Ди Би Си Пьер - Вернон Господи Литтл. Комедия XXI века в присутствии смерти

– Дамы, – говорит Лалли, – это же просто ни в какие ворота не лезет. Вы знаете, сколько в нашей стране людей с фамилией Ледесма Гутьеррес? А еще – вы когда-нибудь видели, чтобы я чинил телевизор?

– Нет, – хором отвечают дамы.

– А в самом телевизоре вы меня видели – как я веду репортаж, в самом начале новостной программы?

– Ну, конечно, – говорят они и жестами приглашают пастора с ними согласиться. – Мы и сами снимались в этом репортаже!

– Вот, спасибо! – говорит Лалли. Он поворачивается ко мне. И смотрит. – А теперь, в свете всего, что нам только что пришлось выслушать, и, честное благородное слово, в целях нашей же собственной безопасности, я звоню в полицию.

– Ой, Лалли, не надо, ну пожалуйста , – вскидывается матушка.

– Прости, Ванесса, но, боюсь, я просто обязан так поступить. Мальчику необходима срочная помощь.

И тут, как только у меня возникает чувство, что вселенная начинает просачиваться у меня между пальцами, Судьба ходит с джокера. Звонит телефон. Матушка застывает на иолу-блядь-всхлипе, полу-ёбаном-вздохе. Все прочие изображают музей восковых фигур.

– Я возьму трубку, – говорит Лалли.

– Щас прям. – Я пулей бросаюсь вперед и загораживаю от него аппарат. – Мам, иди возьми ты.

Моя старушка, сгорбившись, встает с дивана и с самой трагической миной, которая только есть в ее репертуаре, сияя распухшими глазами и носом, тащится к телефонному столику. Прежде чем снять трубку, она встречается глазами с каждым, и особенно с Лалли. На Лалли она глядит умоляюще – как Побитая Собака. И тут, как по мановению волшебной палочки, голос у нее становится сливочно-гладким.

– Алло? Мистера Ледесму? Да, конечно, а позвольте узнать, кто его спрашивает?

Она передает трубку Лалли.

– Это из Си-эн-эн.

Я выхватываю у нее трубу:

– Миссис Ледесма?

– Вернон ! – рычит матушка.

– Вы помните меня? Из Мученио…

– Кто это говорит ? – переспрашивает меня молодой женский голос с нью-йоркским акцентом.

Лалли отбирает у меня трубку и отворачивается лицом к стене.

– Ренэ? Извини, пожалуйста, тут все в последнее время просто с ума посходили. Дали добро на сериал? Фан- тастика !

Не оборачиваясь, он показывает дамочкам поднятый большой палец.

– В зависимости от чего? Без вопросов. У нас еще не проработаны: второй ствол, подозреваемый и городская общественность, которая приходит в себя после постигшей город трагедии. Тут можно раскручивать тыщу тем одновременно.

– Знаете, – шепотом говорит матушка, обращаясь к дамам, – я, но правде говоря, еще не решила, что лучше – Ванесса или Ребекка …

– А по мне бы и Дорис вполне на месте, – ворчит в ответ Джордж.

Лалли заканчивает разговор. И несколько секунд болтает трубкой над аппаратом, прежде чем поднять голову. Дамочки заглядывают ему в глаза, пастор Гиббонс играет в карманный бильярд. Потом Лалли роняет трубку, «кряк», сворачивает ладонь лодочкой, кладет ее себе на яйца и выходит на середину комнаты.

– Прежде чем мы откроем шампанское, нам, как мне кажется, нужно решить одну проблему. Сугубо человеческую.

Он резко переводит взгляд на меня.

– Твое поведение, Вернон, выходит за всякие мыслимые и немыслимые рамки. Это просто какой-то кошмар, если принять во внимание все сопутствующие обстоятельства.

– Да не ебись ты, сука, раком, – отвечаю я.

– Вернон Грегори ! – взвизгивает матушка. Лалли проводит под губами языком, из щеки в щеку.

– Хотя бы из чистого сострадания я не могу не признать, что настало время вверить мальчика заботам тех людей, которые действительно могут ему помочь. Когда необходима профессиональная помощь, любое промедление с нашей стороны может серьезно сократить его шансы на выздоровление и возврат к нормальной жизни.

– Это тебе необходима профессиональная помощь, – говорю я. – Лало .

– А мне казалось, что под надзор психиатра отдали именно тебя . – Он делает паузу, чтобы усмехнуться, чтобы вспомнить о чем-то важном. – Как только тебе в голову пришло выдумать этакую историю. Ребята в Яблоке просто животики себе надорвут, когда я им все это расскажу.

Он сверяется с часами.

– Сидят сейчас, наверное, в «Бантиз» – а что, самое время.

Матушка шепотом дает дамам подстраничную сноску:

– Там у них есть такой бар, называется «Бантиз», – может, слышали название? «Бантиз»?

– Или в «Велвет Моуд», и лопают дыню в ромовом соусе, – говорит Лалли. – Надо бы им туда звякнуть. Сразу после того, как свяжусь с шерифом.

– Лалли, ну, пожалуйста , не надо, – говорит матушка. – Давай все-таки подождем до утра, я в том смысле, что, ну, понимаешь, у него живот болит. Видишь ли, у него это, э-э, недомогание…

Звонит телефон. На лицах вспыхивает ожидание праздника, как будто сейчас по прямому проводу из Нью-Йорка начнут раздавать подарки. И только Лалли как-то напрягается. Самое время лошади перестать демонстрировать на сцене чудеса математической смекалки. Я хватаюсь за трубку. Он выдирает ее у меня из рук.

– Резиденция Ле Бурже? – Он пытается одарить дамочек привычной улыбкой – славный парень, свой в доску, но как-то она у него подрагивает по углам рта. – Прошу прощения, вы, вероятно, ошиблись номером.

И дышит он куда чаще, чем следовало бы.

Я перепрыгиваю через его ноги и нажимаю кнопку интеркома. И в комнату врывается голос миссис Ледесмы:

– Лало, боже ты мой, Лало? У меня совсем кончились продукты, Лало, я прошу тебя…

Губы у Лалли начинают дергаться совсем уже неподконтрольно, глаза так и мечутся по комнате.

– А-а, так это ты, – мямлит он.

– Как ты мог меня бросить, и так надолго, – плачет в трубку бедная старушка. – Es que no queda nada Eulalio, hasta mi cama se lo han llevado …

– По-английски, скажите все это по-английски! – кричу я, стараясь, чтобы она меня услышала на том конце провода.

Нога Лалли выстреливает откуда-то снизу, и я вверх тормашками лечу на ковер. Он отключает интерком.

– Бедные вы мои, – говорит он в трубку. – Я же строго-настрого велел людям из телекомпании навещать вас, пока я буду в командировке…

Я пытаюсь прорваться к кнопке громкоговорителя, но он отмахивается ногой и держит меня на расстоянии.

– Да, я все понимаю, хорошая моя, но психические расстройства излечимы, потому-то я и оказываю вам помощь, потому я всем сердцем и отдаюсь работе с тобой – и с другими нашими красавицами, с прекрасными леди из нашего милого дома…

Я умудряюсь все-таки доползти до дальней стороны телефонного столика, по-пластунски, на животе, но Лалли наскоро прощается и швыряет трубку. Телефон звонит снова. Он выдергивает шнур из розетки. Всяческое дыхание в комнате замирает – вместе с агрегацией тромбоцитов, или что там еще делают человеческие тела для поддержания жизнедеятельности.