Анатолий Приставкин - Солдат и мальчик

А может, он это и не он вовсе?

– Теперь выпьем вот за что… Тебя звать-то как? Ты вроде и не представился?

– Шуриком, – вяло ответил парень.

– Ага, Шурик! Выпьем-ка с тобой, Шурик, за боевое оружие бойца, слышь? Ну хотя бы за винтовку-трехлинейку, образца тысяча восемьсот девяносто первого года, дробь тридцатого, данную солдату для поражения живой силы противника, огнем, штыком и прикладом… Скажу: пуще жены молодой твоего приятеля хранить ее надо!

Андрей стукнулся стаканом о стакан, но смотрел не отрываясь в лицо Шурика.

– Не сохранил я… Украли!

Что-то быстрое, как тень молнии, пронеслось по лицу парня, странно исказив его. Оно будто остановилось, помертвело. Подпрыгнула темная бровь, оттенив еще больше общую неподвижность, и сам он весь передернулся. Хотел подняться, но Андрей крепко держал руку на плече.

Упрекнул слегка, по-приятельски:

– Я же не кончил… Эдак ты… Я что говорю: украли мое оружие, да вместе с вещами, с документами, и подвели меня тем самым под штрафную. А что такое штрафная – смерть! Да что смерть, позор-то хуже, хуже! Или как?

Шурик сидел как оглохший, схватившись руками за голову.

– Я спрашиваю, хуже или как? – громче повторил Андрей, кто-то на них оглянулся.

Шурик поднял голову, трудно было его узнать. Это было совсем другое лицо, скошенное неприятно набок, деформированное как от удара.

– Я скажу… Скажу… – торопливо захлебываясь, повторял он.

– Ну, конечно, скажешь, – утешил его Андрей. Спокойно поднял стакан. – Выпьем, Шурик, вместе за то, чтобы мне выжить в этой истории, а? Чтобы снести сперва весь позор, всю тяжесть вины перед друзьями-солдатами, которые там за меня расхлебывают кровавую кашу… А ведь рядом с ними бить проклятущего немецкого пса я должен. Должен, а я здесь с тобой сижу. Вот в чем мой позор! Чтобы пережить его и остаться бы целым да живым! Ну? Иль ты не хочешь, чтобы так оно и было?

– Хочу! – простонал Шурик, схватил стакан, начал жадно пить. Его вдруг затошнило. Он скорчился, наклонясь и отрыгивая, стал пробираться к двери. Андрей поддержал его.

Вывалились в темный коридор.

Рвота была долгой и мучительной. Вывернуло все, но спазмы, новые и новые, никак не оставляли его.

Часто дыша, вытирая рукавом рот, он стал рассказывать, как просился на фронт, не взяли. Хотел мстить фашистам за убитых в Испании родителей, за все, что сам пережил. Попросил каких-то ребят, чтобы достали оружие. Пообещал золотой крест, что носил от рождения на груди… Единственная память от родителей.. Ребята нашли, показали, пьяный спал солдат.

– Нет, – сказал морщась Андрей, эта сумасшедшая исповедь была мучительна для него, как и вся обстановка, и ядовитый запах блевотины. – Не пьяный… солдат был.

– Да разве я смотрел! – крикнул Шурик. – Мне сказали, не бойся, винтовка учебная… Получит три дня губы!

– Ну, дальше?

– Я сильно боялся, схватил, побежал… Но вещей не брал, ничего не брал, кроме винтовки.

– Дальше? Дальше что? – натужно спросил Андрей.

– Я все продумал, решил вместе с Араной сесть в эшелон и доехать до фронта. Таких, как я, много, есть и моложе меня. Но я с оружием! Значит, меня не прогонят. Так я хотел сделать… Мой отец так сделал! Взял винтовку и ушел в бригаду. У нас все так делали! У кого оружие, тот и солдат!

– Где винтовка? – закричал Андрей, потому что он не мог уже слушать и ждать. Все в нем кончилось – терпение, жалость, доброта, даже мужество. – Где она? Где? Где?

Голос в пустом коридоре прозвучал отчаянно.

Шурик шепотом ответил:

– Нет.

Стало тихо…

Оба молчали, прислонясь к стене, не видя друг друга.

Как мертвая зыбь на море, их раскачивала одна стихия, увлекая на дно. Слышали они друг друга, способны ли были вместе искать пути спасения?

– Помоги, – подал Андрей голос, каким унизительным, просительным он был. – Помоги мне, Шурик…

– Нет ее, нет! – гортанно резко произнес тот и стукнул кулаками об стену. – Арана как увидел, схватил ее, бегом на озеро. Ты, говорит, себя погубишь и меня погубишь! Это трибунал!

– Куда? – устало спросил Андрей.

– В озеро. Сейчас, недавно.

– С лодки?

– Да, с лодки.

– Глубоко?

– Не знаю.

– На середине, что ли?

– Нет, нет, ближе…

– Лодка там есть?

– Лодка есть. Но их запирают на ночь.

– Ничего. До утра я не могу ждать. Не доживу. Кстати, как по-испански «оружие» будет?

– Арма, – ответил Шурик.

– Я так и думал.

– Слушай, – сказал Шурик. – Хочешь, я пойду, мы вместе пойдем и все как есть расскажем. Пусть меня судят! Я виноват, я и отвечу!

– Дурак, – произнес Андрей и пошел к выходу. Сзади, слышно по шаркающим шагам, плелся Шурик. – Бабку бы пожалел. Она тебя любит.

– Я знаю. Она мне больше родной.

– А что ты делаешь? Меня губил, себя теперь губишь, ее… Камарадо ты, камарадо.

Неподалеку от общежития стояли Васька с Ксаной, обсуждали, где искать солдата.

Ксана увидела первая, спокойно сказала:

– Смотри, он?

Васька наскочил на солдата, чуть не стукнулся!

– А я тут! Дядя Андрей!

– Устал? – спросил Андрей.

– Да нет…

– Не сердись, я не дождался. Сейчас пойдем ловить мою боевую… – Голос у него был раздумчиво напряженный.

– И я? – спросила вежливо Ксана.

– Ну и ты. Если не боишься утонуть. Девочка независимо повела плечами. Мол, почему я должна бояться.

– Я не познакомил вас, – сказал солдат и оглянулся. Шурик стоял позади. Даже в полутьме двора было видно, как побелело и осунулось его лицо. Вот тебе и камарадо! А ведь его рвало от испуга. – Это Шурик, а это мои друзья.

– Он самый!!! Я его узнал, – произнес Васька глухо.

– Вот и хорошо, и я узнал. Значит, можно идти.

– Я думаю… Предупредить Арана? – спросил Шурик.

– Не надо! Зачем же портить человеку свадьбу?

– Ладно, – произнес Шурик и первым пошел в темноту, каким-то образом угадывая тропинку.

За ним шагал Андрей, потом Ксана, а Васька завершал шествие. Несколько раз он поскользнулся, и Ксана остановилась, чтобы поддержать.

– Да сам, – буркнул он, отстраняясь от ее рук.

– Вот чудак, – сказала она негромко.

Где-то на половине тропы Шурик неожиданно остановился, присел, коснулся руками земли:

– Какая, а?

Андрей нагнулся, приложил ладони, сразу различил влажное тепло, идущее изнутри.

– Что это?

– Вулкан! – воскликнул Васька – Земля… Торф горит, – сказал Шурик, – Мы по огню идем.

– По огню? – переспросила Ксана.

– Да, по огню.

– А ты испугалась? – усмехнулся Васька.

– Почему испугалась? После эвакуации я не люблю огня. Дальше шли молча. Но всем казалось, а может, так оно и было, что через обувь чувствуют они горячий исход огня, полыхающего под ногами.

Васька все нагибался, щупал землю руками, говорил, ни к кому не обращаясь: