Виктор Мануйлов - Лестница

— А я чай приготовила, — произнесла она. — Подумала: может, и вы захотите. Андрюшку-то я уже уложила. Вы уж не откажите.

— С удовольствием, — откликнулся Тепляков. Спросил: — Ничего, что я в таком виде?

— Да ради бога, Юрочка! Чувствуйте себя как дома!

Пили чай на кухне.

На столе в цветастой тарелке лежали пирожки домашней выпечки, маленькие — с детский кулачок — булочки, блестевшие поджаристой корочкой, смазанной перед отправкой в духовку сырым яйцом. Валентина Петровна потчевала, ревниво следя за тем, как ест ее стряпню квартирант. Тепляков ел и похваливал, вспоминая такие же ревнивые глаза своей матери и то удовольствие, какое разливалось на ее лице от его похвал.

В квартире было тихо, так тихо, будто во всем мире все спало беспробудным сном. Лишь иногда, точно из другого мира, долетали до слуха приглушенное дребезжание трамвая и визг колес на крутом повороте, но едва слышно, так что не верилось в реальность этих звуков.

Тепляков, не вдаваясь в подробности, коротко рассказал о себе. И про свою будто бы невесту: да, имеется, но ей еще надо учиться, а ему, Теплякову, предстоит какое-то время осваиваться со своей работой. О том, что у него за работа, не было сказано ни слова, и Тепляков догадался, что для Валентины Семеновны она не представляет никакого секрета. От нее он узнал, что до пенсии она работала воспитателем в детском садике, работала бы и еще, потому что любит возиться с детьми, да и в садике ее ценили, но после того, как дочь ее, Зинаида, которая живет гражданским браком, родила Андрюшку, работу пришлось оставить. А муж Зинаиды старше ее на четырнадцать лет, пьет, дерется, часто пропадает по нескольку дней неизвестно где, денег домой не приносит, сидит, можно сказать, на шее у жены, а внук — на шее у бабушки, потому что дочка почти ничего на его содержание не дает, хотя работает продавщицей в цветочном магазине и зарабатывает хорошо. А пенсия у нее, у Валентины Семеновны, сами знаете, какая. — такая, что самой бы как-нибудь прожить оставшиеся годы. Вот и приходится сдавать комнату случайным квартирантам. Хорошо еще, что она заключила договор с этим самым «Кристаллом»: квартиранты оттуда — люди все порядочные, уважительные, не пьют, не курят, была даже одна девица оттуда же, и о ней ничего плохого сказать нельзя, а только одно хорошее.

Из этого разговора Тепляков получил что-то вроде инструкции, как себя вести и какие выгоды от этого может иметь: кофе по утрам с пирожками и булочками, чай по вечерам. И доплачивать придется совсем немного, а ей, Валентине Семеновне, так в удовольствие добром отвечать на добро.

На другой день Тепляков купил себе ноутбук, с помощью Интернета несколько часов изучал город и его структуры, за три дня исколесил его вдоль и поперек, чтобы не спрашивать случайных прохожих, где расположена та или иная улица, те или иные заведения. И все эти дни порывался позвонить Яловичевым, имея в виду одну только Машеньку, но каждый раз его останавливали и ее возраст, и неопределенность своего положения, а более всего — навязчивое ощущение, что услышит в телефонной трубке не радостный ее, а равнодушный голос. Но оттягивать дальше было уже нельзя, хотя бы из уважения к Татьяне Андреевне. И он позвонил, в уверенности, что она будет дома.

— Але-оо! — послышалось в трубке напевное, и Тепляков догадался, что разговаривать ему придется с Дашей.

Он кашлянул, произнес:

— Дашенька, здравствуйте.

— Здравствуйте, — прозвучало в ответ. — А это кто?

— Это Тепляков. Юра Тепляков.

— А-ааа, Ю-ура. — в голосе Даши слышалось явное разочарование. А дальше с нотками злорадства: — А Маши, представьте себе, нет дома. Она уехала в краеведческий музей на экскурсию. Со своим классом. И мамы тоже нет дома. Мама, между прочим, очень о вас беспокоится, товарищ Тепляков. Или вас теперь следует называть господином?

— Извините, Даша. Похоже, я позвонил не вовремя. Вы, судя по всему, ждете звонка совсем от другого человека. Еще раз извините. Я позвоню попозже. Всего доброго.

И Тепляков отключил свой мобильник, досадуя на самого себя: не сдержался, наговорил черт знает что, хотя не имел на это никакого права. Какое тебе дело, что и от кого она ждет? Вот тебе и научился сдерживать свои эмоции. А впрочем, что, собственно, произошло? Как бы к тебе ни относились Даша и даже Машенька, важнее всего отношение к тебе Татьяны Андреевны. И только это нужно иметь в виду независимо ни от чего.

Но все эти его рассуждения мало что стоили. Помимо своей воли он представил себе краевой музей с черепками, костями и различными орудиями человеческой деятельности разных исторических эпох, чучелами животных и птиц, и Машеньку, которая движется в группе одноклассников, слушая объяснения экскурсовода. Он сам лишь вчера, но сам по себе, пробежал по всем залам музея, отмечая, что здесь мало что изменилось с тех самых пор, когда он был в этом музее почти в том же возрасте, что и Машенька. Не исключено, что она тоже в нем впервые, и ей должно быть все интересно. Тем более что рядом с ней может быть ее сверстник, к которому она неравнодушна. Потому что не может быть такого, чтобы шестнадцатилетняя девушка не была влюблена.

И тут же Теплякову так захотелось увидеть Машеньку, посмотреть, какая она вне дома, среди подруг и друзей, а потом. потом, быть может, он улучит минутку и, сделав вид, что встреча их случайна, проводит ее до дома. Тогда он сможет заглянуть ей в глаза и понять, может ли он надеяться хотя бы на чуточку внимания с ее стороны.

И Тепляков, оставив свои рассуждения, быстро оделся и покинул квартиру.

Лишь подходя к трамвайной остановке, он сообразил, что слова Даши о том, что сестра ее «уехала в музей» он воспринял слишком буквально, как будто это произошло несколько минут назад. А время-то. (Тепляков глянул на часы) время-то уже около двух, и где сейчас может быть Машенька, трудно сказать. Не исключено, что она уже подходит к своему дому, и тогда. тогда вполне можно зайти к ним в гости. Только купить цветы и что-нибудь из фруктов. А если еще не приехала, то подождать ее на улице. И не нужно будет притворяться, что встреча их случайна.

Вот и трамвайная остановка, называемая по старой памяти «Заводская проходная», хотя через эту проходную — железные ворота и железобетонную будку с «вертушкой» внутри — давно уже никто не ходит. А когда-то с утра пораньше переполненные трамваи выбрасывали массы спешащих на работу людей и вечером увозили их отсюда, в основном в ближайший рабочий поселок, состоящий из трехэтажных многоквартирных домов. Все это осталось в прошлом. Нынче те, кто когда-то работал на этом заводе, доживают свой век, получая мизерную пенсию, а кто не достиг вожделенного возраста, либо уехал, либо торчит за прилавками палаток и магазинов, служит охранником в школе или больнице, не говоря уже о банках и прочих богоугодных заведениях.