Владимир Кунин - Коммунальная квартира

— Потом, — сказал Андрей Николаевич. — Айда, братцы, вниз, а то машина уже пришла, наверное. — Он посмотрел на Мишку и тихонько добавил: — Ты, может, останешься? Мы с ним вдвоем попробуем справиться. — Он кивнул в мою сторону.

— Еще чего! — ответил ему Мишка и первый пошел к двери.

Андрей Николаевич наклонился ко мне и спросил:

— Слушай, а как же тебя зовут? Его Мишка, а тебя?..

— А меня Вова Цветков.

— Ага. Прекрасно, — сказал Андрей Николаевич. — Ну пойдем, Цветков.

И мы пошли вслед за Мишкой.

Когда мы спустились вниз, машина с мебелью уже стояла у подъезда. Грузчик (один грузчик все-таки приехал) ни к чему не прикасался и, держась за борт грузовика, все время спрашивал: «На какой этаж нужно вещь носить?» От этого грузчика шел запах, как от спиртовки на уроках химии. И еще от него пахло луком.

Он все спрашивал про этаж, а мы с Мишкой носили стулья. Андрей Николаевич посмотрел на грузчика, положил себе на спину диван-кровать и понес его на третий этаж! Грузчик, увидев это, как закричал:

— Вот это ты, хозяин, молодец! Вот это молодец!..

А когда мы с Мишкой понесли журнальный столик, грузчик всплеснул руками и опять закричал на всю улицу:

— И сынки твои, хозяин, тоже молодец!..

В общем, когда Андрей Николаевич отнес шкаф, а мы оттащили наверх книжные полки, грузчик стал просить у Андрея Николаевича на какую-то «маленькую». Андрей Николаевич сказал грузчику, что в другое время он бы ему и на «большую» не пожалел, но боится, что это может вконец расшатать грузчиково здоровье. Он, Андрей Николаевич, может предложить ему, грузчику, сигарету, хоть и считает, что это тоже приносит вред...

Грузчик сказал, что он курением не балуется, но сигарету возьмет, потому что от хорошего человека, он что хочешь может взять. А за «маленькую» он не обиделся, потому как рабочий человек всегда понимает рабочего человека.

Он хотел сказать что-то нам с Мишкой, но в это время подошел шофер машины, извинился перед Андреем Николаевичем и сказал грузчику, что он не рабочий человек, а так — барахло на палочке, потому что он напился в рабочее время.

И тогда мы с Мишкой поняли, что грузчик был, оказывается, нетрезвый... Это надо же! А мы-то думали: почему он мебель не носит?!

Мы поднялись наверх в квартиру, и Андрей Николаевич нам сказал:

— Ну, братцы, что бы я без вас делал, просто ума не приложу.

Я-то понял, что это он нам вместо «спасибо» сказал, а Мишка надул грудь, согнул в локтях руки и не своим голосом проговорил:

— Это что! Вот я помню, мы с Вовкой бабушкин буфет двигали — дневник искали — вот это да!..

— Да ладно тебе! — сказал я. — Расхвастался...

Из Мишки вышел воздух, и он уже нормально спросил:

— Мебель сейчас расставлять будем или подождем?

— Сейчас, — ответил Андрей Николаевич. — Чего мы будем ждать? Конечно, расставим, чтобы потом не мучиться.

— Мы намучаемся, а ему потом не понравится... — сказал я.

— Понравится, — убежденно сказал Андрей Николаевич. — Обязательно понравится! Я за него, как за себя, ручаюсь. Я с ним знаешь сколько лет знаком?

— Сколько?

— Тридцать восемь, — рассмеялся Андрей Николаевич.

— А вам самому сколько?

— Столько же, — ответил Андрей Николаевич. — Тоже тридцать восемь...

— Это ваш приемный папа? — спросил я. — Вы ему подкидыш? Да?

Андрей Николаевич улыбнулся:

— Нет, Вовка. И он мне не папа, и я ему не подкидыш. Я пошутил.

Потом мы стали расставлять мебель, и Мишка очень здорово все время говорил, что куда нужно ставить. Андрей Николаевич почти во всем согласился с Мишкой и только журнальный столик поставил так, как я ему посоветовал.

И мне было приятно за Мишку перед Андреем Николаевичем. Мне было приятно, что Андрей Николаевич так советуется с Мишкой, и было приятно, что Мишка так здорово ему советует.

Я иногда стесняюсь Мишку. То есть не Мишку, а за Мишку. Вернее, не стесняюсь, а злюсь на него. Когда он начинает грудь надувать, или хвастаться, или врать...

Мне обидно. Потому что другие могут подумать, что он больше ничего не может, а может только грудь надувать и хвастаться. Со своими-то ничего, а вот при посторонних Мишку так и распирает. И поэтому мне было сейчас очень приятно за Мишку перед Андреем Николаевичем.

— Братцы! — сказал Андрей Николаевич. — Вы чудесный народ. Я очень рад, что буду с вами... Что я с вами познакомился, братцы!..

Я ничего не сказал. Мишка посмотрел на меня и сказал:

— А пенсионер когда приедет?

— Сейчас! — ответил Андрей Николаевич. — Пенсионер будет здесь в одно мгновение!..

Он усадил нас в кресла, приказал нам смотреть на дверь и вышел в коридор. Потом он заглянул в комнату и спросил у меня:

— Послушай, Вовка! Кроме нас, в квартире никого нет?

— Никого, — ответил я. — Но скоро придет Мишкина бабушка.

Андрей Николаевич оставил дверь открытой и опять скрылся в коридоре.

— Внимание!!! — крикнул он оттуда и...

Чтоб мне провалиться! Чтоб нам вместе с Мишкой провалиться на этом самом месте!.. Из коридора в комнату на руках вошел Андрей Николаевич!!!

Он дошел до середины комнаты, прыгнул с рук на ноги и сказал:

— Вуаля!

И поклонился. И достал из пиджака какую-то серенькую книжечку и положил ее перед нами на журнальный столик.

На книжечке было написано: «Пенсионное удостоверение». Мишка схватил книжечку, раскрыл ее и прочел вслух:

— Азанчеев, Андрей Николаевич...

— Ой!.. — сказали мы с Мишкой.

— Ой!.. — первым сказал я Мишке. — Там на этом сундучище тоже написано: «Азанчеев А.Н.»!!!

— Ой!.. — сказал Мишка Андрею Николаевичу. — Так это вы сами?

— Сам! — ответил Андрей Николаевич и сел на журнальный столик. — И перестаньте ойкать, мужчины...

— А как же старичок? — глупо спросил я.

Андрей Николаевич закурил сигарету.

— Если говорить честно, то старичка вы сами придумали, — сказал он.

— Это все ты! — набросился я на Мишку. — Пенсионер-старичок! Старичок-пенсионер!..

— Но ведь пенсионер же!.. — закричал Мишка. Он повернулся к Андрею Николаевичу и обиженно спросил: — А если вы не старичок, то почему же вы пенсионер?!

— А потому, что есть закон, который позволяет артисту цирка уйти на пенсию после двадцати лет непрерывной работы в цирке. Я выступал на арене с восемнадцати лет и вот теперь, в тридцать восемь, стал пенсионером. Понял? — объяснил ему Андрей Николаевич.

— Понял... — растерянно ответил ему Мишка.

Андрей Николаевич помолчал и грустно добавил:

— Я бы еще и поработал несколько лет в цирке, да вот сердце что-то не так стало постукивать... Ну это у меня, наверное, скоро пройдет. Как, по-твоему, Вовка, пройдет?

— Конечно, пройдет... — ответил я, и мне вдруг ужасно захотелось, чтобы он меня погладил...