Рэй Лорига - Пистолет моего брата. (Упавшие с небес)

В конце концов канарейкам удалось загнать кота в угол.

Когда он выкинул ее из машины, машина стояла на месте. Она говорит, что он выбросил ее на ходу, но я знаю, что он был неспособен на такое. Он ничего не сказал ей перед этим и, естественно, ничего не сказал потом. Он остановился посреди шоссе и вытолкнул ее наружу одним пинком. Когда она решила разобраться, в чем дело, он был уже очень далеко.

– Утро мы провели на море. Было совсем рано, и вокруг никого не было, мы поели и выпили пива, и он был очень доволен. Он смеялся. А еще он залез одетым в воду. Я разделась. У меня красивое тело. Грудь маленькая, но ему нравилась.

Она задрала рубашку и показала мне. Шикарная грудь. Шикарная девушка.

– Он был очень красивый, но очень странный. Теперь мне пишут письма. Я не знаю, что с ними делать. Отец меня больше не бьет. Он мне здорово всыпал, когда я вернулась домой, но когда меня начали приглашать на телевидение, он испугался. Он знал, что, если будет продолжать, я расскажу об этом с экрана, так что теперь он меня не трогает. Я теперь звезда. А на звезд никто руки не поднимает, пока они сами этого не захотят. Ты отвечаешь на письма?

– На некоторые, те, что адресованы мне, и даже не на все из них. Большинство написано безумцами. Попадаются и хорошие. Только очень редко.

– У меня то же самое. Почти всегда пишут девочки, которые хотят знать, чем я мою волосы, какого они цвета на самом деле, или просят пристроить их в модельное агентство. Одно агентство меня уже пригласило, меня много раз снимали и еще говорят, что могут послать меня в Японию, только я пока не знаю, хочу ли я этого. И еще мне предложили вести программу на телевидении.

Она говорила об этом с упоением. Казалось, она даже не помнит, что он умер.

– Он не должен был выбрасывать меня из машины.

– Он сделал это ради тебя, если бы он тебя не вытолкнул, ты бы сейчас лежала в деревянном ящике. И прощай Япония.

Она не рассердилась. Она никогда не сердилась. Она умела скользить по поверхности неприятностей, словно по ледяной дорожке.

– Ничего подобного. Если бы я осталась, кто знает, он сейчас был бы жив и даже, возможно, мы бы поехали в Японию вместе.

Скорее всего, она не помнила и о том, что он убил двух человек, одного из них – прямо у нее под носом.

– Я понимаю, о чем ты думаешь, но его не стали бы сажать в тюрьму навсегда. Он был знаменитым.

Мы встретились, чтобы вместе пообедать, но ела только она. Я выпил столько пива, что в конце уже не знал, что говорю. Не знал, что сам говорю, и уж конечно не знал, что говорит она.

– Говорят, в Японии обожают такие вещи. Я не способна никого убить, но они этого не знают. Для них я нечто вроде смертельно опасного европейского подростка. А на этом можно заработать кучу денег. Для меня деньги не значат ни черта, но я хочу путешествовать, хочу оказаться как можно дальше от этого урода с его затрещинами, и от физиономии моей матери, и всего того говна, в котором я жила до того, как он вырвал меня с корнем – будто здоровый зуб из гниющего рта.

– У тебя тут куча писем.

Она достала полиэтиленовый пакет и перевернула сто над столом. Там были сотни писем. У меня дома были такие же пакеты. В мире есть множество людей, которые скорее предпочтут разговаривать с незнакомцем или даже с призраком, чем вообще ни с кем не разговаривать. Она разговаривала со мной.

– Тебя водят к психиатру?

– Да, начали пару недель назад, но я там мало что рассказывал, поэтому мне дали месяц отдыха. Скоро опять начнутся сеансы. Мне еще сказали, что, если мне не нравится этот доктор, мне найдут другого.

– Мне тоже так говорили, но я продолжаю ходить к тому же самому. Я просила, чтобы его сменили, чтобы дали женщину: есть вещи, которые я не могу рассказать бородатому мужику.

– У него что, борода?

– Да, огромная бородища, и вообще он похож на медведя. На больного медведя.

Не знаю почему, но я подумал, что, если бы у моего психиатра была борода, все сложилось бы лучше.

Я наугад вытащил письмо из кучи, как в телевикторине.

Мужчина, который его написал, был полной свиньей, он хотел выдать себя за подростка, но по всему было видно, что ему, по меньшей мере, лет пятьдесят.

– Это противно. У тебя таких много?

– Есть и такие. Один даже прислал мне фотографию своего хрена. Я ее выбросила, да и смотреть там было особенно не на что.

Я попросил еще пива. Мне не нравилось, что она так говорит, на самом деле это была очень чистая девушка.

– Ты не должна была позволять, чтобы с тобой обращались по-свински, не должна была позволять себя лапать. Держись подальше от их потных лап, и от их свиных морд, и от их грязных мыслишек, и особенно – от их грязных хренов.

Думаю, я тогда уже сильно напился.

– Сваливай в Японию и не возвращайся никогда. Японцы – славные люди и совсем тебя не знают. Чем меньше тебя знают, тем меньше тебе могут навредить. Поскорей сваливай в Японию и забирай свои идиотские письма.

Я расплакался, но тут же перестал и сделал вид, что ничего не произошло. Я с девяти лет не плакал. Ей было и страшно, и интересно. Она была необыкновенно красива и посреди пустого ресторана показала мне свои маленькие груди, а я был пьян, и плакал, и был девственником, и мой брат был убийцей, к тому же мертвым убийцей, и все это вместе было уж слишком.

– Ты в порядке?

– Нет, не очень, я никогда не поеду в Японию и вообще никуда не поеду.

Она провела рукой по моим волосам, как гладят ребенка или собаку.

– Не говори так. В наши дни любой может поехать в Японию, это даже не очень далеко.

Я допил пиво и свалил. Даже не попрощался. Просто взял и вышел, прямой, как телеграфный столб.

Если это не так далеко, то мне и ехать туда не хотелось.

Однажды он записал на свой магнитофон голос сумасшедшего. Слова сумасшедшего:

– Не ходите за мной, не знаю, что меня там ждет, не смотрите на меня, не ходите за мной, не слушайте меня, пошли вы все в жопу! руки моей матери никогда больше не обнимут меня, руки моего отца никогда больше не обнимут меня, в моих руках ничего не держится, все рассыпается, все само по себе, никто ни с кем не считается, лучше, лучше, лучше, Бог не знает, во что он вляпался, Бог – это испуганная девочка, у Бога нет велосипеда, у Бога нет члена, Бог завидует, Бог живет на Гавайях, Бог играет на укелеле [17], Бог не знает, куда дальше идти.

Потом было много шума, кто-то жал на клаксон почти десять минут не переставая, думаю, это был владелец машины, которую заперли во втором ряду.

Потом два мальчика разговаривали в парке – мне кажется, это был парк, потому что на заднем плане было слышно, как кричат и играют другие дети:

– Я здесь не останусь навсегда.