бред, то у меня рога бы выросли размером с Млечный Путь. Среди этой бесконечной вселенной Мишка видится ничтожно малой величиной.

Конечно, я лукавил, до меня сразу дошло, что имела в виду Наталья, но ее откровение застало меня врасплох.

— Не виляй в сторону, ты прекрасно понимаешь, что я подразумеваю под изменой, — Наталья бросила прихорашиваться и резко обернулась ко мне, — она предала тебя, Никитин.

Я хотел возразить, но Наташка остановила меня упреждающим жестом.

— Не спорь хоть сейчас, прошу тебя, Ник. Я закрывала глаза, стараясь не замечать вашу взбалмошную связь, только потому, что видела — Татьяна всегда стояла, как утес, на твоей стороне в любых ситуациях, даже когда ты был по-свински неправ, оправдывая тебя во всем. Не ведаю, что происходило между вами, Танька иногда отзывалась о тебе достаточно нелицеприятно, но стоило кому-нибудь не то что делом, но хоть полусловом вымолвить нехорошее в твой адрес, как она сразу превращалась в разъяренную тигрицу у которой пытаются украсть детеныша. Извини за сравнение, но со стороны все выглядело именно так. Ее беззаветная преданность примиряла меня с мыслью, что волей-неволей приходится делить тебя с кем-то еще. Едва я узнала, что Татьяна спала с Мишкой — это открылось уже после вашей с ним ссоры, когда ты стал пить не просыхая — моему негодованию не было предела. Видеть ее не могу. Ты не представляешь, какая мука была болтать с ней непринужденно в коридоре, когда ты ее привел недавно, и делать вид, что ничего не произошло.