Вирджиния Эндрюс - Сад теней

— Алисия, Алисия, с тобой все в порядке? Ответа не было, поэтому я дернула за ручку, но дверь была заперта. Я снова постучалась и подождала. В ответ — молчание. Возможно, ей что-то привиделось во сне, подумала я и отправилась спать.

Утром она была не похожа на себя, скорее на ту, которая переживала тяжелую утрату. Она не спускалась к завтраку, пока не ушел Малькольм, и очень мало ела.

— Тебе плохо? — спросила я ее.

— Нет, — ответила она, ничего не объясняя при этом. Она продолжала что-то клевать со своей тарелки, а затем отложила вилку в сторону.

— Ты, конечно, нездорова. Посмотри, ты совсем ничего не поела.

— Я здорова, — повторила она и подняла на меня глаза, полные слез.

У меня перехватило в горле, я ждала, что она откроет мне тайну, но она закусила губу и встала из-за стола.

— Алисия, — позвала я ее.

Она не обернулась и направилась в свою комнату, где и провела весь оставшийся день.

Она находилась в таком состоянии на протяжении нескольких недель. Иногда она вступала в разговор, улыбалась и шутила, словом, была похожа на себя, но затем вновь становилась задумчивой, тихой и замкнутой. Она либо не хотела, либо не могла объяснить, что с ней происходит.

Неделю спустя меня вновь разбудили ее крики. Они были непродолжительными, но пронзительными. Они быстро прекратились. Утром она выглядела уставшей и измученной, передвигалась, словно в тумане. Мы с Малькольмом уже закончили завтрак, поэтому она поела в одиночестве. Весь остаток дня она провела в лебединой комнате. Наконец, скорее из чувства любопытства, чем из каких-либо других побуждений, я поднялась к ней. Она лежала на кровати одетая и глядела в потолок. Она даже не слышала, как я постучалась, открыла дверь и приблизилась к ней.

— Алисия? Ты больна? Что с тобой происходит?

Она посмотрела на меня так, словно привыкла к тому, что люди запросто входят к ней в комнату. Ее лицо не выразило удивления.

— Больна?

— Ты сегодня опять ничего не ела и совсем не играла с Кристофером. Ты часами лежишь на кровати прямо в одежде.

— Да, — ответила она. — Я больна. Она отвернулась, видимо желая, чтобы я ушла, но я решила узнать, что происходит.

— Что с тобой? Тебе плохо? Ты просыпаешься каждую ночь от боли?

— Да, мне плохо.

— Где тебе больно?

— В сердце. В душе, — ответила она.

Я покачала головой и вновь посмотрела на нее.

— Я думаю, это будет продолжаться до тех пор, пока ты не уедешь из этого дома.

Ее губы задрожали, и она закрыла лицо руками.

— Плач ничему не поможет; тебе ничего не поможет, кроме того, о чем я сказала. Если ты захочешь уехать, я буду настаивать на том, чтобы Малькольм покончил с волокитой по поводу определения положенного тебе наследства. Честно говоря, так будет лучше для всех. Ты не можешь себе представить, до какого отчаяния это может довести тебя.

— О, Оливия, — сказала она, убрав руки от лица и смущаясь сильнее обычного, — ты такая умная, сильная. Разве ты не видишь, что происходит? Конечно, ты обо всем догадываешься.

Я посмотрела на нее, онемев на мгновение. Она закусила нижнюю губу и покачала головой, словно стараясь не наговорить лишнего.

— Что? Ответь мне.

— Ты знала. Ты всегда знала. Ты предчувствовала. Я видела это по выражению твоего лица, но боялась что-нибудь сказать тебе.

— Малькольм, — сказала я.

Я огляделась вокруг, осмотрела лебединую комнату, инстинктивно понимая, что все зло было в этой комнате, в этой великолепной кровати, этой сладострастной обстановке. Почему она осталась здесь после смерти Гарланда?

— Скажи мне, что произошло.

Она глубоко вздохнула и вытерла слезы со щек.

— Он приходил ко мне ночью и силой овладевал мной, — призналась она, говоря почти шепотом.

Я сжала ладони в кулак так сильно, что почти поцарапала кожу. Конечно, в глубине души я чувствовала, что она собирается сказать мне. Я пришла сюда и заставила ее рассказать об этом отчасти для того, чтобы наказать себя и отчасти для того, чтобы, заставив ее признаться, наказать ее.

То, что едва не произошло на озере, и чему всегда противодействовал Гарланд, свершилось после его смерти. Еще в тот день, когда я стояла рядом с Малькольмом и впервые увидела, как она выходит из машины вместе с Гарландом, я знала, что этого не миновать. Я почувствовала это по тому, как Малькольм посмотрел на нее тогда, и как он следил за ней, когда она передвигалась по дому, ее пышные каштановые волосы развевались вокруг шеи и плеч, ее глаза излучали энергию и свет.

— Почему ты не запирала дверь?

— Я запирала, но у него всегда был с собой ключ. У него всегда был ключ, хотя он и не пользовался им вплоть до смерти Гарланда. Я никогда не говорила тебе об этом, но еще задолго до смерти Гарланда Малькольм приходил сюда однажды ночью. Он знал, что я не закрываю дверь и жду Гарланда. Я услышала шаги и подумала, что это Гарланд, но подняв глаза, увидела Малькольма. Тогда я сделала вид, что сплю.

Он подошел к моей кровати и смотрел на меня довольно долго. Я поняла, что стоит мне хоть чуть-чуть пошевелиться, как он набросится на меня, поэтому я лежала по возможности не шелохнувшись. Я почувствовала, как он дотронулся до моих волос нежно и робко, а затем он вздохнул. После этого он быстро вышел из комнаты так же молчаливо, как и вошел.

— Но ты так и не рассказала об этом Гарланду?

— Нет, я боялась его реакции, и, как ты видишь, я была права. Все закончилось трагедией. О, Оливия, Оливия!

— Поэтому ты стала закрывать дверь, но в этот раз он вошел. Почему ты позволила ему это? Ведь Гарланд умер.

— Он стал угрожать мне, что причинит зло Кристоферу. Он знает как. Это будет сделать нетрудно, добавил он. Ему никто не сможет помешать. А временами он просто впадал в бешенство.

Я сидела рядом с ней, сердце бешено колотилось. Я вспомнила ту первую ночь, когда он пришел ко мне, каким грубым он был. У нее были все причины бояться за судьбу маленького сына. Малькольм не остановился бы ни перед каким насилием, если хотел добиться поставленной цели.

— И как давно он… он приходит к тебе?

— Это продолжается уже больше месяца.

— Больше месяца? — я и не подозревала, что это длится так долго.

Как она смогла держать это в секрете? Она села на кровати.

— Когда он впервые пришел ко мне, я решила, что это бред, ночной кошмар. Это было поздно ночью. Он незаметно вошел, я даже не услышала ничего, пока не почувствовала, что он в постели рядом со мной, совершенно голый. Он обнял меня и поцеловал меня в губы, прежде чем я смогла произнести хоть слово, закричать или позвать. Он сжимал меня так долго, что я чуть не задохнулась.

— А что потом? — спросила я.

— Он испугал меня, не потому что я боялась за свою жизнь, но, главным образом, потому что он был слишком груб в своих ласках и в словах.