Александр Зиновьев - Пара беллум

Он просматривает материалы, связанные с Дирижером, и никак не может понять, почему тот решил остаться на Западе. Чего этому человеку не хватало? В очень молодом возрасте сделал блестящую карьеру. Прекрасная квартира. Дача. Успех. Семья. Дети. Курорты. Один из ведущих дирижеров в стране. Заграничные поездки. Почет. Член партии. Депутат Верховного Совета Республики. Что еще нужно? Свобода творчества? Чепуха! На Западе свободы тоже ограничены и относительны. И там он будет исполнять не то, чего душа пожелает, а то, что его вынудят исполнять. Более высокий материальный уровень? Ну, год-другой будет испытывать удовлетворение. А потом? Потом вступит в силу сравнение с другими, которые там живут лучше, а сравнение с теми, кто остался в России, отпадет совсем или ослабнет, станет несущественным. Почет, слава? Все равно ведущих западных дирижеров он не переплюнет, а западная слава окажется совсем иной природы, чем здесь, дома. Наступит разочарование. И тоска по Родине. Нет, жажда свободы тут ни при чем. Это распущенность, потеря чувства ответственности перед своим народом. И слишком много было позволено здесь – вот в чем дело! Дело не в недостатке свобод здесь, у нас, а в их избытке! Зажрались! Распустились! Пора их к порядку призвать. А этого мерзавца К. надо поручить Немцу. Нужно сделать так, чтобы комар носа не подточил, но чтобы всем было ясно, что это – наших рук дело. А Немец мастер таких дел.

Одни понимают готовность к войне как готовность защититься от нападения, другие – как готовность нанести поражение противнику, третьи – как готовность убивать, четвертые – как готовность умирать. Последних большинство. И в последнем смысле человечество всегда готово к войне. Это – единственный аспект подготовки к войне, который не требует никакой подготовки.

Есть еще один вид готовности к войне, самый высший. Его удостаиваются лишь избранники судьбы. Это готовность спрятаться от ужасов войны, обеспечив себя всем необходимым на длительный срок, и уцелеть. Эти люди готовятся к войне вовсе не потому, что хотят мира. Скорее наоборот: чем лучше они готовы к войне (т.е. чем в большей безопасности себя чувствуют), тем меньше они хотят мира. Психологически это понятно: зачем же тогда готовиться к войне, если это не дает тебе никаких преимуществ перед теми, кто не готовится? Да и похвастаться хочется: вот, мол, вы не подготовились, и потому от вас ничего не осталось, а я жив! И здоровехонек! И еды достаточно! Короче, если человек готов к войне, то пусть будет война, ибо это единственное, что оправдывает готовность к войне. Если ковчег построен, то потоп необходим. Вспомните, с каким нетерпением Ной поглядывал на небо после того, как последняя пара тварей взошла на его ковчег!

Формы готовности к войне разнообразны. Они разделяются прежде всего на капиталистические и социалистические. Капиталисты, например, переводят свои капиталы на секретные счета в швейцарские банки. Чудаки, они рассчитывают на то, что мы Швейцарию оставим в покое. За что? За какие заслуги? За то, что Давала приют Ленину? Так потом она давала приют и многим другим, чего мы простить не можем ни в коем случае. Но не будем отвлекаться в сторону. Капиталисты прячут свои капиталы в швейцарских банках, а наши соотечественники – в чулках. Капиталисты скупают за миллионы долларов картины старых художников, а наши соотечественники – мыло и соль за копейки покупают, как та старушка, о которой говорилось выше. Чуете разницу двух систем? Им, капиталистам, в голову не приходит та очевидная истина, что от швейцарских банков останется один пшик, а чулок откопаешь из земли целеньким; что картинами старых мастеров голод не утолишь, а мыло и соль будут предметами первой необходимости – смыть копоть после атомного взрыва и огурцы солить.

Но капиталисты не останавливаются на этом. Один богатый немец купил самолет, погрузил в него все свое богатство, семью, родственников и секретаршу, собрался улететь на Филиппины, подальше от возможной арены военных действий предстоящей войны, главным образом – подальше от Советской Армии, которая, по его убеждению, скоро оккупирует всю Германию. Так его самолет со всем содержимым рухнул в океан. И никаких следов не осталось. Этот немец явно политически отсталый человек. Советская Армия ничего не оккупирует. Она протягивает руку братской помощи, если об этом просит законное правительство той страны, которой мы решили протянуть руку братской помощи. Ну а если мы руку протянем, так от нас и на Филиппинах не укроешься, – найдем, достанем, призовем к ответу, поможем.

А другой богач (на сей раз – нефтяной магнат в Техасе) построил бомбоубежище с запасом всего необходимого для жизни на пятьсот лет. И даже со своим собственным подземным банком. Что-то случилось в системе снабжения воздухом, и вся его семья задохлась в комфортабельном убежище во время тренировочной отсидки. Этот американец тоже политически безграмотен. Техас мы пока бомбить не будем: у нас свой Баку есть. Впрочем, пусть себе строят бомбоубежища. Придет время – мы им прикажем забраться в них, а потом лишь выключим ток и перекроем снабжение воздухом. Это даже очень удобно.

В советском, зрелом социалистическом обществе улететь на Филиппины не позволят. Да и не на чем. Да советских людей туда и не примут – у них валюты нет. А что касается бункеров, то они играют принципиально иную роль: они служат интересам мира, а не войны, и обслуживают трудящихся, а не капиталистов. И задохнуться в советских бункерах нельзя – дыры мешают. Радикулит схватить из-за сквозняка можно, это факт.

Запад его поразил видимым изобилием предметов потребления и развлечения. Теоретически это было не ново для него. Но одно дело – услышать от других, и другое – увидеть самому.

После войны отец, побывавший с армией в Германии, Чехословакии и Австрии, часто и много говорил о жизни в «Европе» – Россию он Европой не считал. Живут они там, сволочи, хорошо, говорил он, вздыхая. Мы никогда так жить не будем. И условия у нас не те. И история не та. И мы сами не те. И очень плохо то, что мы узнали об этом. Раньше не знали, и потому были счастливы. А теперь?! Чтобы жить спокойно, надо Европу разгромить! Вы думаете, что лучше занять Европу и взять все богатства себе? Ничего не выйдет. Занять для себя мы ее все равно не сможем. Мы все равно будем жить по-свински. Все их богатства с собой не унесешь. А они через десять лет еще лучше жить будут. Надо их разгромить! Вот это мы можем.

Сын с насмешкой и недоверием слушал такие речи малообразованного отца. Но вот он сам в «Европе». И хотя он окончил университет, Запад породил в нем Те же мысли и чувства. Пройдут годы, в течение которых он станет знатоком этой «Европы». И он возвысит чисто эмоциональное отношение отца к ней на Уровень холодной и расчетливой теории.