Владимир Кунин - Сволочи

— Еще раз прошу прощения. Слушаю вас внимательно.

— Теперь мы должны сделать попытку подойти к этой базе сверху. Так сказать, силами выпускников уже вашей школы...

— Это прямое поручение Верховного, Антон Вячеславович, — сказал генерал-полковник в штатском. — А теперь представьте себе всю меру ответственности за выполнение этого задания.

— Я хотел бы представить себе — есть ли у них хоть один шанс выбраться оттуда после выполнения задания, товарищ генерал-полковник... Конечно, если кто-то из них останется в живых.

Вопрос повис в воздухе. Все промолчали... Тишину нарушил голос генерал-полковника в штатском:

— Составьте подробный список необходимого оружия и снаряжения.

— На задание они пойдут со своим оружием, — сказал Вишневецкий. — Оно у них пристреляно, снаряжение подогнано, проверено, скомплектовано... Холодное оружие отформировано по руке каждого, количество свинца в рукоятках собственноручно вывешено... Так что не будем лишать их последнего удовольствия — пользоваться тем, к чему они так привыкли за последние пять месяцев.

ГОРЫ. ВТОРАЯ ПОЛОВИНА ДНЯ. У САНЧАСТИ БАТАЛЬОНА ОХРАНЫ НКВД

Солнце уже почти зашло за горы. Лишь снежные вершины Алатау еще были окрашены оранжево-кровавым светом...

У крыльца батальонной санчасти стоял «виллис» Вишневецкого.

Сам полковник, как был на совещании в Народном Комиссариате в строгом костюме, так и здесь, в горах, стоял вместе с женой Машей у своего автомобиля. Только рубашка была расстегнута и галстук приспущен. Ехал наверх, в свою школу, а по дороге — к жене заглянул...

Попытался было сесть за руль, но Маша остановила его:

— Не уезжай, Антоша. Мне бы с тобой еще поговорить нужно...

Вишневецкий нервно курил, часто затягивался:

— Не могу, Машуня... Настали мои судные денечки. Не знаю, простит ли меня судьба за то, что я теперь должен буду сделать?..

Маша все поняла, Спросила испуганно:

— Что?.. Уже?

— Да. Начинаю готовить первую группу к отправке.

— Боже мой... — простонала Маша. — И ты думаешь...

— Я не хочу ни о чем думать! — Вишневецкий зло затоптал окурок. — Я их даже пожалеть не имею права! Просто пожалеть... — Поцеловал Машу, сказал тихо и горестно: — Только ты у меня...

— Не только, — с трудом проговорила Маша.

— Пашка — не в счет. Пашка всегда рядом.

— Я не о Паше... — усмехнулась капитан Вишневецкая. — Беременна я, Тоша...

Полковник растерянно посмотрел ей в глаза, притянул к себе, нежно обнял, прошептал ей на ухо:

— Милая моя... Родная... Солнышко мое единственное!.. Господи! Да кто же все так сбалансировал на этом проклятом белом свете?..

НОЧЬ. ГОРЫ. ШТАБНОЙ ДОМИК ДИВЕРСИОННОЙ ШКОЛЫ

В штабе трое — Вишневецкий, дядя Паша и Котька-художник.

— Сообрази себе группу из семи пацанов. Ты их лучше знаешь, чем мы, — говорит Вишневецкий Котьке-художнику.

— М-гу. — Костя кивает головой.

— И прикинь, что тебе может еще пригодиться кроме штатной комплектации. Исходя из характера задания, — говорит дядя Паша.

— М-гу. Как летим?

— На нашем ЛИ-2 до Ташкента, там посадка, дозаправка. И в Мары. Там вас будет ждать дальний бомбардировщик ПЕ-8 из хозяйства Голованова.

Котька-художник посмотрел прямо в глаза Вишневецкому:

— Если эта база — такая сильная заслонка для нашей АДД, почему вы думаете, что нас не собьют еще на подходе к ней?

— Как только пересечете линию фронта, на вашей машине начнет пульсировать специальный прибор — «Я — свой!». Код меняется каждые тридцать шесть часов. Когда будете вылетать, ваш самолет получит последнюю немецкую кодировку и под ее защитой выведет вас на цель...

— А откуда этот позывной придет? — спросил Костя.

— Ну, есть же у нас ТАМ СВОИ люди...

— А у нас ИХ ЛЮДЕЙ нету, Антон Вячеславович? Чтобы предупредить тех — дескать, к вам гости, встречайте! А там... Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой, — усмехнулся Костя.

— Вернешься, я тебя познакомлю с одним контрразведчиком, ты его и спросишь — есть у нас ИХ люди или нету...

— Да не вернемся мы, — строго сказал Костя.

— Это почему же? — фальшиво удивился дядя Паша.

Костя показал пальцем в потолок:

— Далеко топать оттуда. Ну, я пойду?

— Иди, отсыпайся.

И Костя Чернов вышел из штабного домика.

Несколько секунд Павел Петрович и Вишневецкий смотрели друг на друга. Затем Павел Петрович достал из кармана бутылку водки, взял с полки два стакана и стал зубами отдирать картонную пробку.

Вишневецкий потер руками лицо, зло процедил сквозь зубы:

— Да наливай ты быстрее, Пашка! Не тяни!..

СРЕДНЕАЗИАТСКОЕ НЕБО. САМОЛЕТ ЛИ-2

Летит навстречу солнцу ЛИ-2...

...Восемь пацанов в «детдомовской» одежде сидят внутри самолета на железных бортовых откидных скамейках.

По всему фюзеляжу — от кабины пилотов до хвоста — между скамейками уложены туго набитые парашютные сумки. Видно, что в сумках не только парашюты...

...Потом ЛИ-2 сел и зарулил в конец аэродрома...

...где его ожидало кольцо автоматчиков, пропустивших к самолету только бензозаправщик, смонтированный на грузовике ЗИС-5.

— Ташкент, — сказал Котька.

Самолет моментально прокалился под солнцем. Взмокшие мальчишки стали стягивать с себя одежду.

Из кабины выглянул командир экипажа. Увидел мокрые, растатуированные жилистые мальчишечьи тела, удивленно присвистнул.

— Начальник! Двери-то хоть открой — задохнемся же!.. — крикнул один пацан.

— Не положено, — ответил командир. — Сейчас взлетим.

— Ну баран!.. — сказал другой пацан. — Дышать же, бля, нечем!

— Ты как со старшими разговариваешь? — возмутился летчик.

— Какой ты мне «старший»?! Вали отсюда, крути баранку!..

— Принц! Бабай! Заткните пасти, сучий потрох!!! — приказал Костя Чернов и поднял глаза на летчика: — Извини, командир, действительно жарковато...

ТУРКМЕНИЯ. МАРЫ. АЭРОДРОМ АДД. ДУШНЫЙ И ТЕМНЫЙ ВЕЧЕР

В прокаленной темноте угадывается силуэт огромного стратегического четырехмоторного бомбардировщика ПЕ-8.

Вокруг самолета возятся техники. Несколько старших офицеров соединения стоят в напряженном ожидании, смотрят, как садится ЛИ-2 и заруливает на стоянку неподалеку от бомбардировщика.

Небольшой автобусик мгновенно подкатывает к открывающейся двери ЛИ-2, и в полутьме видно, как солдаты батальона аэродромного обслуживания перегружают тяжеленные парашютные сумки из ЛИ-2 в автобус. А затем туда же перебираются восемь фигурок, почти неразличимых в темноте...

Автобус подкатывает к бомбардировщику.

Двери его открываются, и на землю начинают спрыгивать взмокшие от удушающей туркменской жары восемь пацанов...

Кто в одной майке и сиротских брюках, кто — голый по пояс, кто-то в одних трусах. Почти у всех тела пестрят наколками...