Ирина Горюнова - Странная женщина (сборник)

Последний раз она приходила несколько дней назад, заняла пятьдесят рублей и попросила лак для ногтей. Потом слышался запах жареной картошки и пьяный смех. И вот пару дней тишина. Не случилось ли чего? Выключаю чайник, иду к Нине.

Лестничная площадка – ступеньки – пролёт – ступеньки. Звонок не работает. Стучу опознавательным стуком: тук-тук, тук-тук-тук, тук. Тихие шаги. Стучу ещё:

– Нина, это я.

Открывает. Осунувшаяся, под глазами тёмные круги. Я, как водолаз, погружаюсь в сумрак квартиры.

– Почему ты без света?

– Обрезали за неплатежи. Счётчик опломбировали. У меня долг – две тысячи.

– Зачем ты им открыла? Ты никогда им не открывала.

– Я думала, это сын. Увидела его в окно и решила, что идёт ко мне извиняться. Открываю, а это они. А Владик так и не зашёл.

Нина поворачивается, идёт в спальню, я за ней. Белые футболка и трусы, больше ничего. Волосы растрёпаны, чёлка накручена на две пластиковые бигуди. Она ложится на двуспальную кровать, я сажусь рядом. На тумбочке блокнот, ручка, жидкость для снятия лака, кусок ваты, мой розовый лак.

– Мой сын обозвал меня и не думает извиняться. Все меня бросили, все! Даже ты не приходила несколько дней!

– У меня зачёт через три дня. Инструкции учу.

Её нижняя губа дрожит, как у ребёнка. Сквозь футболку просвечивают тёмные соски.

– Я хотела занять у него сто рублей, а он сказал, что мне давно пора устроиться на работу, и назвал идиоткой. А сегодня Кириллова звонила. Говорит, что на моём месте пошла бы мыть подъезды. Они ничего не понимают. Я – профессиональный журналист! Я – поэт! Я – прирождённый главный редактор! Почему я должна соглашаться на унизительную работу? Я пять лет не работаю. Всё это время Бог укрывал меня своими крылами. Не давал умереть от голода. Моя жизнь – доказательство того, что Бог есть. Пару недель назад у меня совсем не было денег. Просидела голодная два дня. Пошла в храм на утреннюю службу. Возвращаюсь, вижу, лежат на дороге сто рублей. Я хлеба, картошки купила. Даже на кефир хватило. Есть Бог, есть! Почему ты не ходишь в церковь? Давай сходим сегодня на вечернюю службу?

– Не могу, мне инструкции нужно учить.

Нинка берёт с тумбочки блокнот:

– Я стихотворение написала. Вот, послушай:

Ну, как тебе?

– Хорошо, – говорю, чтобы не обидеть.

– Хоть кто-то меня понимает. Эти старые бездари из литстудии слушают и молчат. Не хотят признать, что я давно их духовно переросла. Им до меня не дотянуться. Я скоро закончу венок сонетов, и тогда все поймут, что за человек живёт рядом с ними. Ты давно видела Сергея с шестого этажа?

– Алкоголика, что ли?

– Он не алкоголик.

– Давно. А зачем он тебе?

– У меня с ним было. Только он почему-то исчез.

– Расскажи.

– Я зашла неделю назад к Лариске с седьмого попросить подсолнечного масла, а он сидит на кухне. Выпивает с Ларкиным мужем. Троица была. Предложили мне рюмочку. Я выпила, закусила и пошла домой. Через час – стук в дверь. Открываю, стоит Сергей. Взял меня на руки и отнёс в спальню. Такого у меня давно не было. А потом он исчез.

– Он говорил тебе что-нибудь?

– «О, какая женщина, какая женщина!»

– Да он, наверное, пьяный был и все забыл.

– Ну, не знаю, у нас отлично получилось. Он так страстно целовал меня. Неужели он оказался подлецом? Неужели воспользовался мной и выбросил, как ненужную тряпку? Почему я всё ещё отношусь к людям хорошо?! Почему я смотрю на них глазами ребёнка, а потом удивляюсь и страдаю, получая нож в спину?! Почему мир враждебен ко мне?! Что мне делать?

– Поступай как я.

– Как?

– Относись к людям плохо, а потом удивляйся, если они поступают хорошо.

Нина стонет и массирует виски.

– Весь день голова болит и в глазах темнеет. Принеси, пожалуйста, воды.

Иду на кухню. В холодильнике пусто, опять голодная сидит. Налила из крана воды, отнесла.

– Полежи, – говорю. – Я минут через двадцать приду.

Поднялась к себе, открыла кошелёк. Триста рублей осталось. Аванс через пять дней. Ладно, займу у кого-нибудь. Взяла пакет, пошла в магазин. Бодлер писал: «избивайте нищих». Батон, подсолнечное масло, кило картофеля. Упаковка вермишели, кефир, селёдка. Продавщица с хмурым лицом даёт сдачу. Как раз на маршрутку. Возвращаюсь: подъезд – лестница – дверь. Иду на кухню, выкладываю продукты, захожу в спальню.

– Я принесла тебе кое-что. Иди, перекуси.

– Спасибо, ты одна меня понимаешь. У тебя нет сигаретки? Мозги опухли, никак не могу бросить.

– Я же не курю.

Нина стонет и массирует виски. Выгребаю из кошелька всё, что осталось, кладу на тумбочку. Завтра выйду на полчаса раньше, пойду на работу пешком.

– Это последние.

– Дай мне в долг пятьсот рублей.

– Я же говорю, это последние.

– Возьми в кассе.

– У меня ревизия на днях, – вру я.

Возле двери спотыкаюсь об Нинкины босоножки на огромной платформе.

– Чёрт! Как ты на них ходишь?

– Тебе хорошо, у тебя рост о-го-го. А мне каково с моим сто пятьдесят?

Лестничная площадка – ступеньки – пролёт – ступеньки – лестничная площадка. Я дома. Кладу в сумку пустой кошелёк, иду в кухню, включаю чайник. Окно открыто, делаю глоток воздуха. Из подъезда выходит Нинка. Та же футболка, короткая юбка, босоножки на платформе. Чёлка, освобождённая от бигуди, реет надо лбом. Большой поэт, совесть города и прирождённый главный редактор, зажав в кулаке двадцать рублей, преодолевает пространство враждебного ей мира.

Прав Бодлер или не прав? Завариваю чай, иду в зал, ложусь на диван. «Финансовый мониторинг – это комплекс мер, направленных на отмывание грязных денег…» Ничего не лезет в голову. Через три дня зачёт.

Я фея добра и радости. Если меня нет рядом, значит, кругом бескрайняя пустыня, где каждая жёлтая травинка надеется достать корнями воду, где каждый путник мечтает об оазисе и постоянно прогоняет настойчивые миражи прочь, где жизнь перемешана с серо-коричневым песком, который мучительно хрустит на зубах. Я – надежда. Я – шанс.

Вот так красиво я иногда думаю о себе. Знаете, помогает. Сразу расправляются плечи и появляется ощущение собственной значимости – важности, нужности. Мне, честно говоря, очень не хватает этого, когда приходится работать… м-м-м… талисманом. Даже не знаю, с какого места биографии начать, чтобы хорошенько всё объяснить…

Ещё в школе я заметила, что Витька – дремучий двоечник – получает четвёрки на контрольных, если Варвара Ильинична сажает его рядом со мной. Нет, он у меня никогда не списывал, и я ему не помогала. Какое там! Я даже голову в его сторону повернуть боялась. Поговаривали, будто Витька и червяков ест, и пауков, и крыс. Кого-то живьём, запросто, а кого-то на костре жарит… Я верила. Сидела и не шевелилась, практически не дышала, а он пыхтел, пыхтел над тетрадкой, зубами скрипел, бросал на меня короткие взгляды, а потом чудесным, невероятным образом получал четвёрку.