Виктор Мануйлов - Лестница

После выходного, проведенного у Яловичевых, другого выходного в ближайшие дни не предвиделось. Наоборот: интенсивность занятий возросла еще больше, одни предметы сменялись другими, увеличилось количество часов на освоение разговорной английской речи, не говоря уж о физподготовке. Лишь засыпая, Тепляков вспоминал о Машеньке, да и то как-то смутно, неотчетливо, будто из памяти его вырвали ее лицо, улыбку, голос, оставив нечто расплывчатое, неопределенное. Раза два он звонил ей на мобильник, всякий раз разговор был коротким и бестолковым, но слова и не имели значения, радостного голоса ее вполне хватало, чтобы оживить в своем воображении лицо и улыбку Машеньки, вернуть затухающую надежду. При последнем разговоре Тепляков сообщил, что какое-то время звонить не сможет, но как только выдастся свободное время, постарается снова побывать у них в гостях.

Несколько дней перед завершением программы подготовки проводились практические занятия по сопровождению «вип-персон» в различные точки города: в супермаркеты, в офисы, в театры и кино, на деловые свидания в ресторанах, на природе, в бассейне, бане, на квартире и даче, и в качестве этих самых «тел» и их охранителей выступали сами же курсанты, что давало им возможность посмотреть на себя как со стороны охраняемых, так и охраняющих. При этом возникали самые неожиданные ситуации: нападение хулиганов и террористов, предполагаемые засады киллеров и назойливых теле- и фотожурналистов. Это была игра, но игра захватывающая, требующая от будущих телохранителей предельной мобилизации. Не все получалось как нужно, но разборы тех или иных ситуаций были не менее интересными, чем практика, и много давали для понимания своей профессии.

До экзаменов оставалось меньше недели, как вдруг на утреннем построении из рядов Никитичем были вызваны двое: Виталий Костюк и Дмитрий Синеглазов. Едва они по-армейски четко сделали два шага вперед и повернулись лицом к строю курсантов, в спортзал вошел Рассадов, наверняка стоявший под дверью и ожидавший нужного момента. Никитич отдал команду «смирно», Рассадов махнул рукой.

— Вольно! Садитесь! А вы двое постойте, — велел он и, когда все расселись по банкеткам, заговорил скрипучим голосом: — Эти двое (кивок в сторону стоявших) не оправдали наших надежд. Мы вкладывали немалые средства в их обучение, обмундирование и питание, мы тратились на преподавателей, методические пособия, спортивные снаряды. да всего и не перечислить, а эти двое, оказывается, поступили в нашу школу не для того, чтобы охранять тех, кто в этом нуждается и кто этого заслуживает, а исключительно для того, чтобы использовать полученные знания в корыстных целях.

— Как? — дернулся Синеглазов, и на его лице, в его серых глазах вспыхнуло недоумение и даже растерянность.

— Молчать! — рявкнул Рассадов. — Молчать, когда я говорю! — И далее все тем же размеренно-пренебрежительным тоном: — А вот так! Или сам не знаешь? Так я могу напомнить твои же слова о том, что этих новоявленных буржуев стрелять надо, а не охранять. Твои слова?

— Не помню. Может, что-то такое и говорил, но лишь относительно тех, кто украл у нас же, то есть у народа, миллиарды и продолжает красть без зазрения совести.

— А ты кто такой? Прокурор? Судья? Кто тебе давал право рассуждать на эту тему? Тебя для чего учили? И кто поручится, что ты завтра не выстрелишь в своего работодателя? Или не сдашь его бандитам? Лично я поручиться не могу. Поэтому не могу и не имею права рисковать репутацией школы. А теперь самое главное: вам обоим придется возместить расходы на ваше обучение. Все до последней копейки. Никакого документа вы не получите. А получите на руки квитанцию, которую вам придется оплатить в Сбербанке. На этом все. Вы двое — в бухгалтерию! Остальные могут продолжить занятия.

Тепляков вглядывался в растерянные глаза стоящих перед ними парней и пытался вспомнить, говорили они что-нибудь подобное при нем, но память ему ничего не подсказывала. А ведь он и сам, когда речь заходила обо всех этих нуворишах, думал примерно то же самое, правда, не высказывая свои мысли вслух. Наверняка мысли и всех остальных, вышедших из низов, ничем от его мыслей не отличались. Но ведь их готовили к работе — всего-навсего. И от работы какого-нибудь токаря-пекаря, вкалывающего на своего хозяина и получающего за свой труд гроши, их будущая работа ничем не отличается. Разве что более высокой зарплатой. А вообще, все так запутано, что сам черт не разберет, кто прав, кто виноват, и что такое справедливость, если судить о ней с общечеловеческих позиций. Ведь сказано же в Библии что-то вроде того, что скорее верблюд пройдет сквозь игольное ушко, чем богатый попадет в рай. Так почему богатого такая перспектива не пугает, а бедняку приходится всякий раз оглядываться и соизмерять свои поступки с десятью библейскими заповедями? Одно из двух: или нет никакого рая и ада, или за деньги можно купить прощение всех грехов.

Впрочем, подобные рассуждения Теплякову в голову приходили лишь в исключительных случаях: в бога он не верил, не был даже крещен, потому что в него не верили родители, в училище поп появился к концу третьего курса, но далеко не все ходили к нему исповедоваться в своих мелких прегрешениях. Однако в горнострелковой бригаде частенько перед заданием многие шли в церковь, кое-кто — в мечеть.

Тепляков не ходил никуда. И не он один. Положение было неустойчивым, командование, сплошь имевшее советские корни, пребывало в растерянности.

И как-то новый заместитель командира бригады по воспитанию, майор Аладьев, собрал неверующих офицеров в спортзале. Подождав, когда все рассядутся, заговорил, расхаживая вдоль параллельных брусьев:

— Вам, что, товарищи офицеры, трудно сходить в церковь вместе со всеми и пару раз там перекреститься? Вас, что, от этого убудет? А гимн России, который вы слушаете и поете, вам, что, не указ? А ордена в виде крестов — это вам ни о чем не говорит? Или вы думаете, если на то пошло, что вся нынешняя верхушка, которая ходит в церковь по праздникам, чтобы засветиться перед телекамерами, верит в бога? Но народ верит, солдаты верят. Вера объединяет. Да и на кого нам с вами надеяться, как не на бога? А бог, есть он или нет, один на всех. Это я вам говорю, вам, еще не нюхавшим пороху. Мой вам совет: сегодня вечером чтобы все были на общей молитве. С теми, кто не придет и не приведет с собою неверующих солдат, разговор будет особый.

— Разрешите вопрос, товарищ майор, — поднял руку лейтенант Кузнецов.

— Пожалуйста. Только по существу, — уточнил Аладьев.

— Исключительно по существу, — заверил Кузнецов. И продолжил: — Вот мы, неверующие, встанем в строй вместе со всеми на молитву и начнем креститься. Как это будет называться, товарищ майор?