Тибор Фишер - Путешествие на край комнаты

Это скучно и неинтересно – наблюдать, как кто-то пытается открыть дверь, но ведь надо как-то поддержать человека.

– Не психуй, Одли, это не поможет. – Зря я это сказала. Но я это сообразила уже потом. Одли взрывается. Неблагодарное это занятие – вразумлять разбушевавшегося мужика. Я выключаю монитор и иду на кухню перекусить. Через час я опять выхожу на связь. Теперь Одли воюет с замком в номере с цифрой 30 на двери. Замок все-таки поддается, и Одли входит в номер. Но ненадолго. Картинка смазана, но я все-таки понимаю, что пол под Одли, провалился, и он упал в комнату этажом ниже. Он встает и отряхивается.

– Добро пожаловать в седьмой номер, – говорит он. – А ведь я не хотел сюда ехать, с самого начала. Теперь ты поняла, почему я не езжу за границу? Все, я возвращаюсь домой. На ближайшем самолете. Даже если придется его угнать. Доброй ночи, уважаемые телезрители. – Одли отключается.

Что, на мой взгляд, наиболее показательно в современном мире: у нас не осталось Надежды. Нет, одноразовые надежды, они, безусловно, присутствуют. Ты надеешься, что дождь скоро закончится, надеешься устроиться на хорошую работу, надеешься выиграть в лотерею, надеешься встретить кого-нибудь привлекательного и закрутить с ним роман. Но, похоже, у веры в будущее больше нет будущего. Движение к совершенствованию прекратилось.

Смотрю в окно. Двое албанцев торгуются с проституткой насчет минета. Они стоят далеко, но говорят громко, поэтому я все слышу. Она просит цену двух сандвичей – за каждого. Албанцы хотят – за двоих. Сутенер возмущается:

– Не будет она работать за такие гроши. За кого вы ее принимаете?!

– За проститутку, – говорит один из албанцев.

– Никакая я не проститутка, – говорит проститутка. – Просто я беру деньги за секс.

Сутенер вынимает нож и втыкает его в ногу одному из албанцев. Мы все одинаковые. Мы все психуем и злимся – просто по разным причинам. Я звоню в полицию, но они не берут трубку.

Я периодически подключаюсь к Чууку. На следующий день Одли бродит по первому этажу, явно в поисках, чего бы украсть или съесть. Я сообщаю ему, что забронировала номер в гостинице и оплатила все вперед. Теперь, когда Одли выспался, настроение у него уже не такое мрачное. Входит здоровенный чернокожий амбал.

– Меня так просто не облапошишь, – заявляет он с ходу и грозит пальцем Одли, который стоит за стойкой. – Я большой человек. Ты. Ты меня не облапошишь. Я хочу лучший номер и по нормальной цене. Никаких фокусов. Меня не обманешь.

– Да, сэр, я сейчас все устрою, – говорит Одли улыбчивым голосом.

– Не делай этого, Одли. Не надо, – говорю я. Он слышит меня, но не слушает. Он дает чернокожему 70-процентную скидку на номер, записывает его в школу дайвинга с 40-процентной скидкой на абонемент, договаривается о том, что к нему придет замечательная минетчица – с 10-процентной скидкой опять же, – но зато оставляет ему один из двух чемоданов.

– Ну и зачем ты так сделал? Его одежда – ты же в ней утонешь. И его паспорт тоже… он тебе явно не пригодится.

– Да ничего с ним не будет. Дождется завтрашнего рейса, и все, – говорит Одли, пытаясь бежать с чемоданом в руке. – Так, и где этот твой отель?

Дорога – сплошные ухабы и рытвины. По ней периодически проезжают большие джипы, набитые местными жителями.

– А что там справа? – спрашиваю.

Там какая-то статуя. Вроде бы памятник. Бронзовый человек в натуральную величину. Я совершенно не разбираюсь в статуях, но я могу отличить дешевую поделку от нормальной работы. Зачем, интересно, ее здесь поставили: на пустыре, у дороги?

– Ты чего? – говорит Одли. – Никогда статуй не видела?

Мы идем в бар. Одли разговорился с каким-то местным. Его зовут Кангичи. Кангичи предлагает Одли уроки дайвинга. Он говорит по-английски с американским акцентом, Кангичи учился в университете в Америке. Он говорит, что Чуук сейчас переживает не лучшие времена. Правительство у них слабое, коррумпированное. Инвестиции скудные, поступают нерегулярно.

– Зарубежные инвесторы как-то не очень стремятся вкладывать сюда деньги, потому что народ тут такой: работать никто не хочет, все хотят веселиться, гулять и пить пиво.

– Прямо как у нас, – говорит Одли.

– Кое-кто из молодежи, как я, например, уезжает учиться куда-нибудь за границу. А тех, кто потом возвращается, раздражает, как тут все запущено – потому что работать никто не хочет, все хотят веселиться, гулять и пить пиво.

Кангичи рассказывает, что у местных вождей на Чууке есть свой собственный язык.

– Прямо как у нас, – говорит Одли.

– Спроси про Бруно, – подгоняю я.

– Мы еще только начали выпивать.

Оск, бармен, – он из Бирмингема. Разговорчивый дядька. Поначалу ты думаешь, что его болтовня – это такое затянувшееся остроумие, происходящее от непомерной общительности, но через пару часов понимаешь, что даже если бы в баре не было ни души, он все равно продолжал бы болтать. В отличие от большинства балаболов он вполне даже забавный, хотя часа через три у меня появилось стойкое ощущение, что мы приближаемся к концу цикла.

Оск был продавцом. Торговал автомобилями. Был женат, имел маленького ребенка. Денег вечно не хватало. Как-то вечером он пошел выпить с друзьями. Взял такси до Лондона, купил билет на «конкорд», прилетел в Нью-Йорк и три дня пил-гулял у себя в отеле, достаточно скромном по меркам Нью-Йорка, но очень даже роскошном для продавца автомобилей из Бирмингема, человека весьма умеренного достатка.

– Я подумал, что с женой я уж как-нибудь договорюсь. Ну, скажем, клятвенно пообещаю ей мыть посуду в течение ближайших двадцати лет. Но мне захотелось съесть гамбургер.

По дороге в аэропорт Оск зашел в кафешку съесть гамбургер. Его обслуживала очаровательная официантка. Студентка университета, которая подрабатывала в кафе. Очарованный ее обаянием и предупредительностью, он оставил ей чаевые в три раза больше, чем стоил сам гамбургер. На последние деньги с карточки.

– Даже это было бы еще ничего, но меня подвели средства массовой информации.

В ожидании автобуса на автобусной станции в Лондоне, уже «предвкушая», что ждет его дома, он увидел в газете статью про щедрого британца, который оставил неслыханные чаевые одной официантке в Нью-Йорке.

– В общем, мне не повезло. Почему нигде не было войн? Почему люди не умирали от голода в какой-нибудь далекой стране? Куда подевались все землетрясения и наводнения? Надо же было такому случиться, что в тот день в мире все было спокойно и мирно и настало всеобщее благоденствие. Так что из всех новостей, из всех, блин, новостей во всем мире было только сообщение о жирафе, который катается на водных лыжах, и обо мне. Но это еще бы могло прокатить, если бы меня там представили как таинственного галантного незнакомца, отбывшего в пламенеющий закат. Но нет, про меня написали вполне конкретно. «Все, что я знаю: что его зовут Оск, что он работает продавцом автомобилей в Бирмингеме и что его жене с ним повезло», – говорит осчастливленная официантка.