Уве Тимм - Ночь чудес

Я посмотрел на счетчик — цифры подходили к тремстам. Завтра, подумал я, скажу хозяйке пансиона, что звонил в Токио или разговаривал с Сан-Франциско.

— Он объяснил мне, что надо сосредоточиться только на движениях, то есть думать о том, что делаешь, следить за своим телом и помнить, что руки и ноги, вообще все тело должно вытянуться в струнку, от шеи до кончиков пальцев на ногах, но главное, сказал он, нужно следить за своим дыханием, в этом весь секрет. И никакого страха никогда не будет. В следующий раз мы с ним плавали вместе, иногда он меня подстраховывал, показывал, как надо держать голову, спину, и однажды, когда он меня поддерживал, его рука соскользнула и очутилась между моих ног, ну да, и тут он испуганно посмотрел мне в глаза и убрал руку. Три раза мы плавали вместе и сидели на краю бассейна. Он рассказал о себе. Архитектор, женат, есть дети. Еще он много говорил о своих строительных проектах: здание школы, почтамт где-то в Восточной Германии, многоквартирный жилой дом. О них он всегда рассказывал вдохновенно, даже с одержимостью какой-то, словно речь шла об Эйфелевой башне. Вот и плавал он так же — самозабвенно, выкладываясь до последнего, и в то же время не растрачивая силы попусту. Я так и рвалась в бассейн, утром вскакивала, радуясь, что скоро увижу его, и, когда он на две недели пропал, скучала, бултыхалась возле каната на мелком участке, не знала, что делать, и даже приходила в выходные, надеясь встретить его. Через две недели он появился. Сказал, что ездил на какой-то конкурс архитектурных проектов. Я призналась, что без него мне совсем не нравится плавать, а он сказал, что не мог дождаться этого дня, и потом мы вместе пошли к кабинкам для переодевания, и вот тогда это случилось.

Настала тишина. Я спросил:

— Что? Что тогда случилось?

Кажется, она отпила воды.

— Я пью красное вино. А мы не могли бы чокнуться, на расстоянии, по телефону?

Я объяснил, что вина в пансионе не держат, есть только пиво, но оно в холодильнике, надо идти на кухню.

— Ну и условия, спартанские, можно сказать.

Я хотел возразить: неужели в смысле атмосферы и настроения ей больше нравятся мини-бары в гостиничных номерах? Но тут увидел: цифра изменилась на пятьсот семьдесят восемь!

— Так что случилось?

— Я поскользнулась. Он меня схватил. Прижал к себе, очень крепко. Я почувствовала его тело, мокрое, и свое, и легкий озноб, хотя там, в бассейне, было тепло. Я хотела снять шапочку, но не смогла — так сильно дрожали руки. И он мягко снял с меня шапочку, и вдруг мы поцеловались, нет, мы просто набросились друг на друга. Что я почувствовала? Запах хлора, который обычно вызывает у меня отвращение, но тогда, в ту минуту, запах был просто потрясающий, обалденный запах, исходивший от его мокрого голого тела, а на улице шел снег пополам с дождем, и вдруг послышались голоса детей, целый класс школьников привели плавать. Мы толкнули дверь кабинки, влетели внутрь, заперлись, и он, ни слова не говоря, стащил, нет, сорвал с меня купальник… Погоди-ка, сигарету возьму.

Что-то стукнуло, — видимо, она положила трубку на стол, потом я услышал удаляющиеся шаги — цоканье каблучков с металлическими подковками. Неужели она в туфлях на каблуках? Ведь именно так стучат каблуки по паркету. Определенно, она уже не в полотняных теннисках. Собралась куда-то сегодня вечером? На свидание с мужчиной? Я попробовал представить ее в маленьком черном вечернем платье. Но тут мой взгляд упал на маленький белый счетчик, на черный диск с мелкими белыми циферками, которые неустанно сменяли друг друга, очень быстро, равномерно, пока я прислушивался к тишине на том конце провода. Пятьсот девяносто, скоро перевалит за шестьсот. Перемножил — получилась, уже сейчас, чудовищная сумма, триста шестьдесят марок. Меня охватила злость, самая настоящая ярость, я подумал, стоит ли и дальше сидеть тут, слушать ахинею, которой она морочит мне голову, не лучше ли положить трубку, да и дело с концом? Но, подумал я, ведь, если подойти к истории с другой стороны, теперь, когда счетчик уже столько нащелкал, глупо не узнать, чем закончится рассказ. И разумеется, хотелось договориться с ней о встрече. Тут снова раздалось цоканье каблучков, что-то прошелестело…

— Алло! Извини, еще в туалет зашла, — сказала она. — Ты дай мне адрес, я пришлю тебе свою работу о картофеле, у меня есть лишний экземпляр. Работа, конечно, узкоспециальная, литературоведческая.

Я-то уже приготовился объявить эдаким разудалым тоном: «Ну, хватит, девочка, давай-ка закругляйся!» — но тут пришел в замешательство — какой же адрес дать, ведь я назвался чужим именем, выдумав некоего профессора Блока.

— Меня устроило бы, если бы вы прислали работу моему другу. — И я дал адрес Кубина.

— Минуточку, сейчас запишу.

— Итак, что было дальше? — подчеркнуто нетерпеливым тоном спросил я, продиктовав адрес.

— Э, нет, спешить не надо. На все нужно время.

— Время — деньги.

— Правильно. — Она засмеялась. — Так вот, мы очутились в кабинке. Конечно, в голове у меня промелькнуло страшное слово СПИД, но, вот ведь какая штука, мне, вопреки доводам рассудка, было все равно. Абсолютно все равно. В кабинке теснота, куда ни ткнись — стены, сверху проволочная сетка, внизу скамейка, в нее я уперлась коленом, а головой и плечом — в угол. Когда я вздохнула, он зажал мне рот своим полотенцем, тем не менее я слышала себя, в моем мозгу раздавался немой крик, он рвался из меня, и вдруг все вокруг поплыло, мое сердце бешено забилось, потом — дрожь, озноб наслаждения. Когда он бережно поставил меня на ноги, я заметила, что колени у меня как ватные, пришлось схватиться за стену. Снаружи кто-то дернул дверь. Мы услышали, как кричат дети. Я быстро натянула купальник. Мы прислушались. Голоса детей удалялись, наконец мы выскочили из кабинки, сначала он, оглянулся, посмотрел в одну сторону, в другую, точно грабитель, выбежавший из дверей банка, потом я. Переодеваясь, я увидела, что в спешке натянула купальник наизнанку, все этикетки были снаружи. Поехала домой. К собственному моему удивлению, я не чувствовала ни стыда, ни отвращения. А ведь это была моя первая измена мужу.

Я услышал, что она отпила вина.

— Раньше я думала, случись такое — буду мучиться угрызениями совести, с ума сходить, отчаиваться, но ничего подобного не было. Я вспоминала о том, что произошло, и смеялась, да, да, смеялась вслух. Позабавилась, да и все тут. Но все же я чувствовала себя не слишком уверенно, думая о том, что будет вечером, когда придет домой муж.

Кто-то открыл входную дверь пансиона.

— Одну минуту, — сказал я. Вошел один из постояльцев, молодой человек, на плече он тащил гоночный велосипед. Мимоходом заглянув в салон и увидев меня, он поздоровался, я ответил: «Добрый вечер!» По коридору со скрипучими половицами парень удалился в свою комнату.