Эндрю Круми - Принцип Д`Аламбера

— Перестань суетиться, братец. Я теряю зрение, а не присутствие духа. Лучше распорядись, чтобы в мои комнаты отнесли весь багаж. Кстати, где эта худышка, твоя жена?

— Я здесь, мадам.

Мадам дю Деффан высвободила руку, которую держал лакей, и приблизила свое лицо к лицу Дианы, чтобы лучше рассмотреть ее слабеющими глазами.

— Я смотрю, ты совсем не прибавила в весе. Хорошенько корми ее, Гаспар, иначе она долго не протянет. Ешь картофель, Диана, побольше картофеля.

Раздался заливистый собачий лай. Еще один лакей вел на поводках любимых псов мадам дю Деффан.

— Эти собаки едят лучше, чем твоя жена. Найми нового повара, Диана, и еще раз повторяю — больше картофеля.

Позже к ней привели детей графа и их гувернантку. Мадам дю Деффан подслеповато вгляделась в лицо и фигуру Жюли.

— Не красавица, — вынесла она безапелляционный приговор. — Это хорошо. Красота должна знать свое место. Ты умеешь читать, девочка?

Жюли ответила, что это ее единственная радость.

— В таком случае ты будешь читать мне перед сном. Кроме того, сегодня днем ты будешь сопровождать меня на прогулке.

В разговор вмешалась Диана:

— Но дети…

— Ты сама присмотришь за своими детьми, Диана. От этого ты не умрешь. Не забудь хорошенько поесть за обедом, мы не хотим, чтобы ты упала в обморок. Нет ничего хуже, чем дамы, где попало падающие в обморок. Кажется, это становится модным среди молодежи. Несколько недель назад одна дама сломала мой любимый стул, решив упасть на него в обморок, а она выглядела гораздо здоровее тебя, Диана. И ела немало картошки. А как красив был тот ореховый стул!

В тот день мадам дю Деффан взяла Жюли на прогулку. Они пошли по тропинке, по которой часто гуляла сама Жюли, и мадам дю Деффан просила во всех подробностях описывать то, чего не могли видеть ее слабые глаза. Для Жюли было неизъяснимым удовольствием вслух выразить переполнявшие ее впечатления, которыми ей было не с кем поделиться.

За время визита мадам дю Деффан эти прогулки стали бесценным каждодневным ритуалом. Вечерами Жюли садилась у постели тетки и читала ей вслух. Мадам дю Деффан очень нравился ясный мелодичный голос племянницы.

Однажды мадам дю Деффан позвала ее к себе немного раньше обычного.

— Жюли, нам надо поговорить. Прошу тебя, садись.

Жюли повиновалась.

— Я знаю, что ты намерена уйти в монастырь, но понимаю, что ты просто хочешь покинуть Шамброн. Мой брат тяжелый человек, и с ним нелегко поладить, к тому же его очень тяготят обязательства по отношению к тебе, поэтому неудивительно, что он и его жена испытывают к тебе такую враждебность. Твой брат Камилл любит тебя, но не сможет принять в своем доме, так как у него есть семья, о которой он должен заботиться. О браке, естественно, не может быть и речи. Ты очень симпатична мне, поэтому я и высказываюсь столь откровенно, Жюли. Ты умна, но не выставляешь этого напоказ, и проявляешь ум только тогда, когда нужно, и к тому же обладаешь весьма покладистым характером. Все это может послужить к твоей выгоде. На самом деле ты не хочешь уходить в монастырь, ты просто хочешь уехать отсюда. Я же за последние дни привыкла к твоему обществу и добрым услугам и хочу, чтобы ты поехала со мной в Париж.

Можно ли было сомневаться в той готовности, с какой Жюли согласилась на это предложение? Мадам дю Деффан уже обсудила дело с братом, уверив его в том, что отъезд Жюли не создаст угрозы фамильному наследству. Жюли станет компаньонкой, а не членом семьи. Заручившись письменно оформленным договором, супруги Виши отпустили Жюли из Шамброна.

Вот так она оказалась в Париже, в городе, где ей было суждено обрести известность, затмившую славу великой мадам дю Деффан. Жизнь в монастыре Сен-Жозеф стала значительным улучшением по сравнению с жалким положением в Шамброне, хотя это все же было существование ради других, приносившее весьма мало пользы самой Жюли. Она умела поддержать остроумную интеллектуальную беседу, помогая создавать в салоне соответствующую атмосферу, оказывая в то же время неоценимую помощь мадам дю Деффан, удовлетворяя ее малейшие нужды и капризы. Каждый вечер, читая своей госпоже перед сном, она внимательно следила, глядя поверх страниц, не опустилась ли голова и не отвисла ли челюсть тетки. Как только мадам дю Деффан засыпала, Жюли вставала и уходила.

Апартаменты мадам дю Деффан были обставлены с большим вкусом. Стены столовой обиты желтыми шелковыми обоями, украшенными мелкими красными волнами. Красные и желтые тона повторялись в обивке кресел, расставленных так, чтобы создать наибольший комфорт для беседы. Здесь же стояли столы для пикета и экарте. Другие столы вносили, когда сервировали еду. Обед подавали в шесть, а ужин в одиннадцать часов. Стол был намного обильнее, чем у мадам Жоффрен (где шпинат с омлетом подавали с удручающей предсказуемостью). Беседы также были остроумнее и свободнее; слова «хватит», которое часто звучало в салоне мадам Жоффрен, когда разговор начинал касаться неудобных с ее точки зрения предметов, никогда не слышали у мадам дю Деффан. Самым драгоценным бриллиантом, украшавшим ее салон, был я. Мне было тридцать шесть лет, и в то время я находился в зените своей славы. Прошло два года с момента выхода в свет предварительного рассуждения к «Энциклопедии», и все говорили о нем как о выдающемся литературном событии. В своей работе мы продвинулись уже до буквы «D», и я работал над статьей «Дифференциал». Когда я явился в салон, все мои мысли были заняты, естественно, проблемами исчисления.

— Господин Д'Аламбер, позвольте мне представить вам мою новую компаньонку, мадемуазель де Л'Эпинас.

Передо мной — точнее сказать, надо мной, так как она оказалась намного выше меня, — стояла молодая женщина. Я поцеловал руку этого ничем не примечательного юного создания (ей был тогда двадцать один год), но мысли мои были по-прежнему заняты чудесной теорией Ньютона.

— Мадемуазель, не лик Авроры я вижу ль пред собой?

— Вы очень верно цитируете Буссара, мсье.

— Вы видели пьесу?

— Нет, но я ее читала. До приезда в Париж я узнала множество вещей, хотя мало что видела.

— Приехав в Париж, большинство людей, к несчастью, оказываются в противоположной ситуации. Вы увидите множество чудесных вещей, которые ничему вас не научат. Надеюсь, мадемуазель, что и в Париже вы не станете пренебрегать литературой.

— Господин Д'Аламбер, я никогда не отказываюсь от того, чему отдала свое сердце.

— Мне ясно, мадемуазель, что вы совершенно исключительное явление среди представительниц вашего пола.

До этого мадам дю Деффан обратила свои незрячие глаза к другой группе посетителей. Теперь она снова посмотрела в нашу сторону и перебила мою собеседницу: