Вирджиния Эндрюс - Сад теней

Она сразу направилась к кровати направо и стала раздеваться. Мы обе вздрогнули и оглянулись, когда Малькольм уронил чемодан справа от входа. Я словно поторапливала его своим взглядом.

— Я принесу другой чемодан, — сказал он, и в голосе его сквозило возмущение от того, что ему приходится таскать багаж.

Он тяжело дышал, на лбу выступил пот.

— Побыстрее, — попросила я, еще более усиливая его возмущение.

Он вспыхнул и ушел.

— Как я буду здесь питаться? — спросила Алисия.

— Я буду приносить тебе еду, после того как мы поедим. Так слуги ничего не смогут заподозрить.

— Но повар…

— У нас не будет повара, пока ты не уедешь. Я буду поваром.

Она наклонила голову и широко раскрытыми от удивления глазами посмотрела на меня.

— Не смотри на меня так. Я привыкла готовить в доме моего отца.

— Я вовсе не хотела сказать, что ты не умеешь готовить; я лишь удивилась, что ты согласилась на это.

И тут я вдруг вспомнила, что ни разу за все время нашей совместной жизни в Фоксворт Холле она не говорила о том, что умеет готовить. Мать испортила ее, никогда не давая ей возможности поработать на кухне и чему-нибудь научиться. А затем появился Гарланд, который лишь подлил масла в огонь. Она ни разу не пошевельнула и пальцем в доме.

— Теперь ведь выбор не богат, разве не так? — Она отвернулась. — Разве не так? — повторила я.

— Нет, вероятно.

— Конечно, я не буду готовить деликатесы, как в тех изысканных ресторанах, где вы всегда обедали с Гар-ландом, — отрезала я.

Я подошла к двум окнам и плотно закрыла шторы.

— Я ничего особенного и не требовала, — ответила она.

Итак, она уже начала терять свою мягкость, тактичность, оболочку невинности.

— Еда будет питательной, учитывая твое нынешнее состояние. Это ведь самое важное, не так ли? Она быстро кивнула.

— О, Оливия, чем я буду здесь заниматься? — спросила она, оглядываясь по сторонам. — Я ведь умру со скуки.

— Я буду приносить тебе журналы. Прислуге, впрочем, будет все равно, кому они предназначены, а я постараюсь навещать тебя при первом удобном случае.

Она была мне признательна за это.

— Я хотела бы иметь радиолу или приемник.

— Исключено. Такой шум многие смогут услышать. — Я посмотрела на нее широко раскрытыми глазами, как на маленького ребенка.

— А если я возьму его наверх, на чердак? — продолжала умолять меня Алисия. Я обдумала это предложение.

— Да, возможно, ты права. Я достану тебе приемник и радиолу. Кипа твоих пластинок по-прежнему находится внизу. Во всяком случае, никто их не слушал.

Ни Малькольм, ни я не любили новую джазовую музыку, которой она наслаждалась. Вероятно, нам не следовало оставлять их, когда мы упаковывали ее вещи.

По счастью, никто из наших старых слуг этого не заметил.

— Спасибо тебе, Оливия, — сказала Алисия.

Она уже поняла, что я предоставила ей маленькие радости и удовольствие, чего при случае она может легко лишиться.

Я помогла ей распаковать чемодан и уложить одежду в шкаф. В это время вернулся Малькольм с большим чемоданом. Он бросил его на пол и остановился в дверях, глядя на нас.

— Это все, Малькольм, — сказала я, отпуская его, как отпускала бы любого слугу.

Его лицо побелело, и он закусил нижнюю губу. Я увидела ярость в его глазах и почувствовала его разочарование. Он колебался.

— Ты что-нибудь хотел сказать на прощание? Может быть, извиниться?

— Нет. Ты уже все сказала, что следовало, — добавил он, развернулся и гордо вышел из комнаты.

Я услышала, как гулко отдавались его шаги по коридору. Когда я повернулась к Алисии, то увидела ее пристальный взгляд.

— Я уже дала ему понять, что лучше держаться подальше от этой комнаты, пока ты находишься здесь, — сказала я.

— Вот и хорошо, — ответила она, и на лице ее появилась улыбка облегчения.

— Однако, я не столь наивна, чтобы верить его словам. Я сужу по тому, как он смотрит на тебя.

Она посмотрела на дверь, словно ожидая увидеть там Малькольма в подтверждение моих слов.

— Конечно, он…

— Ты должна понять, моя дорогая, что ты будешь уязвима, одна в этой комнате, отделенная толстыми стенами от всего остального мира. Ты не сможешь никого позвать на помощь; тебе нельзя будет разоблачать себя. Куда ты сможешь убежать? — я воздела к потолку свои руки и направилась от одной стены к другой. — Вверх на чердак? Это будет еще хуже.

— Но ведь ты узнаешь, если что-нибудь…

— Ночью, когда я засну, он сможет прокрасться по темным коридорам босиком, и если он войдет сюда, ты не сможешь закричать и привлечь внимание к себе. Представь себе, если Кристофер обнаружил бы, что ты прячешься здесь, — сказала я.

— Я закрою дверь, — быстро ответила она.

— Ты и раньше закрывала дверь, моя дорогая. Закрыв все двери в Фоксворт Холле, ты не сможешь выгнать отсюда Малькольма Нила Фоксворта.

— Что же мне делать? — казалось, она сходит с ума.

— Когда мы обсуждали с тобой все детали плана, то я просила тебя как-нибудь изменить свою внешность, чтобы стать непривлекательной для того, чтобы не напоминать ему о случившемся, — усмехнулась я.

Алисия уставилась на меня. Я схватила ее за волосы.

— Мне жаль, но другого выхода нет.

— Ты уверена? Ты действительно в этом уверена?

—Да.

Она снова принялась беззвучно плакать.

— Садись за стол, — приказала я ей.

Она уставилась на стул, словно готовилась идти на эшафот, встала, подошла к нему и села, сложив руки на коленях, с глазами, полными слез.

Я взяла большие ножницы из кармана своего пуловера и встала позади нее. Вначале я распустила ее волосы, расчесала пряди и пригладила их. Они были мягкими и шелковистыми, манили к себе. Я представила, как Малькольм часами разглаживал ее волосы, когда грезил рядом с нею. Мои волосы, как бы я за ними не ухаживала, никогда не были столь роскошными и ни разу не возбудили Малькольма, я не припомню ни одного из наших немногих свиданий, которые и любовными-то назвать было нельзя, когда бы он хотя бы прикасался к моим волосам. Я намотала локон на кулак левой руки и сильно натянула его. Она сморщилась из-за того, что я была слишком груба. Затем я ухватилась ножницами за ее пряди и начала подрезать их, обрезая волосы как можно более неровно и короче, чтобы они отрастали неравномерно. Когда я закончила пытку, слезы градом потекли по ее щекам, но она не проронила ни звука. Я аккуратно сложила все отрезанные локоны в шелковую наволочку, обвернула их и завязала на наволочке узел.

Когда я закончила, она прижала ладони к вискам и издала протяжный, скорбный крик.

— Тебе известно, что они снова отрастут, — сказала я, как можно теплее.

Она повернулась и посмотрела на меня полными ненависти глазами, но в ответ я лишь улыбнулась. Стрижка сразу изменила ее внешность.