Сергей Парфёнов - Виа Долороза

Директор после этих слов напряженно засопел, сердито отвернул голову в сторону, стараясь не встречаться с Сосновским взглядом. Порывшись у себя в кармане, он извлек оттуда скомканный платок и начал обстоятельно вытирать им свою короткую бычью шею. При этом он думал с неприязненнью:

"Вот, хорек! За восемнадцать миллионов решил получить целый завод! Таракан пархатый! Такой везде пролезет… А ведь знает, сукин сын, что мне блоки зажигания позарез нужны, держит ими меня за горло… А у завода сейчас положение, действительно, – дерьмо… Харитонов, под этим соусом, может запросто меня ковырнуть… А скинут – с чем останусь? Трехкомнатная квартира в центре? На книжке сорок тысяч! Что такое сегодня сорок тысяч? Бумажки! Кто знает, что завтра будет? Доллары нужны, доллары!… Доллары они и в Африке доллары! Ну, а если всё-таки организовать эту ассоциацию, тогда что? Кресло мне в этом случае оставят, – это понятно… Но всё равно – деньги, деньги надо делать! Сейчас всё деньги решают… Без денег – ты полное говно и никому твои былые заслуги не нужны… Нет, надо будет ещё поторговаться с этим прощелыгой! Тут главное не суетиться, не торопиться – хорошее дело должно вылежаться… А с этим тараканом мы ещё поговорим… Поговорим…"

В это же время Борис Моисеевич тоже пристально изучал директора, сохраняя на лице невозмутимое выражение.

"Ну, этот-то битюг, согласится – никуда не денется, – проницательно думал он. – Подергается, подергается, но никуда не денется… Некуда ему деваться! Он хоть и не семи пядей во лбу, но это-то понимает… Он ведь до этого кресла не своим умом дошел, а лапой волосатой – это и без микроскопа видно. Я б на его месте озолотился давно, а он заперся в своем кабинете и ни хрена сделать не может… Типичный совковый функционер – и хочет, и не может! Импотент! Привык, что за него всё сверху решают… Но это даже хорошо! Будь на его месте кто-нибудь другой – пооборотистей, да по проворней, зачем бы я тогда был нужен… Но этому битюгу ещё кусок придется кинуть… Пускай заглотит поглубже! Чего он там ещё хочет? Гарантий, да долю для себя от сбыта… Ладно! Гарантии можно будет и в документах ассоциации прописать, а вот со сбытом… Да и со сбытом тоже всё понятно – из тех десяти миллионов, что я запланировал на накладные отдать ему два и пусть заткнется… Или два это слишком много? Пусть уж лучше один – ему и одного хватит… За глаза!"

И, словно спохватившись, Борис Моисеевич с досадой шлепнул ладонью об стол, сетуя на свою растерянность.

– Да! Чуть не забыл, Виктор Васильевич… По моим скромным подсчетам учредители Ассоциации смогут получить в виде дивидендов за год около миллиона долларов… Каждый, естественно…

"Ну вот… Это другое дело!" – и глаза директора под приспущенными шторками век удовлетворенно блеснули. – А то все – "погашение долга правительства Москвы, обеспечение социальной защищенности!" Не надо здесь никому лапшу вешать! Таракан, бляха-муха!" И повернув одутловатое, тяжелое лицо к Сосновскому, спросил размеренно:

– Ну и кто же будет учредителем этой Ассоциации?

– Кроме завода и правительства Москвы, учредителями будем я, вы и мэр Москвы… Если он согласится, конечно…

"Согласится, согласится! Я этого хмыря давно знаю…" – со спокойной уверенностью подумал про себя директор, оценивающе поглядывая на возбужденного Бориса Моисеевича.

Но в слух спросил:

– В качестве руководителя Ассоциации, я так понял, вы видите себя?

– Да… Вас в качестве вице-президента… А Харитонова в качестве Председателя наблюдательного совета…

Директор, помолчал, отвернулся к аппарату селекторной связи и нажал на нем квадратную белую кнопку, сказал в микрофон. – Наташенька, приготовь-ка нам чайку…

А затем, повернулся к Сосновскому:

– Ну? Что будем делать?

– Думаю, надо позвонить мэру Москвы, – сказал Борис Моисеевич и нетерпеливо заерзал на стуле. Директор, казалось, на некоторое время задумался. В этот момент в кабинет вошла секретарша, – внесла поднос с чаем и печеньем. Лицо у нее было белое, гладкое, успокоенное в безмятежной сытости. Такие лица бывает только у людей, полностью довольных жизнью. По виду ей было немного за тридцать. Черная юбка плотно обтягивала крупные ягодицы, под розовой блузой выпирали крепкие, сильные груди. Сосновский, взглянув на нее и подумал, что у такого директора должна быть именно такая секретарша – дородная, в теле, совсем не то что нравится молодым – длинноногие и худосочные. Секретарша дежурно улыбнулась и выставила с подноса на стол чашки.

– Спасибо, Наташенька, – сказал директор. Секретарша вышла, покачивая крутыми бедрами, а директор взялся за телефон и набрал телефон мэрии.

– Приветствую, Павел Гаврилович, – сказал он в трубку. – Да, это я беспокою… Да, вот все в заботах, в делах… Обстановка? Сложная… Но руки не опускаем… Работаем… Собственно потому и звоню… Тут появилось интересное предложение… На меня вышли предприниматели… Предлагают организовать автомобильную ассоциацию, которая может погасить долги Москвы перед "Икаром". Что просят? Чтобы на время погашения долга ассоциация стала представителем московского правительства на заводе. А что предлагают? Хороший вопрос, но думаю лучше не по телефону…

Сосновский, быстро вырвал листок из блокнота, написал на нем: "4 Волги для мэрии" – и показал его директору.

– А вот, тут помимо всего прочего предлагают безвозмездно передать мэрии четыре "Волги", – бодро сказал директор в телефонную трубку. – Мало?

"и Мерседесс", – быстро приписал на листе Сосновский.

– И Мерседес ещё… Представительский… – невозмутимо добавил директор. – Нормально? Когда вас ждать Павел Гаврилович? На следующей недельке во вторник… Хорошо… Мы подготовимся…

"Черт! Я не говорил представительский!" – кусая с досады губы, подумал Сосновский, но директор уже положил трубку. Обернувшись, произнес с доверительными нотками:

– Ну, Борис Моисеевич… Считай, дело сделано! Кстати, что ты там на счет десяти тысяч блоков зажигания говорил?

Сосновский даже не удивился, что директор так быстро перешел с ним на "ты".

Двухнедельные гастроли по Сибири завершились и теперь Игорь Таликов вместе со своей группой возвращался обратно в Москву… В московском аэропорту Домодедово их встречал Аркадий Резман. После принятых в таких случаях объятий, дружеского похлопывания по плечу, неказистых шуток и взаимного подтрунивания, багаж и аппаратура были получены, дружно перетащены и расфасованы по машинам и коротенький кортеж, состоящий из старого УАЗика и красной девятки Резмана, в которую скопом набились музыканты ансамбля, катил по Каширскому шоссе в сторону Москвы.

– Ну, как отгастролировали? – весело спросил Аркадий. – Чего было интересного?