Бернгард Келлерман - Город Анатоль

Весь Анатоль плакал над американским фильмом, который показывали в «Стране грез». Это была история одного клоуна. У него умирает ребенок, но несчастный клоун должен в этот вечер смешить публику. Как жестока жизнь! Антония вернулась домой с распухшими от слез глазами.

— Ах, как трогателен этот маленький покойник, Гизела! — плачущим голосом сказала она. — Нет, ты непременно должна посмотреть этот фильм.

Но Гизеле было сейчас не до того, ее одолевали другие заботы. Она всё это время находилась в ужасном настроении. Все люди ей опротивели. Натерпевшись от людей столько жестоких обид, она поклялась себе больше нигде не показываться. Однако на следующий же день побежала в «Страну грез».

Гизела немедленно раскаялась в этом. Она не могла сосредоточиться, так как всё время думала о гнусности и пошлости людей. Во время первого антракта она увидела, что рядом с ней сидит Ники Цукор. И в то же мгновение — в ту же самую секунду! — у нее в голове блеснула изумительная мысль. Ники Цукор может ей помочь, он для этого самый подходящий человек. Какая великолепная мысль! О, она еще покажет этим гадам-клеветникам! Она немного придвинулась к Ники. Ники с удивлением взглянул на нее, но тотчас сам придвинулся ближе. «Да, — думала Гизела, в то время как умирал ребенок клоуна, — этот Ники мне просто небом послан».

Теперь все в зале уже плакали, а когда опять стало светло, усердно терли глаза. Только Ники Цукор смеялся.

— Хотел бы я знать, — сказал он Гизеле, — откуда только Яскульский достает такую дрянь? И подобная чепуха месяцами делает сборы в Америке! Простите мне мой смех: ведь американцы всё же не какие-нибудь негры!.. Добрый вечер, госпожа Хониг. Я вас только сейчас узнал.

Началась хроника. Она приходила в Анатоль с опозданием на несколько недель, но всё же можно было узнать по крайней мере, что делалось на свете. После хроники Ники хотел проститься, но Гизела попросила его остаться еще на минутку. У нее есть к нему большая-большая просьба. Гизела сильно покраснела.

— Просьба?

— Да, большая-большая просьба.

Ее оклеветали, самым бесстыдным образом оклеветали. Просто гнусность! Тут затронута ее женская честь. Когда она увидела его, ей мгновенно пришла в голову мысль, что он может помочь ей. Она взывает к его рыцарским чувствам, обращается к нему, как к джентльмену. Ей нужно непременно переговорить с ним. Может быть, они могли бы завтра под вечер где-нибудь встретиться? Но всё это, разумеется, должно быть полной тайной.

Ники чувствовал себя польщенным и с радостью выразил свою готовность.

— Вы знаете «Парадиз»? — спросил он.

Да, она знает. Ее подруга Ютка Фигдор рассказывала ей о «Парадизе». У Ютки был флирт с одним инженером из «Национальной нефти», мистером Гауком. Она встречалась с ним там. Но этого Гизела, конечно, не сказала Ники.

— Прекрасно, — заявил Ники. — Вам удобно в шесть часов? В это время уже темно. Вы подниметесь по лестнице, затем направо по деревянной галерее и в последнюю дверь. Там вы найдете меня.

— О, как это любезно с вашей стороны! — поблагодарила его Гизела, и глаза у нее заблестели. — Я буду аккуратна.

Вверх по лестнице, направо, последняя дверь!

Ники уже ждал ее. Он заказал шоколад. Ведь она выпьет чашечку шоколада? Если ей жарко, можно немного приоткрыть окно.

— Как вы любезны, как вы любезны, господин Цукор!

— Здесь нас никто не потревожит, — сказал Ники. — Вы можете говорить, ничего не опасаясь.

Да, говорить! Это было вовсе не так легко, как он себе представлял. Гизела сплела маленькие белоснежные ручки с накрашенными ноготками и беспомощно посмотрела на Ники. Ей, как даме, неудобно заговорить об этом, и кроме того, она ведь едва знакома с этим Ники: обменялась с ним всего-навсего несколькими словами. Губы у нее пересохли, ей пришлось выпить сперва глоток шоколада. Затем она глубоко вздохнула и собралась с силами.

— Я хотела бы обратиться к вам с одним вопросом, господин Цукор, — начала она тихим, дрожащим голосом. — Я хотела бы спросить у вас, слышали ли вы, что обо мне говорят в Анатоле?

Ники потряс черными кудрями. На всякий случай он отрицал. Он уже понял, на что она намекала.

— Нет. Да и что могут о вас говорить? — удивленно ответил он.

— О боже! — Гизела поставила локти на стол, приложила кончики пальцев к вискам и устремила полный ужаса взгляд в пространство. — Это страшная вещь, — продолжала она. — Это низость! Ах, это такая бездонная гнусность, это самая бесстыдная клевета, какую только можно вообразить себе! И подумайте, я ничего не знала, ни о чем не догадывалась. Два года ни о чем не подозревала!

— Но, боже мой, что же это такое?

Гизела то краснела, то бледнела. Она снова сжала белые ручки и опять отпила глоток шоколада.

— Ну, я расскажу вам всё. Вы знаете, что я была замужем. Не правда ли? Ну разумеется, вы сами вчера меня назвали «госпожой Хониг». О моем браке мне не хочется говорить. Скажу только, что у меня были весьма веские причины оставить мужа через сутки после венчания. У него были болезненные наклонности, вы понимаете? Одним словом, я вернулась к родителям.

— Я знаю, я знаю.

Ники слушал, широко раскрыв глаза. Он был большой любитель сплетен, пересудов и скандалов.

— Ну, слушайте дальше, — продолжала Гизела.

Теперь слова так и лились из ее маленького накрашенного ротика. Вероятно, ее муж, трусливый негодяй, пустил о ней эту клевету, чтобы отомстить ей. И она ничего не подозревала! Да ей такое просто в голову не приходило!

— Посудите сами, господин Цукор, как я могла об этом догадаться?

Но теперь она кое-что узнала. Теперь она всё поняла. Она замечала, что на вечерах и балах мужчины почти не обращали на нее внимания. Они увивались вокруг Антонии, а ей — только вежливый поклон. И когда кто-нибудь из мужчин танцевал с ней, она ясно чувствовала, что это простая вежливость и ее партнер буквально остерегается держаться близко к ней. То же она замечала и на улице. Мужчины смотрели только на Антонию, а ее вообще точно не существовало. Что же это такое? Разве она хуже Антонии? Что у нее, бородавки на лице? Разве она чахоточная? Но вот Ютка Фигдор наконец передала ей, какую гнусную клевету распространяют в городе по ее адресу. Она три дня пролежала в постели, так возмутила ее эта гнусность.

— Вы, конечно, знаете, о чем я говорю, господин Цукор? Вам, должно быть, тоже доводилось это слышать?

Ники мешал ложечкой шоколад и смотрел на взволнованную Гизелу большими глуповатыми черными глазами. А затем слегка кивнул. Разумеется, он знает!

— Значит, это говорят? — воскликнула Гизела. — Говорят... говорят, что я... не настоящая женщина?

Гизела закрыла лицо руками:

— Как ужасно, как ужасно! Какой позор! Скажите сами, можно ли нанести женщине более тяжкое оскорбление?