Дин Кунц - Эшли Белл

– Тут немало Робертов Фолкнеров, но ни одного, насколько я вижу, со вторым именем.

– А Галина Берг?

Пого быстро набрал это имя и сообщил Пэкстону:

– Литературный псевдоним. Под ним она издала всего одну книгу, свой первый роман… «Из пасти дракона».

– Чей литературный псевдоним?

Смартфон был целой планетой в руках Пого. Он состоял из миллиардов, потраченных на его рекламную раскрутку, и мудрости бесчисленного числа экспертов, утверждавших, что это техническое чудо – единственное из возможных настоящих чудес. Но когда молодой человек оторвал взгляд от экрана, его глаза и лицо выражали удивление от столкновения с чудом иного мира, чудом ярким и мелодичным, которое как-то ухитрилось проникнуть в относительно более серый и невзрачный мир высоких технологий.

– Галина Берг – псевдоним Тобы Рингельбаум.

Еще маленькой Тоба сбежала из еврейского гетто Терезиенштадт, в котором во время эпидемии тифа скончалась ее мать. Позже Тоба выжила в лагере смерти Аушвиц, где погиб ее отец. Спустя несколько десятилетий, выйдя замуж за Макса Кляйна и перебравшись в США, она написала серию подростковых романов о школе для девочек «Академия храбрых». Наделенная разнообразными талантами директриса этого заведения была авантюристкой и мастером боевых искусств. Она не только обучала своих воспитанниц, но вместе с ними боролась со злодеями, представляющими собой ту или иную голову многоликой гидры под названием «тоталитаризм».

Пэкстон знал все это потому, что был знаком с Тобой Рингельбаум. Он дважды виделся с пожилой женщиной в присутствии Биби. Пого знал ее даже лучше. Он вместе с Биби часто бывал у нее в гостях.

Биби в десятилетнем возрасте впервые натолкнулась на серию книг о храбрых девочках. С той поры она читала и перечитывала их, даже будучи подростком.

В блокноте написанные ее рукой строки едва не сверкали: «Когда я вчера встречалась с Галиной Берг, то не спросила у нее насчет Роберта Уоррена Фолкнера. Почему? Он может быть известным неонацистом».

Этот вопрос вызвал в мозгу Пэкстона встречный: «Почему она обращается к своему другу и наставнице Тобе Рингельбаум, называя ее литературным псевдонимом?»

– Я позвоню Тобе, если хочешь с ней встретиться, – предложил Пого.

– Хочу, – сказал Пэкс, – но лучше поторопиться. Ты сможешь позвонить ей из машины. Давай, пошли.

В посеребренном светом автомобильных фар тумане, который медленно, однако неуклонно вращался, словно в формирующихся галактиках, Марисса Хофлайн-Воршак стояла, будто на картине представителя одной из школ религиозной живописи. Там святые всегда стоят либо парят в окружении сияющего нимба. Впрочем, если судить из того, что Биби успела о ней узнать, бывшая учительница английского была не святой, а скорее червем. Как бы то ни было, черви предпочтительнее тем, что не знают разницы между плохим и хорошим.

И это «мы», звучащее в ее угрозе…

«Когда ты попадешь к нам в руки, мы сломаем тебя так основательно, что никто не сможет собрать по частям. С тобой будет покончено».

Ее слова устранили малейшие сомнения в том, что Хофлайн-Воршак имеет непосредственное отношение к неонацистской секте во главе с Терезином, а выбор ее мужа в качестве застройщика новой штаб-квартиры корпорации «Терезин» не является всего лишь удивительным совпадением.

– Где девочка? – спросила Биби. – Где вы ее держите?

– Если я тебе скажу…

– Рассказывай.

– Если тебе на самом деле нужно, чтобы я сказала…

– Что ты имеешь в виду?

– Ты сама знаешь.

– Не говори загадками.

– Не заставляй меня говорить загадками.

Биби подняла зажатый в правой руке пистолет.

– Краля ведет себя плохо, – сказала Хофлайн-Воршак.

– Господи! Да я же тебя сейчас пристрелю, – вымолвила Биби.

Девушка не была уверена в степени серьезности своей угрозы. Недавно она ударила ножом громилу, что напал на нее, избил и пытался изнасиловать. Биби убила его, но тогда она оказалась в безвыходном положении, а нападавший был чужаком. Куда труднее будет лишить жизни того, кого знаешь, даже если имеешь дело с этой ужасной женщиной. Знакомство порождает не только презрение, но и снисходительность, пусть даже невольную.

Лицо Хофлайн-Воршак представляло собой гнездо эмоций-гадюк: язвительность, пренебрежение, ненависть и высокомерие. Она не осмелилась сделать шаг вперед, однако встала в воинственную позу.

– Знаешь что, глупая маленькая дурында? Ты просто пустоголовая Краля! – никогда прежде ее бывшая учительница не пользовалась при ней жаргоном серфингистов. – Ты все неправильно поняла. Ты до сих пор не можешь сообразить, что же происходит. Если бы я и сейчас работала в школе, а ты была бы моей ученицей, то я поставила бы тебе D [102]. С моей стороны это было бы необычайно великодушно.

Биби схватилась за рукоятку обеими руками.

– Где Эшли Белл?

– Ты возомнила себе, будто понимаешь убившего собственную мать Бобби Фолкнера. Ты думаешь, разобралась в его психологии, в том, кто такой Терезин и во главе какой секты он стоит… Краля! Ты ни черта не знаешь. Ты просто жалкая в своей наивности. Это не секта. Это никогда не было сектой. Секта – это всего лишь глупое клише…

В тумане волосы Биби стали мокрыми, а вот в пузыре ясного воздуха, образовавшегося вокруг Хофлайн-Воршак, длинные, подпрыгивающие при ходьбе светлые локоны заслуживали того, чтобы их снимали в рекламе шампуня.

– Оглянись вокруг, Би-и-би-и, – специально искажая звучание имени девушки, произнесла женщина, – оглянись вокруг, и ты, надеюсь, заметишь, что секта, как ты ее называешь, трансформировалась в гигантский промышленный конгломерат, который может позволить себе крайне дорогую стройку центрального представительства, равного по мощи университетскому городку. Быть может, до тебя дойдет, что в этом деле замешаны тысячи людей, если не десятки тысяч… не сотни тысяч . Разве это можно назвать безумной нацистской сектой? Это ты безумна, Краля.

– Но вы же фашисты.

– Все в наше время фашисты, дорогуша. Этим словом уже никого не обидишь. Эта страна обнимает всех тех фашистских диктаторов, которых прежде сторонилась. Поцеловать и загримировать. Теперь фашизм вполне респектабелен. Такова правда жизни.

Биби приподняла дуло пистолета, целясь на сей раз ей не в грудь, а в лицо. Их разделяло шесть или семь футов. С точки зрения Хофлайн-Воршак дуло должно выглядеть, словно черная дыра, засасывающая в себя с чудовищной силой планеты.

– Где они держат девочку? Второй раз я этот вопрос не задам.

– Хорошо. Ты не будешь больше спрашивать. Признаться, я устала от твоих вопросов.

Всю свою жизнь Биби старалась сдерживать гнев. Она сознательно взяла на себя роль переговорщицы между милосердной, услужливой частью себя и более темным «я», временами поддающимся желанию ударить в ответ, огрызнуться. Ее привычка вести себя цивилизованно, по крайней мере, проявлять свой гнев сдержанно, была обусловлена не благородством, а страхом, что она может потерять над собой контроль. Биби подозревала: если она слетит с катушек, то способна нанести куда больше вреда обидчику, чем вся пережитая ею обида, хотя никаких доказательств этого, ни внутренних, ни внешних, не имелось.