Александр Зиновьев - Гомо советикус

Дом, куда я время от времени хожу для бесед, строился в гитлеровские времена. И потому очень похож на московские здания сталинских лет. На фасаде – три скульптуры: рабочего, крестьянина и женщины с ребенком. Рабочий – с молотком, а крестьянин – с косой. Если бы он был с серпом, то сходство с Москвой было бы полным. Женщина с ребенком символизирует Родину. Она режет хлеб. Обе руки у нее заняты. Младенца она не держит совсем. Тот сам вцепился своими детскими ручонками прямо в сонную артерию мамы. Впечатление жуткое.

– Что вы думаете о деятельности западной пропаганды в Советском Союзе?

– Она построена так, чтобы провоцировать в Советском Союзе именно такие явления, которые здесь, на Западе, можно истолковать как оправдание затрат на нее. Так что она работает в основном на себя.

– А в чем, по-вашему, должна выражаться реальная эффективность нашей пропаганды в Советском Союзе?

– В явлениях внутренней советской жизни, т.е. в явлениях несенсационных и часто недоступных западным наблюдателям. Люди, поддавшиеся влиянию западной пропаганды, должны оставаться в Союзе, должны жить и действовать в глубинах советской жизни, не рассчитывая на известность и помощь со стороны Запада.

– Но тогда невозможно будет проконтролировать работу лиц, вовлеченных в эту пропаганду.

– Этим делом должны заниматься умные и образованные люди, настоящие знатоки советской жизни, которым можно будет доверять.

– А где таких людей взять?

– Несколько человек можно найти готовыми, остальных можно подготовить.

– Но это – единицы, от силы – десятки. А нам нужны тысячи.

– Для настоящего дела важнее качество, а не количество. Лучше одна толковая статья, переданная по радио несколько раз, чем десятки пустяковых материалов, мелькающих один за другим и не западающих в душу. Лучше заслать одну стоящую книгу, но заслать на самом деле и в больших количествах, чем десятки книжонок, годных лишь на макулатуру...

– Такая перестройка...

– Я не предлагаю ничего перестраивать. Я предлагаю лишь кроме того, что у вас уже есть, наладить серьезное изучение советского общества. Чтобы наносить врагу эффективные удары, надо знать его подлинную натуру. Ваше дело – наносить удары по вашему врагу, мое дело – изучать вашего врага.

– И вашего.

– Советское общество не враг мой, а лишь объект изучения.

Вечером пансионеры рассаживаются перед телевизором и смотрят все передачи подряд. Считается, что это – лучший способ изучения иностранного языка. Удовольствие получаешь. И никаких усилий прилагать не надо. Язык сам входит в тебя. Это мнение справедливо лишь отчасти: так легко усваивается лишь язык жестов, мычания и воплей. Потому наши пансионеры до сих пор объясняются с местными жителями на пальцах. Самые способные добавляют всякого рода «эки», «ики», «ммыки» и прочие мычащие звуки. Энтузиаст (как самый способный) пошел дальше всех – использует в своих содержательных беседах даже жесты ног. Зримое и слышимое, но непонимаемое в телевизоре дает повод для разговоров, на какие упрощенный и стерильный западный человек не способен. Сейчас показывают «Дон Жуана».

– Когда это сочинили, а они до сих пор показывают, – говорит Нытик.

– Неужели им не надоело?

– Совратил пару девиц, а шуму не оберешься, – говорит Циник. – У нас в школе был учитель физкультуры. То, что он целый педагогический совет совратил (у нас почти все учителя были женщины), это не в счет. Он совратил больше сотни несовершеннолетних девочек. И что же? Даже в стенгазете ни строчки об этом не напечатали. Даже из партии исключили лишь с банальной формулировкой «за морально-бытовое разложение». Здесь о таком человеке все газеты и журналы трубили бы. По телевизору показали бы. Кино сняли бы. А у нас...

– Выключите эту муть (это относится к «Дон Жуану»)! – орет Энтузиаст. – Может, по другой программе что получше идет.

По другой программе показывают американский детектив. Все в один голос выражают удовлетворение и, одновременно, возмущение по поводу того, что проглядели начало. Кто включил эту дурацкую оперу?! Вешать таких мало!

– В советской системе наверняка есть уязвимые места, ударив в которые можно разрушить всю систему.

– Есть, конечно.

– Вот именно! Например, советское общество максимально централизовано. Там все решает небольшая кучка высших руководителей. Уничтожить ее, и...

– И через пять минут на ее месте появится точно такая же «небольшая кучка высших руководителей».

– Что же делать?

– В советском обществе очень много уязвимых мест. Но удар ни в одно из них не смертелен для него. Только удар во все уязвимые места может дать желаемый эффект. А к ним надо подобраться. Это – задача для истории, а не для кучки диверсантов.

– Вы уклоняетесь от ответа.

– Вы в самом деле думаете, что такая огромная страна управляется «небольшой кучкой высших руководителей»? Хорошо, пусть «небольшая кучка». А где и когда она собирается? Вы уверены, что советские власти не приняли во внимание существование таких... мыслителей, как вы? Советское общество обладает мощной системой власти и управления и удивительной способностью быстро восстанавливать разрушенные органы и звенья власти. Если вы даже уничтожите половину населения страны, то первое, что в оставшейся части будет восстановлено, – это система власти и управления. Там не власть создается для народа, а народ создается как материал для функционирования власти.

«Когда я начинал свою деятельность в КГБ, – говорил Вдохновитель, – мой начальник не уставал вбивать нам в голову одну идею: все, что угодно, только не терроризм! Мы можем допустить на какое-то время даже небольшие политические организации. Но не должны проглядеть ни одного террористического акта. Если это дело уйдет из-под нашего контроля, на завоеваниях революции можно будет ставить крест. Вот почему дело индивидуального террора мы должны крепко держать в своих руках». – «Ну а как же вы прошляпили попытку покушения на Брежнева?» – спросил я. «Мы все подготовили наилучшим образом, – сказал он. – Но в последний момент... Эта операция – пустяк. Вот то, что мы чуть было не прошляпили „армянскую группу“, – это посерьезнее. А тут сработала чистая случайность...»

По телевизору показывают женщину. Ей семьдесят пять лет. В шестьдесят пять лет начала заниматься каратэ. Цель – защититься от возможных насильников (в их районе много случаев изнасилования женщин). После года занятий была в состоянии защититься от одного насильника, после пяти лет – от двух, а теперь может обороняться от трех. Надеется через десять лет достичь такого совершенства, что и пять насильников с нею не справятся. Все в восторге. Никто не поинтересовался, была ли у нее возможность применить свои навыки в каратэ на деле.