Владан Десница - Зимние каникулы

Всякое могло случиться. Могли соседи услышать крик попавших в ловушку детей, прибежать и спасти их. А могла и мать по воле случая возвратиться с рынка в самый нужный, последний момент. Могло случиться и так, что на сей раз по воле случая «собачка» вообще бы не сработала. Равно как вот могла и сработать. Все это, следовательно, очень легко могло произойти и если не произошло, то только по воле случая. Почти все, что происходит с нами и вокруг нас, зависит от таких мелких и самих по себе незначительных пустяков, которые вовсе не трудно представить себе совсем иными, чем они случайно оказались. Вокруг нас все буквально изобилует различными вероятностями. Мы живем в крайней неуверенности, мы находимся под давлением неизвестности. Все зависит от ничтожных обстоятельств, от незначительных сдвигов нашей психики, от малейших электрических катаклизмов в клетках нашего мозга. И достаточно одного подобного микрокосмического катаклизма, чтобы все сущее превратилось в нечто бесформенное, чтоб возник глобальный катаклизм! Вся действительность висит на одной нити. Судьба наша, самая наша жизнь лежит в руке произвольности, зависит от власти глупой случайности. Когда задумаешься о том, что жизнь троих детей, счастье, да и самое существование всего семейства может зависеть от того, что мама на несколько минут дольше задержалась на рынке (по той, например, причине, что стручки перца на том прилавке, где она купила помидоры, выглядели не лучшим образом, и она перешла к соседнему прилавку) или от того, что детям взбрело в голову устроить эту шутку в девять часов двадцать три минуты или в девять часов двадцать восемь минут и что это взбрело им в голову в тот день, когда у госпожи Резики кончилась соль или, наоборот, когда соль у нее оказалась! Или даже от того, что «собачка» на старинном, доставшемся от прабабки, сундуке чуть проржавела и могла соскочить или не соскочить от малейшего сотрясения. Равно как сплошной случайностью могло оказаться и то, что на задней стенке, подгнившей и заплесневелой, отвалилась дощечка, так что несчастным детям хватило бы воздуха и они дождались бы возвращения матери. Но вот с другой стороны, ровно столько же шансов, что такого могло и не произойти — чистый случай!

Утверждают, будто случая как такового не бывает. Однажды мне это растолковали. И, помню, вполне убедили. Сейчас, правда, я не помню, как именно мне это объяснили, но твердо запомнил, что звучало вполне убедительно, и после этого я посмеивался, будучи абсолютно уверенным, что «случая» на самом-то деле не существует… Да. Случая не существует. Но существует то обстоятельство, что данное явление мы можем представить себе в двух, в пяти, в тысяче различных вариантов. И достаточно того, что в этом изобилии всяческих возможностей одна-единственная мелочь, совершенно ничтожный пустяк может оказаться таким или иным, и из этого может ровным счетом ничего не произойти — или разыграться трагедия. А будет ли реальность развиваться так или иначе, следовать тому или иному образцу, нам неведомо. То, что дело обстоит именно так, представляется мне совершенно очевидным, и я думаю, любой с этим согласится; а значит ли это, что случай существует или не существует, — этого я не знаю.

Забывчивость или рассеянность также иногда являются причиной подобных «случайностей». И чем человек предусмотрительнее, чем хитрее он становится в борьбе против своей забывчивости или рассеянности, тем хитрее, тем подлее становятся сами эти забывчивость или рассеянность; они все больше изощряются, все сильнее пыжатся. Их ловушки становятся настолько хитроумными и причудливыми, что в конце концов опять-таки им принадлежит последнее слово. Врачи утверждают, будто то же самое подчас происходит с болезнями: чем крепче удар ты наносишь инфекции, тем лучше она приспосабливается, и нередко какой-нибудь чудотворный ранее пенициллин оказывается вдруг совсем неэффективным.

Однако же бывает и так: то, что мы называем забывчивостью или рассеянностью в собственном смысле слова, таковым не является, а чем-то им подобным. Чем-то, что (разумеется, если вглядеться в суть дела поглубже) скорее можно назвать легкомыслием, неосмотрительностью. Но подобная неосмотрительность свойственна всем нам почти без исключения. Подобная неосмотрительность, по сути, вполне нормальное явление. Собственно, пока ею не рождена трагедия, она не есть неосмотрительность и никто ее таковою не считает. Вот, например, собираемся мы перейти улицу, пока нет машин. Если мы оценили обстановку правильно, то не о чем и говорить. Если нет, то имела место неосмотрительность, непростительная неосмотрительность. Неосмотрительность, какую нам не извинит даже автомобиль.

Я знаю и такой случай. Одна молодая мама купала свое дитя в большом тазу на столе в кухне. Показалось ей, будто вода во время этого купания остыла. «Простужу малыша», — вполне разумно подумала молодая мама и поставила таз с водой и сидящим в ней ребенка на плиту, включив маленький огонек. И, верно, была очень довольна своей выдумкой. Но тут кто-то позвонил в соседнюю дверь. А она знала, что звонить туда не имеет смысла — соседка уехала в деревню к дочери, которая собиралась рожать, и, следовательно, не могла вернуться ранее чем через несколько дней. Посетитель продолжал упрямо звонить. Упрямо, как лицо, обладающее форменной фуражкой и несущее кучу повесток и приглашений, с чернильным карандашом за ухом. Почтальон с телеграммой, сборщик налогов, угрожающий отключением электричества за неуплату, курьер с повесткой? Неважно. Главное — это было лицо, облеченное властью, потому и звонило оно упрямо. Молодая мама на секунду выскочила на площадку, только чтобы сказать: напрасно звоните, соседка в отъезде! — и ничего более. Выскочила с мокрыми руками, открыв локтем дверь. «А когда она приедет?» — «Точно не знаю, но дня через два-три, она уехала к дочери накануне родов…» Но тут — бах! — легкий сквознячок захлопнул дверь…

Случается. Случается, и даже, более того, довольно часто. История, о которой мы читаем в юмористических рассказах, которую видим на экране. Почти ставшая привычной история. Помню, довелось мне читать, как некто купался, а в дверь позвонили, звонили долго-долго. Когда посетитель наконец устал и начал спускаться по лестнице, то купающийся, подчинившись велению любопытства, весь в мыле, выскочил наружу, решив сверху поглядеть, кто же это был, а ветерок возьми да и захлопни дверь. Я сказал бы, что вряд ли найдется нынче человек, с которым нечто подобное не случалось хоть раз в жизни. И вот тогда оказывается, что комического тут ничего и нет. Будь у молодой мамы на плите пирог с вишнями, она со смехом рассказывала бы об этом вечером подружкам, и все бы весело подшучивали над нею. Когда речь идет о неосмотрительности, как мы уже говорили, то суть дела в том и заключается, произойдет ли из этого нечто или нет. («Хотя дело не только в неосмотрительности, тут ощущается привкус фатальности», — доказывал я своим сослуживцам в банке. «Брось ты, сдурел, что ли! Какой матери взбредет в голову рисковать жизнью собственного ребенка из-за какого-то там твоего привкуса фатальности!» — «Сами бросьте, — отвечал я, — мне-то лучше известно, как происходят такие штуки!») Иными словами, если бы человек в фуражке по воле случая не позвонил в дверь соседки или если бы дочка этой соседки по воле случая не собиралась рожать именно тогда, то молодую маму никто бы и не упрекнул. Или даже, будь все это так, но ветер — существо абсолютно неразумное, безответственное — не захлопнул бы дверь, то молодую маму также никто ни в чем бы не упрекнул. Наоборот, скорее упрекнули бы ее в том, что на упорные звонки к соседям она вовсе не соблаговолила откликнуться.