Антонио Редол - Белая стена

– Где?! Где мне достать их, сеньор доктор?…

– А вот это, сеньор Зе Мигел, вот это меня не касается.

– Значит, я должен проглотить пилюлю, так что ли? Должен отдуваться за всех. И только я один…

– Я сделал почти невозможное, чтобы вытащить вас из этой истории, сами знаете; но мои средства воздействия ограниченны. Моих слов уже недостаточно; в ваши обещания люди не верят.

– Вы вели переговоры с банками?

– Вел. Они уже не принимают ваших векселей: они считают, что вы уже не в состоянии нести ответственность за свою подпись.

– Короткая у них память…

– Банки не могут подвергать себя почти верному риску, Зе Мигел!… Вы – человек разумный, должны разобраться в ситуации.

– Чепуха, доктор, чепуха! Давайте поглядим, как отнесутся к делу друзья; поглядим, сколько у меня осталось настоящих друзей.

– Вы не можете дать гарантий.

– Не говорите так со мной, черт побери! Вы хорошо знаете, знаете лучше, чем я…

– Зе Мигел!… Вы стали утрачивать хладнокровие и говорить вещи, в меньшей степени соответствующие истине.

– Хотите сказать, я очки втираю?!

– Спокойнее, старина! Так мы не договоримся. Успокойтесь! Я понимаю, вы вне себя, еще бы – столько лет работы, и вдруг такое. В жизни все бывает! Вы делали дела, которые принесли вам деньги; в одиночку вам, естественно, было не справиться, а теперь вы не можете требовать от людей, чтобы они вернули вам то, что заработали в содружестве с вами.

– Но ведь скольким я помог, сеньор доктор? Вы помните? Мне не нужно напоминать вам, сеньор доктор.

– Вы человек щедрой души, Зе Мигел, что правда, то правда!

– Я был машиной, чтоб делать денежки для этих лакомок. Когда они чуяли опасность, сразу бросались ко мне: расписывали мне дельце, какое оно выгодное, доставали бумаги, чтобы можно было провезти контрабанду, им все легко было, ведь в случае чего я бы их не выдал. Никогда я ни одного имени не назвал!

– Так ведь и они никогда не скупились по отношению к вам, Зе Мигел! Дела делались по-хорошему…

– Но каштаны из огня таскал я, сеньор доктор! Я занимался всей черной работой и днем, и ночью, якшался с разным сбродом, рискуя шкурой, а они в это время поигрывали в картишки здесь в клубе или сидели спокойненько у себя дома, ждали, пока я набью им мошну. Я много денег заработал, сеньор доктор!

– Вам же выгода…

– Меньшая, чем люди говорят, сеньор доктор! Это же видно!…

– Вы утратили перспективы.

– Хотите сказать, сижу в дерьме?

– Не в этом дело, Зе Мигел. Хочу напомнить вам, что вы часто теряли голову и поступали вопреки моим советам. Припоминаете?! Похоже, что нет, но я напомню: когда война кончилась, я посоветовал вам продать автофургоны и погасить задолженности; расстаться с земельными угодьями, которые приносили вам одни убытки, хотя земля – ваше хобби, и приобрести доходный дом, а то и два. А вы что мне сказали?!

– Что все тогда думали: война будет продолжаться и моя организация еще понадобится. Это же в глаза бросалось.

– Вам одному…

– Американцы тогда подвели. Но они тоже окажутся в дерьме рано или поздно, если не начнут бомбить русских.

– Дайте яблочку созреть…

– Так а я о чем, доктор Каскильо. Пускай подождут!… Кредиторы пускай подождут. Я выплачу все долги, но пускай подождут. Того, что у меня есть, хватит, чтобы всем заплатить, если люди не будут меня торопить, словно их припекло!

– Люди боятся.

– Когда похоже, что пес взбесился, всякий норовит швырнуть в него камнем, верно? Никто не помнит, сколько добра нес сделал.

– Про вас много слухов ходит, Зе Мигел.

– Я хорошо их знаю: когда война была в разгаре, почти все были за немцев, а потом, гляжу, почти все давай кричать ура американцам и прочим. В сорок пятом они насчет свободы распинались и всякого такого. Где же у людей честь, черт побери? Я-то всегда был за англичан, это всем известно. Дела вел и с теми, и с этими, дело есть дело, но всегда держался одной линии. Штопор просил меня, чтобы я спрятал его в случае чего. А теперь он говорит мне, что я много денег потратил на женщин. Ну потратил, и что?!

– Спокойствие!

– Спокойствие хорошо для внешнего вида, доктор Каскильо. Когда человек погиб, давать ему советы – дело зряшное. Не хотят они мне помочь, ладно. Мы друг друга понимаем. Хотят посадить меня на скамью подсудимых и свести со мной счеты, и честь у меня отнять, и достояние. Ну ладно же! В день суда я все судье выложу, никому пощады не дам. Все расскажу, язык без костей. Пускай зарубят это себе на носу.

– А доказательства?

– Какие еще доказательства?!

– Как вы все это сможете доказать?

– Свидетели будут.

– Какие?!

– Найдутся, и немало!

– В такие дела никто не сунется, Зе Мигел. Успокойтесь! Приведите в порядок нервы, старина!

– Подождать, пока они меня прикончат, как быка в испанской корриде, так что ли? Вы же знаете…

– Все, что я знаю, Зе Мигел, – профессиональная тайна. Все, что знаю, уже забыл. И вам нужно убедить себя сделать то же самое.

– Вы еще об одном забываете, сеньор доктор. Забываете, что я вам платил помесячно.

– За юридические консультации, и только. Меня в эти истории не впутывайте.

– Мы немало делишек вместе провернули, сеньор доктор.

– Не отрицаю, Зе Мигел, не отрицаю. Но если бы вы заговорили об этом на суде, мне пришлось бы опровергнуть вас. Когда люди – хозяева своему слову, они не выставляют чужое грязное белье на всеобщее обозрение. Понятно?

– Только мое можно, да? Но этот номер не пройдет, могу поручиться: прежде чем меня упрячут в тюрьму, я уложу двоих, а то и троих. На это меня хватит!

– До такой крайности дело не дойдет, Зе Мигел! У вас много друзей!… Некоторых я знаю. Вам надо приготовиться к худшему, но не отчаивайтесь. Я продолжаю маневрировать. Ничего не продавайте, не то переполошите людей еще больше. Живите тихо, не разъезжайте по городу верхом и ждите.

– Ждать, пока меня подцепят на крюк? Правильно?! Вы считаете, что это хорошо, черт побери?

– Что я считаю, роли не играет. Нам нужно спасти, что возможно, чтобы вы могли начать жизнь заново. Силенок у вас хватит…

– Еще как хватит, доктор, еще как хватит! То-то будет потеха, когда я выскочу на арену, чтобы испытать свои силенки. Если вы мне друг, уладьте дело по-хорошему. Мне уже надоело. Того, что у меня есть, хватит, чтобы всем заплатить, вы знаете, доктор.

– Если дело не дойдет до суда. Потому что, если дойдет до суда, все ваше имущество подешевеет вдесятеро. Когда начинается аукцион, все теряет цену. А гут еще гербовая бумага, судебные издержки, черт в ступе – все на вашу голову, и вы кончите в тюрьме, Зе Мигел. Поэтому я вам говорю: добудьте триста конто – пусть даже за двадцать процентов на полгода.

– И вы даете гарантию, доктор?