Дин Кунц - Эшли Белл

Девушка прошла до конца фургончика-трейлера, где обнаружила еще одно окно, завешенное жалюзи. Биби завернула за угол, надеясь, что офисные помещения тянутся и дальше. Там может оказаться последнее окно, на этот раз ничем не занавешенное.

В немыслимом для пустыни Мохаве тумане два автомобиля стояли почти полностью скрытые, словно обернутые набивкой матраса. Один из них был, скорее всего, «Кадиллаком-Эскалейдом», а второй, как ни странно, седаном. Видимость была настолько отвратной, что Биби почти миновала большую машину, прежде чем заметила эмблему «Бентли» на капоте. Она сделала еще пару шагов, чтобы убедиться, что ей не померещилось, когда в более ярком свете заметила: машина эта весьма бледна для цвета кофе с молоком.

Если два мира столкнулись и заняли одно и то же пространство, мир, где действуют причинно-следственные связи, и непредсказуемый, где сверхъестественные безумные карты ложатся на стол так, как им заблагорассудится, вполне могло быть, что бывшая учительница и «освеженная» женщина Марисса Хофлайн-Воршак очутилась в это время суток в этом месте. В соответствии с постоянно изменяющимися правилами игры из всех застройщиков Калифорнии проектом Терезина должен был заниматься именно муж магазиноманки.

Более срочными вопросами, на которые ей следовало найти ответ, являлись: «Где сейчас находятся сильно накачанные груди и женщина за ними?» и «Как ей не встретиться с сумасшедшей сукой?» Оба вопроса тотчас же получили ответ, когда фары «бентли» вспыхнули, ослепив Биби, и дверца со стороны водителя приоткрылась.

Та, что первой разглядела талант в будущей писательнице, выбралась из седана, освещенная косым, неверным светом, льющимся из салона и от фар автомобиля. Когда женщина подошла ближе, Биби увидела, что она оделась в соответствии с местом и временем: высокие тонкие каблуки, черные обтягивающие женские брюки чуть ниже колен, державшиеся на талии поясом, украшенным «драгоценными камнями», блузка с вырезом настолько глубоким, что в нем уместился бы целый выводок котят, и белая кожаная куртка с черными вставками.

Бывшая учительница, коварная и расчетливая госпожа злословия в классной комнате, одарила девушку улыбкой, которую Биби, несмотря на дорогой макияж, сразу же узнала из опыта своих школьных лет. Усмешка, преисполненная самодовольства и упоения своей властью, окрашенная непонятным негодованием в связи с тем, что она возомнила, будто ты ее обидела, а теперь ей следует тебе отомстить. Хофлайн-Воршак, как всегда, горела желанием отплатить настоящей обидой за мнимую и обрушить на твою голову дождь мелочных репрессий.

Вот только на сей раз эти репрессии могут оказаться не такими уж мелкими.

– Я могла спросить, какого черта ты здесь делаешь, но не стану, – сказала Хофлайн-Воршак. – Ты все равно соврешь, как соврала о пистолете и праве на скрытое ношение оружия. Ты такая же маленькая мятежница и лгунья, какой была.

Туман, казалось, расходится перед женщиной, уступая той место, словно она и туман были двумя противоположно заряженными полюсами.

– Стоять! – приказала Биби. – Ни с места!

Женщина остановилась, но сперва сделала еще два шага, заставив Биби отступить.

– Ты когда-нибудь вырастешь, Краля?

– Не называй меня так.

– Почему? Потому что это тебя задевает за живое? Легкомысленная маленькая Краля! Вся в серфинге и пляжных вечеринках… Такая вся сексапильная в бикини… Ты даже еще более пустоголовая и нелепая, чем твои не расставшиеся с подростковым возрастом родители.

– Ты понятия не имеешь, какие они, мои родители. Ты ничего о них не знаешь.

– Они приходили на родительские собрания. Я раскусила их с первого взгляда, как только увидела. А еще я с первого взгляда узнáю девушку, которую нужно призвать к порядку.

Биби не думала, что в трейлере их кто-то может услышать, но на всякий случай вытащила из кобуры свой пистолет. Улыбка бывшей учительницы превратилась в меццалуну [100]презрения, не менее острую, чем тот кухонный нож, сравнение с которым пришло на ум Биби.

– Ты хочешь, чтобы тебя убили, глупая девчонка? Зачем ты бегаешь среди ночи и играешь в Нэнси Дрю? [101]Смерть еще не самое худшее, что может тебя ожидать. Когда ты попадешь к нам в руки, мы сломаем тебя так основательно, что никто не сможет собрать по частям. С тобой будет покончено.

Акулы, прикрепленные к потолку проволокой, едва покачивались в своем мертвом плавании над головой. Десятилетия загорелых поджарых серфингистов, стоящих со своими шортбордами и лонгбордами, улыбались со стен. А на столе на странице блокнота возникли три слова: «Я храбрая девочка».

– Безумие, однако я знаю, о чем это, – сказал Пого.

– Я тоже.

– Конечно. Те книжки.

– Да, те книжки, – поддакнул Пэкс.

Во рту у него пересохло. Сердце в груди застучало с ускоренной прытью.

На следующих трех строках было выведено: «Когда я вчера встречалась с Галиной Берг, то не спросила у нее насчет Роберта Уоррена Фолкнера. Почему? Он может быть известным неонацистом».

– А эти имена тебе о чем-то говорят? – спросил Пого.

– Галина Берг… имя вроде смутно мне знакомо, а вот о втором человеке я впервые слышу.

– Как Бибс могла встречаться с Галиной Берг вчера, если она уже четыре дня лежит в коме?

– Не могла…

На бумаге начала быстро проявляться четвертая строка. Последним появился вопросительный знак. «Почему я не спросила Галину Берг об Эшли Белл?»

– Это имя вытатуировано на ее руке, – промолвил Пого.

Около минуты они молча смотрели в блокнот, с нетерпением ожидая, когда появится пятая строка, но потом Пого полез за своим смартфоном.

Подошла Канани и спросила, не нужно ли им еще чего-нибудь. Пэкстон сказал, что нет, тогда официантка принесла счет.

Пока Пэкс подсчитывал чаевые и расплачивался, Пого обронил:

– Получше, чем с Джонами Смитами и Хизер, но в стране достаточно Эшли Белл, чтобы впустую потратить больше времени, чем у нас есть.

– Поищи Роберта Уоррена Фолкнера.

– Уже ищу.

Ничего больше, по-видимому, не собиралось появляться на страницах блокнота, однако Пэкс не хотел возобновлять листание страниц в поисках дальнейших сообщений. Он боялся разрушить ту связь, которая позволяла Биби, пребывающей в коме или в загадочном Иномирье, куда она попала, общаться с ними. Создавалось впечатление, что его девчонка, дрейфующая по волнам моря чужого мира, закупорила записку в бутылку и бросила за борт. Каким-то чудом бутылку прибило к берегам этого мира.

Пэкстон взял «Корону», однако поставил ее на стол, так и не отхлебнув. От запотевшей емкости пальцы его намокли. Мужчина вытер их о ткань джинсов. Он понял, что нервничает. Пэкс очень редко нервничал. Он бывал встревоженным, озадаченным, обеспокоенным, иногда испытывал страх, но весьма редко нервничал. Приподняв голову, мужчина посмотрел на акул. Это было частью его работы. Он знал, как смириться с гибелью людей, с которыми сражался плечом к плечу, своих братьев и друзей, но понятия не имел, как справиться с утратой вне зоны антитеррористической операции.