Милорад Павич - Страшные любовные истории

– Хорошо, а ты приведешь читателя или читательницу?

– Кого найду.

– А что, это редкие звери?

– Зависит от рассказа. Иногда их даже бывает много. Столько, что не поместилось бы в такую комнату, как эта.

– Только смотри, чтобы вместо читателя тебе не попался какой-нибудь сопляк с F. L. U.

– Ну, это-то проверить как раз нетрудно. Пусть, когда я его приведу, Ингерина встанет напротив этого зеркала с дыркой и внимательно проследит, отразится ли читатель в зеркале. Если она не увидит там его лица, значит, он настоящий. Потому что читателя нельзя увидеть в бумажных зеркалах из книг, таких как наше.

Конечно, никто не поверил, что Яуцин выполнит свое обещание, однако в следующий четверг в комнату влетел Павле Борнемиса, вынул изо рта свою крепкую трубку и выпалил:

– Он пришел!

– Кто пришел?

– Читатель!

– Как он выглядит?

– В кожаной куртке, рукава блестят, как сапоги.

– Где ты его нашел?

– Он сам пришел, через камин в саду. Но отказывается войти. Представляете, эту комнату он называет комнатой, в которой исчезают шаги.

– Что он имеет в виду?

– Спросите сами. Он говорит, что уже бывал в ней. И что сделал здесь несколько шагов и потом их потерял.

– Врешь!

– Может быть, хотя, однако, в то время как между тем, должно быть, нет… Конечно вру.

Эти слова Павле вызвали взрыв смеха. И тут, к общему изумлению, вошел Яуцин, за которым действительно следовал гость. Это был какой-то совершенно незнакомый нам чудной тип, немного моложе нас. Пока он по порядку знакомился с присутствующими, Павле шепнул мне:

– Если ты угостишь его сигаретой, то он сначала вытащит из кармана компас, чтобы определить, где юг, и только после этого закурит…

Я рассмеялась и встала рядом с продырявленным зеркалом, чтобы проверить, кто он такой. То есть читатель он или нет. В зеркале никого не было. Там просматривалась только его тень, распростертая по книгам, стоявшим на полке. Тут он рассмеялся, одновременно рассмеялась и его тень.

– В этом зеркале ему не удалось бы побриться, – заключила я. – Значит, он настоящий!

Когда все сели, Яуцин триумфально заявил:

– Вы мне не поверите, но наш гость знает автора этой истории!

После этих слов поднялся невероятный галдеж, а Лена прямо спросила:

– Разве у нашей истории есть автор? – в ответ на что все засмеялись, а читатель сказал, что да, есть, что он видел его один или даже, может быть, два раза и даже с ним вместе, в компании, пил кофе…

– А он что-нибудь сказал?

– Да.

– Может быть, сказал что-то в связи с какой-нибудь своей историей?

– Вот именно. Дело было так.

– Знаете, когда человек бывает самым умным? – спросил нас писатель в тот вечер за кофе. – Не знаете? Ну так я вам скажу. Нужно взять с килограмм медовой ракии, той самой, от которой и на третий день валишься со стула, немного очищенных яблок сорта «петровача» и соленых огурцов. Пить нужно из самых маленьких, крошечных, рюмочек, медленно, в обществе одного, самое большее – двух настоящих друзей. И обязательно с хлебом. Выпить все, лечь спать, и, когда во сне с тебя сойдет похмелье, проснешься умнее, чем когда бы то ни было. Но имейте в виду, длится это недолго. Постоянно быть самым умным не может никто… И вот вчера взяли мы с Алексой медовой ракии, выпили, и уже под утро я отправился домой проспаться. Заснул, во сне освободился от похмелья, как это и должно быть, но проснуться никак не мог. Сплю, сплю, во сне разгоняю хлопушками для фейерверков каких-то лошадей, как тут из мрака возникает женская рука и будит меня из сна. Я в ужасе вскакиваю и спрашиваю:

– Кто ты такая?

– Я – твоя история, – отвечает из темноты женский голос.

– Какая еще моя история?

– Понятия не имею. Ты меня еще не написал.

Я пытаюсь нащупать выключатель, чтобы зажечь свет, а она говорит:

– Не зажигай!

– Но я хочу тебя увидеть, – отвечаю я и чувствую через темноту, как чудесно пахнет эта рука, которая меня теребит.

– Если ты не видишь меня в темноте, то не увидишь никогда.

– Так что же мне делать?

– Вот уж глупый вопрос! Включай компьютер, а не то я уйду к кому-нибудь другому.

«Шуток нет», – подумал я, а мои мысли, чистые и быстрые, рванулись в сторону утра, которое уже стучало в окно стеклянными перстнями. Это та самая мудрость, о которой я вам говорил. Похожая на молнию или солнечное молоко. Я включил компьютер и написал историю.

– Расскажи!

– Не могу. Ее больше нет.

– Что, улизнула?

– Нет. Напротив. Она прекрасно удалась, словно кто-то вел мою руку. Когда я ее закончил, уже рассвело, но я, усталый и довольный, прилег еще немного подремать, однако вскоре меня разбудило поросячье верещание холодильника, у которого включился мотор. Тут я, полусонный и все еще валяясь в кровати, услышал, что в полумраке комнаты кто-то жует. Встал, осмотрел комнату – ничего. Снова лег, и снова кто-то зажевал, – кажется, возле стола. Слышно было прекрасно, даже кости на зубах трещали. Разозлившись, я вскочил и зажег свет. И увидел, что компьютер пожирает мою историю…

«Что это ты делаешь?» – спросил я его потрясенно, а он ответил: «Писатель, который умнее своих историй, ошибся в выборе профессии».

– Это означает, что рассказа больше нет? – спросили в один голос все, кто слушал писателя.

– Да, его нет, – ответил он, – или, точнее было бы сказать, то, что осталось от истории, я назвал «комнатой, в которой исчезают шаги»…

После этих слов общий интерес резко пошел на убыль. Напрасно читатель пытался рассказывать, что, услышав от писателя этот рассказ, он тут же взялся читать ту историю, о которой шла речь, напрасно Лена предлагала гостям виноград, хлеб и ракию – разочарования было уже не рассеять. Обнаружилось, что Яуцин умнее читателя, что я в эротическом смысле опытнее его, а апофеозом стал тот момент, когда мы начали кормить у окна галок, которые прилетели в сад с берега реки. Читателя они совершенно не боялись, оказалось, что они его просто не замечают. Птицы вели себя так, словно он не существует, а он схватил одну из них за ногу. Галка улетела, даже не почувствовав, что он ее держит. После этого читатель развалился в кресле, усевшись прямо на Ленину кошку, которая этого не заметила, и начал делиться своими воспоминаниями.

И тут возникло ощущение волшебства. Читатель не только умел складно говорить, ему просто необходимо было высказаться, потому что в противном случае он, казалось, просто лопнул бы по швам. Напряжение нарастало, мы просили его продолжать дальше, некоторые из девушек прослезились, потому что история была о любви, но тут вдруг прямо посреди фразы Павле Борнемиса перебил его, торжественным тоном заявив: