Мэри Кайе - Далекие Шатры

Он не собирался поощрять Джоти к новым формам неповиновения. Так или иначе, ему было ясно, что Биджурам и его друзья приложат все усилия к тому, чтобы Джоти оставался в Бхитхоре так долго, как позволит раджа. Конечно, если только известие о безвременной кончине Нанду не придет в Бхитхор еще до их прибытия туда, и тогда они сразу поспешат обратно домой с новым махараджей.

Но Джоти редко разговаривал о Каридкоте. Он предпочитал слушать рассказы о жизни на северо-западной границе, а еще лучше – в Англии. Обуреваемый жаждой знаний, он здорово утомлял Аша, поскольку вынуждал его много говорить, когда говорить все еще было трудновато. Но хотя Аш с удовольствием обошелся бы без бесконечных вопросов Джоти, общение с ним являлось одним из способов удержать юного принца от разных проказ, а после одного неприятного разговора с Мулраджем Аш стал тревожиться о безопасности мальчика…

Мулрадж не собирался затрагивать этот предмет, пока Аш не оправится и не окрепнет настолько, чтобы обсуждать подобные вопросы, но, несмотря на все свои попытки переменить тему, он в конце концов был вынужден уступить настойчивому желанию Аша поговорить о происшествии на охоте и поразмыслить над его причинами.

– Я все-таки не понимаю, почему седло свалилось, – сказал Аш, уставившись на шест палаточного каркаса и нахмурив брови. – Наверное, виноват Джоти, не затянувший подпругу должным образом. Если только коня для него не седлал Биджурам или один из конюхов. Кто седлал Булбула? Вы знаете?

Мулрадж ответил не сразу, и было понятно, что он хочет уклониться от разговора на данную тему. Но Ашу надоело, что с ним обращаются как со слабоумным инвалидом. Он бросил на Мулраджа сердитый взгляд и довольно резко повторил вопрос. Мулрадж пожал плечами и, покорившись неизбежному, сказал:

– Мальчик говорит, он сам седлал коня, поскольку Биджурам отказался помочь ему и ушел, надеясь, что без посторонней помощи он не справится, а следовательно, не сможет уехать один и будет вынужден разбудить какого-нибудь конюха, который в свою очередь разбудит какого-нибудь слугу, который непременно последует за ним.

– Маленький идиот, – заметил Аш. – Теперь он будет знать.

– Что он будет знать? – сухо осведомился Мулрадж. – Что ремни подпруги надо затягивать как следует? Или что сперва нужно посмотреть – и очень внимательно – под седло?

– О чем вы говорите? – встрепенулся Аш, удивленный скорее странным выражением лица и тоном Мулраджа, нежели самими словами.

– О том, что ремни были крепко затянуты, но сама подпруга лопнула. Перетерлась, причем за считаные часы. По чистой случайности немного раньше в тот день я осмотрел седло. Помните, как мальчик запустил сокола за голубем, которого вы, погруженный в свои мысли, даже не заметили, а мне, когда он пустился в галоп, показалось, будто седло у него немного болтается, и я поскакал за ним следом?

– Да, припоминаю. Вы сказали, что с седлом что-то неладно. Но… продолжайте.

– Ко времени, когда мы настигли сокола и голубя, – продолжал Мулрадж, – мы намного опередили всех вас, и потому я собственноручно поправил подпругу. И говорю вам, сахиб: если не считать того факта, что она была затянута недостаточно туго, с ней было все в порядке. Однако всего через несколько часов она настолько износилась, что лопнула, когда конь помчался во весь опор.

– Но такое невозможно!

– Вы правы, – мрачно согласился Мулрадж, – такое невозможно. Однако это случилось. И здесь могут быть только два объяснения: либо это была уже другая подпруга, старая и прогнившая, которой заменили нормальную, либо – что, на мой взгляд, вероятнее – кто-то, пока мы ели, хорошо поработал над ней острым ножом, перерезав ремень почти полностью, да с таким хитрым расчетом, чтобы он не порвался и не вызвал никаких подозрений, когда его застегивают, но лопнул при сильном натяжении – таком, например, какое возникает, когда лошадь понесет.

Аш уставился на него из-под нахмуренных бровей и довольно язвительно заметил, что, если бы подпруга лопнула, когда мальчик находился в окружении полудюжины спутников, ничего особо страшного не произошло бы, а ведь никто не знал, что он уедет один. Кроме Биджурама, на сей раз занявшего правильную позицию и пытавшегося остановить Джоти.

Мулрадж пожал плечами в знак согласия, но добавил, что есть вещи, о которых сахиб не знает. Например, Джоти обычно всегда пускается галопом вслед за своим соколом и терпеть не может, если при этом кто-нибудь скачет за ним по пятам. Поэтому совершенно не важно, сколько человек находилось бы рядом с ним. Едва лишь сокол устремился бы за намеченной жертвой, мальчик помчался бы за ним во весь опор, а всем остальным осталось бы только ждать и наблюдать. И если бы лошадь понесла, подпруга скоро лопнула бы из-за дополнительной нагрузки, а поскольку взбесившаяся лошадь с легкой ношей развивает значительно бо́льшую скорость, чем покорная узде и несущая на себе взрослого мужчину, то мальчик, по всей вероятности, упал бы прежде, чем кто-либо настиг его.

– А при падении с понесшей лошади в такой местности и взрослый-то может разбиться насмерть, не говоря уже о ребенке. Но те, кто спланировал это дело, не приняли в расчет смелость и сообразительность мальчика, а также не предусмотрели, что именно в силу своих небольших размеров он сумеет удержаться там, где не удержался бы взрослый мужчина.

Аш досадливо хмыкнул и спросил, как, по мнению Мулраджа, «они» – кто бы «они» ни были – могли предвидеть, что лошадь понесет. Именно из-за этого все и случилось, а ведь предсказать такое невозможно.

Мулрадж со вздохом поднялся на ноги и встал над Ашем, засунув ладони под ремень. Его лицо внезапно помрачнело. Он тихо сказал:

– Вы ошибаетесь: это тоже было подстроено. Я все никак не мог понять, почему вдруг лошадь понесла, ведь Джоти всегда привставал на стременах и громко кричал, когда запускал сокола, и Булбул привык к этому. Однако мы оба видели, что лошадь взвилась на дыбы и рванулась вперед, словно в нее попала пуля. Вы помните?

Аш кивнул и от острой боли, вызванной неосторожным движением, ответил резче, чем намеревался:

– Помню. И помню также, что в пределах видимости никого не было и мы не слышали никакого выстрела. А вы, как назойливая пчела…

Он осекся, внезапно вспомнив, что именно заставило его отправиться на поиски собственного коня, когда он увидел, что Джоти уезжает один. Это был рассказ Махду о смерти старого раджи на соколиной охоте и брошенный искоса многозначительный взгляд старика после слов: «Все решили, что лошадь ужалила пчела».

Похоже, Мулрадж понял ход его мыслей. Он сухо произнес:

– Вижу, вы тоже слышали эту историю. Я даже не исключаю, что она правдива, – кто знает? Но на этот раз я решил удостовериться, а потому, вытащив вас из-под вашего коня и убедившись, что вы живы, я не поехал за помощью сам, а отправил Джоти. Это был риск, не стану отрицать, но риск самый малый, ведь он поехал на моей Дулхан, а вы сами знаете: такая лошадь, как она, одна на десять тысяч, и даже несмышленому младенцу не грозила бы с ней никакая опасность. Когда мальчик уехал, я отправился на поиски упавшего седла…