Джузеппе Д`Агата - Римский медальон

Репортаж окончился. Журналист отложил микрофон и заговорил со своими знакомыми. Оператор выключил камеру. Публика почувствовала себя свободнее и перетекала из конца в конец зала, рассматривая выставку. Эдвард тоже вздохнул с некоторым облегчением, хотя врожденный артистизм и светские манеры помогали ему скрывать волнение.

Невысокого человека, следившего за ним, он так и не заметил. Задержавшись у одной из витрин с фрагментом рукописи Байрона, Эдвард прочитал надпись: «С любезного разрешения профессора Л. Э. Форстера»:

Имя Форстера встречалось на выставке везде и всюду — от подписей под экспонатами и витрины с журналом «История литературы» (4-й триместр 1970 года), в котором была опубликована его знаменитая статья, до афиши с эмблемой британского посольства, где крупным шрифтом было напечатано:

30 марта 1971 года

БАЙРОН В РИМЕ

Лекция профессора

Кембриджского университета

Л. Э. Форстера

Неожиданно внимание Эдварда привлек звонкий женский смех. Обернувшись, он увидел двух прелестных девушек в сопровождении невысокого элегантного джентльмена средних лет, державшегося с некоторой старомодной британской напыщенностью. На его плотной фигуре великолепно сидел твидовый костюм. В петлице пиджака, надетого поверх жилета старинного покроя, красовалась живая гвоздика.

Он развлекал своих спутниц шутливой беседой.

— И вы решили привести сюда нас обеих?

— Ну конечно, — джентльмен улыбнулся, — как я мог отказаться от одной из вас? Это было бы сущим мучением. И к тому же я люблю путешествовать втроем. Меня это вполне устраивает.

— Две женщины и один мужчина? — уточнила вторая девушка.

— Две женщины и я. Предположим, я, вроде Байрона, не считаю, что должен ограничивать свою свободу. Обратите внимание на это письмо. Великий поэт, большое сердце. Друг Италии и итальянцев… предпочтительно итальянок. У нас с ним, несомненно, много общего — я имею в виду себя и Байрона. — Англичанин добродушно рассмеялся.

Эдвард со все большим интересом присматривался и прислушивался к джентльмену в твидовом костюме.

— А это что за каракули? — Одна из девушек ткнула пальчиком в стекло. — Ничего нельзя разобрать.

Джентльмен бросил рассеянный взгляд на витрину.

— Это как раз страница из дневника римского периода.

Девушка принялась читать, едва ли не по слогам разбирая английский текст:

«ВЕЧЕР. ОДИННАДЦАТЬ ЧАСОВ. ПЛОЩАДЬ С ПОРТИКОМ. РОМАНСКИЙ ХРАМ И ФОНТАН С ДЕЛЬФИНАМИ. УДИВИТЕЛЬНОЕ МЕСТО. КАМЕННЫЙ ПОСЛАНЕЦ. БОЖЕСТВЕННАЯ МУЗЫКА. МРАЧНЫЕ ЯВЛЕНИЯ».

— Что это значит?

— Не имею понятия, — ответил джентльмен. — Может быть, предчувствие смерти.

Далее внимание всех троих привлекла страничка со стихами <���Здесь и далее стихи даны в переводе Н. Соколовской.> :

Прочитав первые строки, одна из девиц спросила:

— Что это — его стихи?

— Исповедь. Байрон написал ее в ту же ночь, когда сделал запись в дневнике… Свидетельство сильного душевного кризиса. И весьма любопытно, что написано это по-итальянски.

— Вы буквально все знаете о Байроне!

— Почти, — разведя руками, без ложной скромности подтвердил джентльмен. — Остальное узнаю на днях. Один знаменитый историк литературы специально приезжает из Кембриджа, чтобы прочитать в Риме лекцию о Байроне — профессор Ланселот Форстер.

Одна из девушек засмеялась:

— Что это за имя?

— Ланселот. По-итальянски — Ланчиллотто.

— Как-то странно в наше время называться Ланчиллотто.

Эдвард с любопытством прислушивался к этой болтовне.

— На его месте я бы не стал обзаводиться семьей, — заметил джентльмен.

— Но каким образом это связано с именем?

— Так звали одного из рыцарей Круглого стола, — объяснил мужчина. — Эти люди вели суровый образ жизни и, кроме того, были связаны обетом целомудрия.

— Прошу прощения, — Эдвард вмешался в разговор, — но вы ошибаетесь. Ланчиллотто был большим любителем женских прелестей. Достаточно вспомнить его роман с королевой Гвиневрой.

— Думаю, вы путаете его с рыцарем Персифалем, — невозмутимо возразил джентльмен. — Так или иначе, я в вашем распоряжении, если вас всерьез интересует этот вопрос. Позвольте представиться — профессор Форстер, — отрекомендовался он с достоинством.

— Профессор Форстер — это я, — с улыбкой заметил Эдвард.

— О!

— Мистер Пауэл, надо полагать?

— Очень рад, профессор! Но как вы меня узнали?

— Извините. Я невольно подслушал ваш разговор. И каждое слово выдавало в вас британского атташе по культуре.

Пауэл быстро вышел из замешательства:

— Хотелось, знаете ли, произвести впечатление на этих прелестных синьорин… Но почему вы не представились раньше? Упустили возможность выступить по итальянскому телевидению.

— Что вы, терпеть не могу интервью!

— Жаль, потому что вы, мне кажется, довольно фотогеничны, — заметил Пауэл и поспешил представить девушек: — Патриция, Джованелла… Простите, фамилии постоянно забываю.

Эдвард пожал девушкам руки.

— Эдвард Форстер. Ланселот — мое первое имя, но я уже давно опускаю его. Исторические реминисценции слишком обязывают. Подписываю им только научные публикации… Для профессионального колорита, так скажем. — Он улыбнулся.

— Должен признаться, — заметил Пауэл, — что представлял вас совсем иным. Вчера я тщетно ждал вас.

— Я приехал только сегодня утром. Зашел к вам в офис, но мне сказали, что вы удалились по делам. Сожалею, что вчера доставил вам дополнительные трудности в работе.

— Да что вы, какая уж там работа. Так… связи с общественностью… — Пауэл выразительно кивнул на девушек. — Провожу этих милых синьорин и буду в вашем полном распоряжении, профессор.

Красавицы попрощались с Эдвардом и в сопровождении Пауэла направились к выходу. В дверях они почти столкнулись с входившей девушкой. Высокая, она держалась очень прямо. Тяжелые русые волосы были собраны в узел на затылке. Очки в темной элегантной оправе определенно взрослили ее. Девушка поздоровалась с Пауэлом.

— Барбара, дорогая, — он указал ей на Эдварда, — не проводите ли профессора Форстера в мой кабинет? Я сейчас вернусь.

Девушка с улыбкой подошла к Эдварду.

— Профессор Форстер, тот самый, из Кембриджа? — В голосе ее звучала радость.

— Тот самый, — ответил Пауэл. — Собственной персоной.

Издали проследив за их встречей, Пауэл с довольным видом покачал головой. Потом открыл дверь и вежливо пропустил девушек вперед, а Барбара повела Эдварда в офис атташе по культуре.