Сергей Парфёнов - Виа Долороза

– Пожалуйста, пожалуйста сюда, – не смутился директор, забегая вперед и показывая узкой ладошкой на широкую лестницу, ведущую к началу экспозиции. – Собранию наших экспонатов положил начало Петр Первый, – бодро затараторил он. – Петр Великий учредил на месте бывших оружейных мастерских музей российской ратной славы… После Полтавской битвы сюда были переданы все трофейные орудия и знамена…

Бельцин солидным, основательным медвежьим шагом шел по музейным анфиладам, окидывая хозяйским взглядом музейные экспонаты – оклады в сапфирах и изумрудах, тяжелые золотые кубки-братины, парадные рыцарские доспехи, украшенные червленой позолотой, царские троны и императорские мантии. Взгляд его ни на чем подолгу не задерживался – он словно выискивал глазами что-то совсем другое.

– Ну, где тут шапка Мономаха? – наконец, задал он вопрос, видимо, терзавший его с самого начала.

– Шапка Мономаха? – удивленно переспросил директор Оружейной палаты. – Это дальше…

Он суетливо повел почетных гостей по длинным коридорам в самый конец экспозиции. Там за толстым стеклом небольшой витрины в благоговейной музейной тишине покоились царские короны и несколько золотых головных уборов, отороченных дорогим собольим мехом.

– Вот! – ткнул директор в один из них. – Хотите посмотреть?

Кожухову показалось, что глаза его при этом хитро сверкнули… Но Бельцин не заметил коварного взгляда и важно кивнул. Вытащив из кармана ключи, директор открыл широкую витрину. Сигнализация не сработала – видимо, была отключена заранее. Директор снял с витрины драгоценную шапку и протянул ее Бельцину.

– Это и есть шапка Мономаха? – недоверчиво спросил Бельцин, беря в руки головной убор. Покрутил, принялся рассматривать внимательно. Восемь треугольных пластин из тонкой золотой скани соединялись остроконечной полусферой. По бокам и сверху были укреплены несколько драгоценных самоцветов… Не самых больших… На маковке – крупный изумруд и крест с крупными ягодами жемчужин на концах. Бельцин перевел взгляд на открытую витрину – там стояли другие державные атрибуты – царские короны и великокняжеские венцы. Шапка, которую он держал в руках была отнюдь не самой богатой – на витрине стояли куда более видные и дорогие, – и каменьев, и золота побольше. А эта была вроде и неказистой какой-то…

– И ее действительно Мономах носил? – Бельцин оторвал взгляд от шапки и строго посмотрел на хранителя кремлевских раритетов.

– Трудно сказать, – замялся директор. – О ее происхождении до сих пор спорят… Одни считают ее подарком Царьградского императора Константина Владимиру Мономаху, другие, что принадлежала она раньше татарскому хану, третьи утверждают, что она арабского происхождения…

У Бельцина пренебрежительно скривились тонкие губы.

– Но то, что эта самая древняя из всех – это факт, Владимир Николаевич! – торопливо добавил директор. – До 1682 года ею венчали на царствие всех русских царей. А "Мономаховой" ее впервые назвал Иван Грозный в своем завещании… Там было записано… "Благославляю сына своего Ивана чином царским, царством русским и шапкою Мономаховою, что прислал великому прародителю нашему Владимиру Мономаху император Константин из Царьграда", – процитировал он на память.

Бельцин посмотрел на драгоценный убор уже более уважительно, – теперь он был уверен, что держит в руках самый древний державный символ Руси.

Выходит, именно эту золотую шапку носил и мудрый Мономах, и грозный самодержец Иван, и преобразователь России Петр, – и вот теперь этот жребий достался ему! Власть… Власть – вот что на самом деле держал он сейчас в руках! Бельцин презрительно дернул ртом, вспоминая, что некоторые считают, что власть – его навязчивая идея… Чушь и глупость! Неосознанное желание власти – это мечта идиота… Власть ради власти – бессмысленна, а неосознанные желания свойственны лишь животным, смысл существования которых в отбирании жизни у себе подобных в борьбе за выживание. Но он? Он не идиот и не животное… Он знает смысл жизни! Жизнь – это дар, предоставленный свыше, и глупо его раньше времени закапывать в землю. Высшее наслаждение жизни, высший апофеоз ее – это почувствовать себя СВОБОДНЫМ! Абсолютно и совершенно СВОБОДНЫМ! Не зависеть ни от кого и ни от чего – вот высшая и абсолютная цель, – сделать так, чтобы не ты крутился под этот мир, а мир крутился под тебя! Но только добиться этого можно, когда у тебя есть нужный инструмент… Власть! Власть – вот та точка опоры, которая дает возможность дышать полной грудью, не подстраивать собственные мысли и поступки под серость и посредственность. Бельцин вынырнул от омута собственных мыслей и обернулся к стоящему рядом директору Оружейной палаты.

– А вроде не такая она и тяжелая, эта шапка Мономаха? – снисходительно спросил он у щупленького директора.

– Семьсот граммов всего, Владимир Николаевич… Самая легкая из всех здесь представленных… Остальные тяжелее… – быстро согласился директор. Кожухову показалось, что глаза его при этом снова тонко и хитро сощурились.

– Не велика вроде, – усмехнулся Бельцин… Сказал и нахлобучил шапку на голову. И тут золотая шапка как будто выросла, как будто раздвинула края свои – осела, наползла благородным мехом прямо на президентские брови. Директор торопливо опустил глаза, – он-то знал про это свойство царского головного убора, – в прошлом веке у древней шапки убрали нижние скрепляющие пластины и размер ее стал больше. Бельцин раздраженно стянул с головы коварную шапку и отдал ее обратно хранителю музея. Кивнув на другие уборы, стоящие на витрине, брякнул недовольно:

– А эти чьи?

– Это тоже царские… – торопливо ответил директор и принялся запирать драгоценную шапку под толстое пуленепробиваемое стекло. – Ко всему прочему они ещё символизировали и верховную власть входящих в Российскую империю территорий. Вот эта, например, изображала корону ханства Казанского, эта – царства Сибирского, а эта – Таврического… Все они были изображены на Большом государственном гербе России…

– Ну, а корона Российской империи где? – спросил Бельцин. – Самая большая…

– Тоже здесь… Только в Алмазном фонде… Там и скипетр, и держава…

Закрыв витрину, маленький директор суетливо сунул ключ к себе в карман.

– Пусть их сюда принесут! Я хочу на них посмотреть! – сказал Бельцин.

– Владимир Николаевич, это уже не моя епархия… – директор Оружейной палаты беспомощно развел в руками, застыл в растерянности. Бельцин грозно нахмурился – "Что, значит, не моя? Президент России приказывает!", но потом быстро опомнился и уже поостыв кивнул Чугаю:

– Тимур Борисыч… Иди и договорись! – и добавил ещё строго. – Скажи, пусть готовят документы для их передачи под юрисдикцию России…