Александр Зиновьев - Гомо советикус

Вечерами в Пансионе ведутся разговоры о высокой политике. Вот в таком духе.

– Иранские студенты захватили американское, а не советское посольство. Почему?

– Если бы они сунулись в советское посольство, Советская Армия сразу оккупировала бы Иран. А американцы слабаки.

– У них демократия.

– Я и говорю, слабаки.

– В общем, обстановочка! Без пол-литра не разберешься.

– Про пол-литра тут надо забыть. Дорого. И блевать некуда.

– Жалкий Иран терроризирует могучую сверхдержаву. Арабы насилуют Западную Европу. Что происходит?!

– Запад прогнил.

– Не торопитесь хоронить Запад. В нем есть некий скрытый сволочизм, который еще покажет себя.

– Сволочизм тут есть. Но идиотизма больше. Поменьше бы идиотизма и побольше сволочизма – может быть, лучше было бы.

В Москве такие беседы заканчивались идеей: выпить. Здесь даже алкоголики таких идей не выдвигают. Предпочитают пить втихомолку. И мы, оплевав иранскую революцию и арабов и перемыв косточки западным политикам, расползлись по своим каморкам.

Сообщили, что один из сотрудников советского посольства оказался агентом КГБ. В Пансионе весь день не умолкает смех по этому поводу: один! А есть ли в советском посольстве хотя бы один сотрудник не агент КГБ?!

Рядом с Пансионом есть роскошный газетно-журнальный киоск. Чуть подальше – великолепный магазин, где продаются те же газеты и журналы. Еще дальше – еще более роскошный киоск. В промежутках между ними – ящики, из которых вы можете взять газеты, сунув в дырочку положенное число монет. Газеты я раньше покупал в ящиках. Это вдвое дешевле, ибо я пихал в дырочку вдвое меньше монет, чем положено. Шутник пихает в четыре раза меньше. Это свидетельствует о том, что совести у него в два раза меньше, чем у меня. А Циник не пихает ничего, только вид делает – несколько раз прикладывает палец к дырочке. Величину совести его вы можете высчитать сами.

Мой путь лежит мимо этого газетно-журнального искушения. С обложек журналов на меня призывно смотрят цветные женские зады, груди и прочие соблазнительные части тела. Жирные газетные заголовки возвещают о том, что сексуальный маньяк выбросил в окно с десятого этажа двадцатую жертву, что террористы похитили миллионера, что принцесса разводится с очередным супругом... «Ну нет, голубчики, – сказал я с металлом в голосе, – теперь вы меня этим не купите!» И равнодушно прошагал мимо. И тут-то впервые в жизни я обнаружил в себе наличие силы воли. Обнаружил и прослезился от... огорчения. Где же ты раньше была? – прошептал я, обращаясь к своей силе воли. Обнаружься ты лет двадцать назад, не болтался бы я сейчас здесь, в свободном обществе, в поисках терпимого пропитания, а лежал бы на диване, как мои преуспевшие друзья, в пятикомнатной квартире в Рублеве, или гулял бы на цековской даче под Москвой, или загорал бы на цековском южном курорте, или чинно восседал бы в кабинете на Старой площади или на Лубянке. И никакая проблема посмертного существования не волновала бы меня. И не испытал бы я разочарования от западной прессы. И не знал бы я, что Запад давно следовало бы наградить орденом Ленина или Октябрьской Революции за заслуги в сохранении и укреплении советской власти.

Но прошлое не вернешь. Мы привыкли утешать себя поговоркой: лучше поздно, чем никогда. Раз во мне проснулась сила воли, я ее должен использовать. Буду тверд, как скала! Буду гнуть свою линию, на сколько бы этот период «проверки» ни затянулся. Вперед!

Я иду в учреждение, где со мною беседуют лица, интересующиеся Советским Союзом, а прямо говоря – где меня допрашивают. Иду пешком, поскольку общественный транспорт здесь, в отличие от Москвы, дорогой и неудобный. К тому же мне все равно делать нечего. Иду, разглядываю сытых и хорошо одетых прохожих. Это главным образом старики. Много бездельничающей молодежи. Молодежь одета нарочито неряшливо. Парни заросли волосами. Девчонки – как грязные, никогда не моющиеся цыганки, иногда появляющиеся на улицах Москвы. Главная опасность для человечества, думаю я, не атомная бомба, а сами невооруженные люди, т.е. избыточное население и чрезмерная долгота жизни. Люди нарушили некие социобиологические законы. Хилые дети выживают. Больные десятилетиями тянут свое существование. Старики живут необычайно долго. Старики заполонили планету. Нет в мире ничего опаснее стариков. Они глупы и бездарны. Но обладают непомерной самоуверенностью и самомнением. Все мерзости в современном мире суть дело рук стариков. Пока число людей в мире не сократится по крайней мере вдвое, а продолжительность жизни – по крайней мере на двадцать лет, ничего хорошего не будет. Будет только еще хуже. И в конце концов пойдут в ход все те изобретения стариков, которые единственно способны уполовинить население и урезать продолжительность жизни. Впрочем, молодежь теперь по степени опасности начинает конкурировать со стариками. Она недовольна всем. Она не хочет работать. Но хочет иметь все без труда и сразу. Ее кажущееся пренебрежение к материальным благам и ненависть к богатым есть лишь негативно завуалированная жажда благ. И по глупости и бездарности молодежь не уступает старикам.

Но черт с ними, с западными стариками и молодежью! Есть опасность, которая задевает меня лично: наплыв наших эмигрантов на Запад. Как авангард Великой Советской Армии, наступающей на Запад, я вроде бы должен был радоваться этому. Но как обыватель, которому надо есть, пить, одеваться, иметь женщин и наслаждаться культурой, я прихожу в отчаяние от этого радостного явления. С каждым днем шансы мои прилично устроиться сокращаются. Прибывают все новые и новые советские прохвосты. Они приносят для западных разведок все более ценную информацию и дезинформацию и более веские доказательства своей причастности к КГБ. Мне хочется заорать на весь мир: опомнитесь! Кого вы к себе впускаете?! Неужели вы не видите, что это начало нашего (советского) вторжения на Запад?! Поймите меня правильно: я хочу закричать об этом не с целью спасти Запад, а с целью наконец-то прилично устроиться самому на Западе. И для этого, конечно, немножко спасти Запад. После того как я устроюсь, я кричать не буду. Впрочем, может быть, как раз наоборот: если я устроюсь, будет жаль потерять хорошее положение. Неплохо устроившиеся советские эмигранты, а среди них – агенты КГБ в первую очередь, суть на Западе главные противники наступления коммунизма, – вот вам еще один пример всеми презираемой, но вечно торжествующей диалектики.

Когда меня спрашивают, каким образом мне, русскому по национальности, бывшему члену КПСС, причастному к высшим партийным и кагэбэвским кругам, принимавшему участие в секретных исследованиях, удалось выбраться на Запад, я откровенно отвечаю: я прибыл сюда по заданию ЦК КПСС, КГБ и всего советского народа. Но мне не верят. Думают, что я дурака валяю или хочу цену себе набить и устроиться в тепленькое местечко. Советские покаявшиеся шпионы весьма популярны на Западе. Им сразу дают политическое убежище и средства существования. А у меня почему-то ничего не выходит.