Дин Кунц - Эшли Белл

Пожилая женщина подметала веранду. Она не подняла головы и не посмотрела на Биби, когда та, проехав мимо, остановила машину через полквартала от ее дома.

Когда Биби пешком вернулась назад, старушка, сметя сор с последних кафельных плиток веранды, приветствовала девушку улыбкой любящей бабушки, наконец-то свидевшейся с дорогой внучкой. Хотя подметальщице было, судя по всему, лет восемьдесят, время обошлось с ее лицом необыкновенно снисходительно, оставив на нем следы былой красоты. Оно лишь придало ее чертам приятную полноту, использовав в случае пожилой дамы методы работы с мягкой скульптурой [58]вместо обычных для него долота и молотка.

– Извините, это вы миссис Берг? – спросила Биби. – Галина Берг?

– Да, – ответила старушка с легким европейским акцентом неизвестного происхождения, который у нее так и остался после долгих лет жизни в Америке.

Выражение житейской мудрости на лице, великодушная улыбка и огоньки веселости в глазах цвета бренди навели девушку на мысль, что миссис Берг догадывается о том, кто такая Биби и зачем к ней пожаловала. При этом в старушке не ощущалось ни грамма враждебности либо злокозненных намерений. Если Биби ошиблась, то «Зиг-Зауэр П226» в любом случае всегда при ней.

Когда девушка представилась, миссис Берг согласно закивала, словно говорила: «Да, все так, как надо». Биби заявила, что ее прислала доктор Сейнт-Круа.

– Входите, входите, – пригласила гостью старушка. – Мы сейчас посидим и почаевничаем с печеньем.

Биби не хотелось идти вслед за миссис Берг в дом, но выхода не было. У нее больше не осталось имен и адресов, куда она могла бы съездить. Так или иначе, если бы Гензель и Гретель не пошли на риск быть зажаренными и съеденными злой ведьмой, они не нашли бы ее сокровищ – жéмчуга и драгоценных камней.

Прихожая в доме от пола до потолка была уставлена книгами. В отличие от кабинета Сейнт-Круа, свободного места на полках не наблюдалось. Миссис Берг провела гостью через арочные двери в гостиную, а оттуда – в столовую. Через распахнутую дверь просматривался кабинет. Каждая комната была меблирована в соответствии с ее предназначением, но при этом являлась продолжением домашней библиотеки. Стены почти полностью были заняты чем-то, и книжные полки виднелись повсюду.

Один из застекленных кухонных шкафчиков тоже под завязку был набит книгами. Кулинарных среди них Биби не заметила.

Пока миссис Берг накладывала на тарелку печенье домашней выпечки и заваривала чай, она рассказывала о том, что они с мужем Максом, умершим семь лет назад, были сиротами. Детей у них нет.

– У нас, по крайней мере, были мы сами. Одно это истинное чудо. А еще мы оба любили книги. Посредством книг человек, не скучая, может прожить тысячи жизней.

Вместо того чтобы отправиться в гостиную, они уселись за кухонным столом друг напротив друга так, словно давние соседки. В сахарном печенье ощущалась большая доля ванилина. Черный чай был на самом деле такой же черный, как кофе. Если бы не мед или персиковый сироп на выбор, он, пожалуй, показался бы девушке горьким.

– Вкусно, – заявила Биби. – У вас очень вкусное печенье, а чай просто замечательный.

– Спасибо, дорогая, – сказала Галина Берг, а затем, подавшись вперед всем телом, с явным любопытством попросила: – А теперь, пожалуйста, расскажите, кто такая доктор Соланж Сейнт-Круа.

– Я думала, вы ее знаете, – озадаченно промолвила Биби. – Когда я сказала, что она меня прислала, вы же провели меня в дом?

Улыбнувшись, старушка махнула рукой, признавая недопонимание, а потом объяснила:

– Господи! Я пригласила вас на чай потому, что вы Биби Блэр.

Ощущение, будто она уже бывала в этом доме, вернулось. Биби удивленно оглядела обстановку на кухне.

– Я читала ваш роман, – в четырех словах раскрыла тайну Галина Берг. – Вы в определенном отношении уникальны: мало найдется писательниц, которые в жизни выглядят красивее, чем на фотографии суперобложки своей книги.

Опубликовав лишь один роман, Биби еще не привыкла к тому, что в ней узнаю́т писательницу. Девушка сказала: доктор Сейнт-Круа является основательницей университетской программы по совершенствованию писательского мастерства.

– Думаю, ужасно скучное занятие, – заявила миссис Берг. – Меня больше интересуете вы, чем она.

За этим последовало несколько минут, в течение которых старушка довольно основательно и логично изложила свое высокое мнение о книге Биби. Эта похвала как польстила девушке, так и немного смутила ее.

Заметив неловкость гостьи, миссис Берг сказала:

– Ладно, об этом мы поговорим позже, если вы не против. Один из второстепенных персонажей вашей книги – женщина, пережившая холокост. Учитывая вашу юность, я удивлена тем, как верно вы поняли саму суть вещей… Но сначала доктор Соланж Сейнт-Круа. Я не хочу показаться грубой, однако эти имя и фамилия представляются мне излишне претензионными. Не уверена, так ли ее звали на самом деле, когда она родилась… Что ж, это не важно. Зачем, скажите, ради бога, этой женщине понадобилось вас ко мне присылать?

Биби едва не ответила «Я не знаю» , что было бы странно, однако, к счастью, вовремя сориентировалась:

– Ну, исследование… Наверное, она слышала о вашем огромном собрании книг.

Прозвучало это несколько необычно, в общем, неубедительно. Внезапно девушка, вспомнив замечание миссис Берг, высказанное хозяйкой чуть ранее, преклонный возраст женщины и легкий акцент, связала старушку с определенным историческим контекстом. Это вдохновило Биби рискнуть:

– Исследование о холокосте.

Миссис Берг кивнула.

– Многие люди знают… о моем прошлом. Наверное, доктор Сейнт-Круа тоже. Я выжила в Терезине и Аушвице.

Когда она принялась рассказывать о Терезиенштадте, ныне известном как город Терезин, и об Аушвице-Биркенау, внешность Галины Берг явственно изменилась. На полном лице стали заметны следы прожитых лет. Смешинки больше не собирались вокруг ее рта, не искрились у нее в глазах. Из голоса пропала музыка. В ее словах не слышалось ни гнева, ни горя. Она говорила со стальной решимостью женщины, которая, дай волю ее эмоциям, вообще не сможет ничего сказать.

В 1942 году Галине исполнилось одиннадцать лет. Нацисты депортировали десятки тысяч наиболее именитых и образованных евреев Европы в гарнизонный городок Терезиенштадт. Среди них были преподаватели, судьи, писатели, ученые, инженеры и музыканты. Здесь они ожидали, пока их отправят в один из лагерей смерти. Родители Галины были музыкантами. Отец играл в симфоническом оркестре на бас-кларнете, мать – на скрипке. Благодаря храбрости и жизнестойкости обитателей Терезиенштадт жил богатой культурной жизнью, несмотря на притеснения, угрозу смерти и постепенное умирание всего вокруг. Перенаселение. Скудное питание. Ужасные санитарные условия. Свирепствование инфекционных заболеваний. Мать Галины умерла во время эпидемии тифа. Уже и так наполовину мертвый от голода, ее отец был отправлен в Аушвиц, где его убили со многими тысячами других. Галину отделили от отца и отправили в Аушвиц за несколько недель до того, как концлагерь освободили войска союзников. Ее привезли с другими девочками и мальчиками, многие из которых впоследствии погибли. Из пятнадцати тысяч детей, депортированных в Терезиенштадт, спаслись чуть более тысячи, свыше тысячи ста, но меньше тысячи двухсот.